Россия представляет особую историческую модель, и невозможно обойти вопрос о едином национальном культурном коде. Писатели Александр Бобров и Юрий Головин, которые преподают на кафедре журналистики Московского государственного университета культуры и искусств, беседуют об этом с заместителем министра культуры, секретарём правления Союза писателей России Григорием Петровичем Ивлиевым, курирующим, к слову, и высшие учебные заведения культуры.
Юрий Головин. Григорий Петрович, думаю, что сегодняшний разговор следует начать (или продолжить, учитывая вашу статью в «ЛГ») с Закона о культуре, тем более что вы, будучи председателем Комитета по культуре Государственной Думы РФ, были одним из авторов этого закона и инициатором его продвижения по думским лабиринтам. В связи с этим разрешите вас спросить, так какую же главную задачу преследует этот закон и что изменится в нашей жизни, прежде всего жизни деятелей культуры, после его принятия?
Участники реконструкции сражения 1812 года между Российской армией и войсками Наполеона на Бородинском поле; РИА «Новости»Григорий Ивлиев. Во-первых, до принятия закона всё ещё далеко и, поверьте, ещё не одну битву нам придётся выдержать, прежде чем он будет принят. И здесь я очень надеюсь на поддержку средств массовой информации. А разговор о культуре, если он, конечно, серьёзный, действительно лучше начинать с закона, с чёткого определения, что мы подразумеваем под словом «культура», о какой культуре мы ведём речь. Например, сегодня активно, в том числе и в политике, употребляется понятие «сохранение культурного пространства». Какого пространства, какими методами? С помощью закона следует создать механизмы сохранения и использования этого самого культурного пространства, определить способы защиты смысла и содержания культуры, показать нормативные рычаги воздействия на все слои общества: и на преподавателя, и на студента, и на чиновника, и на деятеля культуры. Если мы этого не сделаем сейчас, то в ХХI?веке с его запредельной регламентированностью, с одной стороны, а с другой, беспрецедентным проникновением в нашу жизнь всё более мощных информационных потоков, а с ними и разнообразных субкультур мы полностью потеряем нравственные ориентиры вплоть до самых простых – что такое «хорошо» и что такое «плохо».
Ю.Г. То есть из ваших слов следует, что только с помощью освоения и осознания культуры или культурного пространства мы способны осознать и нравственные законы?
Г.И. По крайней мере именно закон должен предоставить нам ясные и понятные правила и механизмы взаимодействия людей в культурном пространстве. Приведу пример. Сегодня в Россию приезжает огромное количество иммигрантов из стран с совершенно другим менталитетом. Мы говорим, что они должны уважать нашу культуру, обычаи, традиции. Но как это должно проявляться в реальной жизни? Они что, просто не должны носить паранджу или не должны резать на улице у всех на виду баранов во время своих праздников, а может, они должны знать наизусть Пушкина или прочитать пресловутые сто книг русской классики? А коренные русские Пушкина наизусть знают? А может, сдать экзамен по русскому языку и русской истории? Неизвестно. Никакого правового требования у нас к ним сегодня нет. То есть нет никаких правил поведения в обществе, определяющих отношение к культуре. Не к высокому искусству (здесь более-менее всё понятно, хотя механизма, определяющего высокое искусство, как и правовой статус художника, им занимающегося, мы тоже не имеем), а именно к культуре, то есть нравственным принципам и идеалам, господствующим в нашем обществе.
Александр Бобров. 2012-й объявлен Годом российской истории. С некоторым запозданием, правда: времени на реализацию конкретных и весомых программ немного. С другой стороны, следует вспомнить, что в 2013?году весь славянский мир и Россия как главная составляющая и опора этого мира будет отмечать несколько сияющих дат: в 863?году, 1150?лет назад, равноапостольные братья Кирилл и Мефодий создали нашу письменность, а 150?лет назад начали отмечать этот праздник в России. Сможем ли мы когда-нибудь, как в Болгарии, сделать этот единственный церковно-государственный праздник воистину общенациональным? Все подобные вопросы и вехи возвращают к главной духовной ценности – Слову, литературе как запечатлённой национальной идее.
Г.И. Год истории и был объявлен потому, что мы понимаем: в историческом развитии сейчас, на переломе, России очень важно постичь, откуда есть-пошла земля Русская, каково её место в расколотом славянском мире. А ещё для нас, Министерства культуры, например, очень важно определиться сейчас с советским этапом, сделать шаг в его осознании, в раскрытии архивов. Это создаёт другую информационную среду, новое осознание действительности. Мы-то с вами выросли в другой идеологии, иное у нас было источниковедение. А сейчас пришёл период, когда выплыли новые знания, они стали легкодоступны. В биении общественной политической мысли мы видим, что всё жарче на телеэкранах спорят, например, кто же из действующих лиц действительно либерал и что такое вообще русский либерализм? Взять тот же ельцинский период истории. Кажется порой, что мы вообще не поняли, что совершилось за те 10?лет. В основном всё сводится к социальной разрухе и экономическим переменам. А что случилось с государством, с человеком, с культурой этого человека? Вот какие вопросы надо поднимать. И не только по книгам. Нам нужно использовать сейчас информационные технологии, возможности книги в цифровом формате, той самой, которая освещает эти проблемы. Сделать такие книги доступными для всех. Конечно, для этого нужны и значительные средства. Но здесь важно отметить, что Год истории объявлен не для того, чтобы государство просто потратило какие-то деньги на определённые исторические программы. Нам важнее, чтобы общество предложило механизмы своего собственного участия в формировании правильного представления о нашей истории, о важной её роли в общественной жизни. Надо представить детям исторические факты таким образом, чтобы те же школьники поняли, что они живут в великой стране, что у них были замечательные предки, что у этих предков были великие идеалы. Вот смысл года истории! А формы? Да, формы могут быть и традиционные: создание фильмов, книг, песен. Кстати, и подготовка журналистов, которые способны писать на исторические темы. Они должны быть образованными, они должны знать отечественную историю, если берутся писать и снимать.
Ю.Г. Вам не кажется, Григорий Петрович, что Владимир Путин в упомянутой выше статье как-то по-новому определил пространство русского. Пространство не только русской культуры, а в целом русского элемента жизни. Причём, обратите внимание, в сложной политической ситуации, когда такие заявления и выработка подобной политики имеют принципиальное значение для настроений в обществе.
Г.И. Действительно, он показал это во всей сложности – не просто как соотношение русской культуры и национальных культур народов России, а именно как вплетённость элементов национальных культур в русскую культуру. Полиэтническое государство складывалось веками. Оно не родилось в предвыборной кампании – это вековое соотношение культур в нашей стране. Оно навевалось присоединением к России каждой национальной земли. Важно, что это заявлено как государственная политика, как требования, которые необходимо выработать в государственной политике, что позволит нам найти ресурсы в обществе и государстве, дабы укреплять эту модель, сберечь, соединить нацию, исключить механизмы, которые разрушают это единение.
Мне, например, запомнилось высказывание Путина, когда он подчеркнул, что носителями русской культуры очень часто являются люди отнюдь не русского этноса. Действительно, Чингиз Айтматов, к примеру, или Фазиль Искандер были для нашего поколения весьма значимыми писателями. И именно через русскую культуру они стали всемирно знаменитыми.
А.Б. Давайте снова вернёмся в Год истории, в год 200-летия Бородинского сражения. Во время проведения последнего фестиваля «Бородинская осень», куда и вы приезжали, случайный водитель-энтузиаст повёз меня специально к повороту на Багратионовы флеши и Спасо-Семёновский монастырь, где появилась усадьба из нескольких строений (трудно сосчитать, когда между ними сверкают на солнце пластмассовые крыши каких-то парников, а на забор бросается спущенная с цепи овчарка), но ясно: она вывалилась за границу Семёновского – к пойме ручья, закрывая вид на обелиски.
Г.И. В февральские морозы мы провели выездное совещание по поводу незаконной застройки территории заповедника «Бородинское поле», в котором приняли участие все заинтересованные стороны – от Министерства культуры до районной администрации и руководства музея. Перед совещанием мы совершили рабочую поездку по самой территории Бородина: новых объектов незаконного строительства не выявлено. По фактам прежних застроек идут судебные разбирательства – 64?дела! Уверен, что они будут доведены до конца.
Также принято решение о создании рабочей группы при управлении Министерства культуры по Центральному федеральному округу по вопросам, связанным с Бородинским музеем-заповедником, в которую вошли представители прокуратуры и МВД. По данным следователей, на территории заповедника было незаконно возведено более 100?жилых домов и различных хозяйственных построек. Все они будут снесены! Так что о бездействии не может быть и речи! В ближайшее время будут утверждены границы памятника и режимы использования всех земель на его территории.
