О старой и новой дидактике

Среди многочисленных родительских неврозов есть один под названием «мы такими не были, нас так не учили, я читать любил и спортом занимался». Страдают им из поколения в поколение, излечение равноценно уходу в нирвану по Пелевину: надо только понять нечто «главное» и все, ты уже в радужном потоке. Я тоже так хочу, хочу в радужный поток принятия своих детей (родных, крестников, воспитанников) такими, какие они есть: без травматичного, депрессивного, и совершенно бесполезного сравнения с собой. И одно небольшое просветление случилось со мной на днях.

Волну очередного «мы такими не были» я ощущаю каждый раз, наблюдая эстетическую всеядность пятилетней дочери. С одной стороны ей нравятся изысканные произведения мировой мультипликации, вроде недавних «Колыбельных мира», и разного рода хорошо продуманные оперы. Но с другой стороны, она так же увлеченно, как до этого смотрела «Щелкунчика» или «Сказку сказок», может часами поглощать лунтиков-смешариков-винксов, всю эту диковатую масспродукцию с рекламными завываниями и пластмассовыми персонажами. Даже сегодня включила микки-маусов: но не диснеевскую историю умного и храброго мышонка, ни дать ни взять ирландца, приехавшего за американской мечтой – а какую-то итальянскую любительскую муть. Пытаясь найти ответ, как может совмещаться разглядывание иллюстраций к «Витязю в тигровой шкуре» с падением в ров некачественной эстетики, я решила поспособствовать эстетическому развитию дочери, очередной раз усадив ее за книгу.


Решив, что возрастом дитятя подоспел, я решила открыть для него мифы Древней Греции. Мной-то сборник Куна «Что рассказывали древние греки о богах и героях» в рыжем матерчатом переплете был зачитан до дыр еще до школы при полном одобрении родителей. В конце концов, знание мифологических сюжетов — ключ к пониманию огромного сегмента мирового искусства.


Открыв книгу уже с точки зрения рассказчика, я осознала всю бездну, по краю которой ходила моя маленькая детская душа, не защищенная «ризами светлыми» христианской этики. Через железное забрало внутренней материнской цензуры бочком-бочком протиснулась напряженно-эротичная история Дафны и Аполлона, контрабандой протащив за собой суд Париса – они нежданно-негаданно оказались в подарочной книге про цветы и растения.


Вспомнив про палочку-выручалочку в случае безвыходных положений – советскую мультипликацию с ее размахом и эпичностью, которые обычно завораживают детей, я решила посмотреть с ребенком экранизированный в 1974 году «Миф о Прометее». Я смотрела и удивлялась, как в детстве не замечала той тяжеловесной идеологической нагрузки, которая не оставляет нас почти всю ленту. Подразумевалось, что смотрящий должен был переполниться сахарным пафосом заботы о людях Прометея и запомнить раз и навсегда: боги – это очень плохо.


С современных позиций совершенно непонятен субъект восприятия мессиджа: ребенку все это обычно не интересно, а во взрослом уже давно цветет пышным цветом куст махрового цинизма. Еще более идеологизированным оказался мультфильм о Геракле, уже взятом на Олимп, но ностальгирующем по земным проделкам. Оказавшись на земле, он обнаруживает, что Лернейская Гидра превратилась в колючую проволоку вокруг концлагеря, Стимфалийские птицы – в самолеты-бомбардировщики, а Прометей прикованный – в угнетаемого негра. Герой, и без того наделенный советскими авторами характером и выговором Ильи Муромца, хватает палицу и идет искоренять зло.


На этом мои взывания к советской дидактике завершились. Я вспомнила о множестве других произведений, ставших классикой детской литературы. В них превозносится добродетель, которую надлежит взрастить в себе, предварительно пройдя через морально-этические испытания. Темы исключительно важны: честь, совесть, ответственность еще никто не отменял. Но язык повествования безнадежно устарел для юного поколения. Не поймет современный ребенок целой повести, идея которой сводится к постыдной тройке с минусом, украденному огурцу или пропавшей гадюке.


Прежде всего, сама динамика времени диктует формат: очень важные и нужные вещи рассказываются теперь ребенку за 5-10 минут, во время которых герои должны успеть осознать свои ошибки и исправить их так, чтобы никто не пострадал. Поэтому не так страшно, что мульфильмы смотрятся по сто раз: крайняя доходчивость и становится гипердидактичностью. Затем, нравы явно смягчились. Современные детские психологи вряд ли бы одобрили многодневного свинцовую атмосферу неизбежного наказания за списанную контрольную. Или мать, отсылающую ребенка в ночь, обратно к страшному сторожу (привет борцам с педофилией).


И самое главное для меня: большинство из происходящего на детском экране легко вписать в контекст христианского милосердия: нет однозначных лузеров и виннеров, у каждого есть право на всепрощение, любой негатив следует не просто перебороть, а претворить в творческую и созидательную энергию. Было бы это сказано один раз – это было бы только трогательно, как рассказ о слепом музыканте или чахоточном художнике, который творит, забывая обо всем, несмотря на инвалидность детства. А повторяемое во множестве серий – это убедительно, как речь в Ареопаге перед ликующими афинянами. И для нового ребенка важен уже не романтический инвалид, а реальный человек, нуждающийся в помощи.


Яна Комарова


Russian Journal


Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе