* * *
Если бы Исаак Левитан писал картину “Над вечным покоем” в современных условиях, то, возможно, изобразил бы не крохотное кладбище, притулившееся на островке посреди реки, а запечатлел бы респектабельный городской некрополь, над которым вознеслись высоченные жилые дома. Над вечным покоем тут парят вот уж не ангелы и не души усопших, а бетонные балконы, откуда бренные хозяева квартир обозревают ряды погостов. (Недавно еще и многоярусные гаражи выстроили тут же, впритык к кладбищенской ограде.) И живут человеки, не смертью смерть поправ, поправ ее жизнью, не считающей нужным считаться с небытием (уж не говорю: благоговеть перед ним), не желающие держаться подальше от него.
* * *
Строят бетонные особняки на месте стареньких домишек, вековые деревья вырубают — не только внутри, но вокруг стройплощадок. Так удобнее, иначе подъемные краны, и грузовики, и бетономешалки не пройдут. Пытаться вписаться в ландшафт, чтобы сохранить исчезающее прошлое? Зачем? Для чего? Вот еще — миндальничать! Вообразите: если бы дантист — ради собственного комфорта и облегчения своей работы — удалял пациенту здоровые зубы, стоящие по обе стороны от нуждающегося в лечении… “А то бормашину держать неудобно”… Так и губим настоящее, подлинное — в угоду беспросветному и амбициозному.
* * *
Какие цари угодны? В чем для нас правда и урок царской жизни?
Александр I, согласно мифу, отказался от власти, раскаялся за то, что принял участие в заговоре против своего отца, покинул дворец, бродил по России, замаливал грехи и познавал ее быт — это ли не фигура для увековечивания? Но ставим памятник Александру II — за то, что был дальновидным политиком и прогрессивным реформатором… И Ленину ставим, и Петру Великому, и сумрачному Александру III, а мечтательному, не от мира сего, Федору Иоанновичу — нет. Не заслужил.
* * *
Есть версия: памятник Достоевскому работы скульптора Меркурова (того самого, который снял посмертную маску с М.А.Булгакова) спас от уничтожения его коллега архитектор Щусев (спроектировавший Мавзолей). Согласно сталинскому плану реконструкции Москвы, центр столицы подлежал полному уничтожению. Вокруг единственного здания — Дома Правительства, который намеревались возвести на месте взорванного храма Христа Спасителя, — планировали разбить скверы и сады, где трудящиеся могли гулять и после рабочей смены на свежем воздухе обсуждать постановления съездов партии и положения теории Маркса—Энгельса. Памятник Достоевскому в то время стоял в истоке парка, ведущего к еще не построенному Театру Армии, то есть на оживленной магистрали — Садовом кольце. Конечно, этот памятник “архискверному” — по выражению Ленина — литератору не могли оставить на “бойком месте”.
Щусев, гласит легенда, выступил перед революционно настроенными хозяевами страны и сказал: “Разве может вредный монумент оставаться в столь посещаемом месте, мозоля глаза москвичам? Нет, его необходимо убрать с глаз долой! Кстати, там неподалеку имеется дом, где Федор Михайлович был рожден. Туда и надо сослать скульптуру!”
Сталину и прочим мыслителям из Политбюро предложение пришлось по вкусу. Монумент перетащили к флигелю, где появился на свет великий писатель (а заодно и к больнице для неимущих, построенной по распоряжению императрицы Екатерины, — кто видел это здание, вряд ли забудет шедевр итальянского зодчества, привитый на российскую почву; нынешние олигархи не лечатся в столь шикарных клиниках, а ведь хоромы были воздвигнуты царским режимом для бедняков!). От глаз прохожих памятник Ф.М. был скрыт вековыми деревьями, стоявшими вдоль массивной металлической ограды.
Впрочем, может быть, вовсе не Щусев, а сам Меркуров защитил свое детище, он хорошо ориентировался в политической ситуации, создавал монументы Ленину и Сталину… Любопытно, однако, другое: когда миновали драконовские времена и гонения на Достоевского ослабли, могучие деревья как по команде засохли и дали прохожим возможность любоваться и зданием больницы, и фигурой классика. Будто кто-то дал исполинам тайный приказ…
Может, приказ и в самом деле поступил — от тех самых сил (не земных, а потусторонних), которые лишили Гоголя головы, а камень с его могилы передвинули на захоронение Булгакова — словно бы рисуя стрелочку-указатель в поиске, который предстояло вести потомкам, словно бы делая в помощь этим потомкам недвусмысленный намек…
Андрей Яхонтов
Московский комсомолец