А.Б. Но вот что с грустью отмечаю: всё меньше школьников приезжает на Бородино, большой пионерский лагерь возле поля не действует, бассейн и стадион – запущены, лишь в части корпусов – гостиница. А ведь здесь можно было сделать огромный патриотический центр для школьников! Мы сильно уступаем прошлому внешкольному, внеклассному образованию. Об этом, как ни странно, дважды в феврале горячее всех говорил Святейший Патриарх, призывая не сбрасывать всё на плечи родителей, занятых добыванием хлеба насущного или своими увлечениями. Многое утрачено.
Г.И. Насчёт «сильно уступаем» я бы не стал так говорить. Нельзя забывать: у нас сейчас учится полтора миллиона детей в школах искусств, музыкальных и художественных школах, более 100?тысяч – в вузах культуры и искусств, подведомственных Министерству культуры. В процентном отношении это даже больше, чем в СССР, потому что у нас количество детей уменьшилось, – не забывайте, насколько. Конечно, что-то потеряли, но вциомовские исследования показывают, что охват широк. И потом, не надо преувеличивать наш культурный багаж при советской власти. Он тоже не задевал бoльшую часть общества. Посмотрите процент читающих в советской стране – их тоже было не более, чем не читающих. Другое дело, что сменилось публичное соотношение: если в Советском Союзе только читающие, образованные могли быть профессионалами в публичной сфере и допущены к выступлениям, к микрофону, к телеэкрану, то сейчас и необученные, не читающие люди начинают что-то диктовать обществу. А что они диктуют? Только то примитивное, что понимают. Это, конечно, огромная проблема для нас для всех.
Ю.Г. Извините, но мне кажется, что сегодня в нашем обществе господствует только один принцип, один идеал – деньги! Такое ощущение, что мы буквально рухнули, как в колодезь, в это самое общество потребления и вот-вот там и захлебнёмся, так и не добравшись ни до какой культуры. А ведь многое у нас было. При всех недостатках прежде всего идеологического характера в СССР был общественный запрос на духовное, нравственное содержание культуры. Вспомните, к примеру, эффективнейшую систему детского творчества в различных кружках в домах пионеров и клубах, заметьте, абсолютно бесплатную, то есть доступную для каждого. Или уникальную, по сути, единственную в мире систему детских театров. А литературно-художественные журналы – это же целый культурный пласт, по сути, воспитавший поколения советской интеллигенции. Всё это безвозвратно разрушено.
Г.И. Постойте, я хорошо понимаю ваш пафос, но не надо всё смешивать в одну кучу. Я, к примеру, абсолютно не склонен идеализировать советскую систему, в том числе в сфере культуры. Хотя там действительно был общественный запрос, сформулированный, кстати, как раз деятелями культуры, писателями. Сегодня такого запроса нет. Вот вы, известный поэт и публицист, а вы писатель, доктор наук, т.е. по определению лидеры общества. Так сформулируйте мне, чиновнику, каков сегодня общественный запрос в сфере культуры, и я готов его исполнить. Кстати, никто ведь не закрывает литературно-художественные журналы, их даже стало в разы больше. Но в том-то и вопрос, их никто практически не читает. И детские театры у нас есть, их не меньше, чем при советской власти. Но скажите мне, что в них ставить, чтобы туда пошли дети, подростки и чтобы им там было интересно. «Гарри Поттера»? Но вы же и возмутитесь: куда смотрит Министерство культуры? Чтобы оторвать молодёжь от всяческой интернетовской дребедени, нам нужно разработать десятки, сотни своих современных сайтов, наполнить их соответствующим контентом, в котором бы нравственное начало было главенствующим.
А.Б. Это, конечно, важно, но ведь беда ещё и в нынешней государственной политике в сфере образования. Сегодня ни в выпускном классе, ни в большинстве институтов литературу, а поэзию тем паче уже не изучают! Моя старшая внучка поступила в Московский психологический университет. Спрашиваю: проходите литературу? Нет, только русский язык один семестр. Значит, ни Толстого, ни Достоевского, ни поэтов Серебряного века с их знанием русской души не изучают? Что же за бакалавры-психологи готовятся по Болонской системе? А этот внедрённый правительством ЕГЭ! Говоря вашими словами, он как раз и заставляет затверживать даты, цифры, формулировки, а не рассуждать о нравственности!
