И хотя путь со Старой площади, где сидела власть, до бывшей и будущей Поварской улицы (тогда — Воровского; острословы резвились — «воровской»), где квартировал литературный департамент, совсем не долог, спускались руководящие указания плавно. Чтобы был срок близким к сферам персонам проявить осведомленность, а прочим культурным единицам поцокать языком. Во дают! — Да быть того не может! — Ну, дожили! — Да, они еще сто раз переиграют… Нет, точно.
Во-вторых, «Новый мир» был не просто «общественно-политическим и литературно-художественным» изданием, а самым главным журналом страны. Как МХАТ, Мосфильм или МГУ в других епархиях. Конечно, в 1970-м норовистый журнал выправили (заодно вогнав в гроб великого поэта и редактора Твардовского), но вывеска-то осталась. И хоть в литературе журнал этот отнюдь не первенствовал (уступая сперва «Нашему современнику», потом — «Дружбе народов»; в начале 80-х, пожалуй, и «Октябрю»), номенклатурный его статус был неколебим. Когда мудрецы из ЦК додумались сделать генсека Брежнева писателем (вот он, родной наш литературоцентризм!), его сварганенные умелыми журналистами мемуары тиснуты были счастливым «Новым миром». (После чего стяжали Ленинскую премию, вошли в школьную программу и билеты вступительных экзаменов для гуманитариев и удостоились сравнения то ли с «Капитанской дочкой», то ли с «Войной и миром» во вдохновенном опусе полуакадемика Благого.)
В-третьих (и это всего важнее), семидесятидвухлетний Сергей Павлович Залыгин был не только уважаемым и достойным писателем (в 70-е его несколько преувеличивали, сейчас незаслуженно забыли), вдумчивым читателем и глубоко порядочным человеком (тут же, впрочем, заклубились «разоблачительные» сплетни), но и (курсив, разрядка, полужирный и заглавные буквы разом) — БЕСПАРТИЙНЫМ!!!
Так власть признала необходимость освобождения литературы. Разумеется, в своих целях и, разумеется же, неполного — годы перестройки уйдут на бодание с цензурой (и ее хозяевами) как лучших тогдашних редакторов, так и других — ко времени осмелевших, не желающих уступать читателя, ведущих свои игры. В общем, как говорили тогда, открылись шлюзы. Показалось, что литература стала едва ли не важнейшим орудием истории. Что не вполне соответствовало действительности. Потому как баснословный рост тиражей освобожденных журналов (месяц за месяцем выбивавших себе свободу — это относится не только к изданиям, что тогда звались демократическими, но и к кругу «Нашего современника») вовсе не означал реального — насущно необходимого и не случившегося — просвещения общества. Меж подпиской на журнал и его ответственным чтением — дистанция огромного размера. Прошли ее немногие. И когда выяснилось, что публикация прежде запретных или «прикрытых» текстов (от Гумилева до Солженицына, от Карамзина до Марамзина, от Бердяева до «потаенного» Битова, от забугорных классиков ХХ века до сравнительно молодых «авангардистов») не обеспечивает благорастворения воздухов (то есть норвежско-канадского уровня жизни), литература оказалась разом виноватой во всех бедах и ненужной. Как свобода.
Так что праздник 13 мая не состоится. В связи с отсутствием заинтересованных лиц.
Андрей Немзер