Г.И. Наши идеи, которые мы настойчиво обсуждаем и пытаемся реализовать, заключаются в том, что мы должны сейчас, даже помимо требований программ и ЕГЭ, сделать общедоступными самые лучшие современные произведения, для студентов в том числе. Кстати, классика-то в Интернете есть. Возьмите те же программы Министерства образования, у них практически вся школьная программа выставлена на экранах. Вопрос в другом: как усовершенствовать систему, сделать её более технологически приемлемой, доступной и, главное, желанной для чтения вне программ. На это мы и настраиваем наши библиотеки, чтобы они показали, какие сайты благоприятны для детского читателя. Надо, чтобы с первым кликом ребёнок мог найти нужную книгу. Для общества сейчас очень важно, чтобы всё, что создаётся, переиздаётся, было доступно. Вот та же антология Евтушенко, как к ней ни относись, должна быть доступна каждой школе, каждой вузовской библиотеке, каждой муниципальной библиотеке в электронном виде. Для этого и создаём систему взаимодействия библиотечных служб. Любая оцифрованная в Москве книга, если она представляет художественную или познавательную ценность, должна стать достоянием всей библиотечной системы, чтобы её смогли при желании прочитать в самом дальнем селе. И на это мы не пожалеем никаких денег.
А.Б. Звучит впечатляюще, но перед глазами у меня реальные путешествия по России, по малым городам. Вот бывший районный центр Каспля в Смоленской области, где путь «из варяг в греки» проходил, перетаскивали суда через волок. Посёлок лишён статуса районного центра. Ну всё – от бытового комбината до дома пионера – разрушено. Библиотека – последний культурный очаг, но туда мало кто ходит. Вернее, конечно, там три с половиной этих «очага»: храм, молельный дом сектантов, пивной бар и та самая библиотека.
Г.И. Вот и давайте подумаем, при каких условиях в Каспле культурная жизнь расцвела бы? Подумаем и внесём в закон. И, таким образом, определим тот самый необходимый минимум культурных услуг, которые государство должно предоставить жителям Каспли. Понимаете, мы говорим про Закон о культуре, мы говорим об общих закономерностях, о верном художественном образовании, о сознательном участии в культурной жизни, хотим добиться, чтоб в законе была записана необходимость принятия программы социально-экономического развития с учётом элементов культуры, что должны быть программы развития культуры… А по клубам и центрам творчества детей конкретно прежде всего должен своё слово сказать муниципалитет, сам субъект РФ. Кстати, библиотека в Каспле существует, видимо, потому, что мы всё же, несмотря на кризис, общую программу приняли – социальной поддержки села и сохранили финансирование муниципальных библиотек из федерального бюджета: 350?миллионов в год – эту строчку отстаиваем. Главное – установить минимальный стандарт потребления культурных благ. Это и чтения касается.
А.Б. А как же общение? Мне в Каспле рассказали, что в библиотеку приходят хотя бы потому, что оттуда по телефону можно позвонить – он не отрезан. Так что библиотека – ещё и клуб, место встреч.
Г.И. Правильно, но это опять же во многом ваша забота, господа деятели культуры. Это вы должны дать ответ, зачем сегодня придут люди в Дом культуры, в библиотеку? Зачем придут в библиотеку механизатор, пенсионерка, школьница? Вот, к примеру, если люди будут знать, что в библиотеке они могут посмотреть в режиме «онлайн» вечер известного поэта из Москвы или тут же на компьютере в прямой трансляции получить ответы на самые животрепещущие вопросы, может, они и придут. Но для этого как минимум нужно создать систему. Мы должны чётко понимать, зачем мы зовём людей сейчас в учреждения культуры? Мы должны им предоставить возможность получения культурных благ кроме этого абстрактного общения, о котором вы говорите. Цифровой кинотеатр там есть? Нет. Библиотечный фонд? Ну сколько может купить сельская библиотека книг сейчас? Двадцать книг или даже тысячу – всё равно мало. А мы ей предложим загрузить через компьютер 5000?сразу, это как минимум!
Так что пишите достойные книги, и они дойдут до читателей России, приумножат побеги на древе русской культуры.
Александр Бобров, Юрий Головин
Литературная газета