© Московские новости. Марина Лаба
Раиса Розина ведущий научный сотрудник Института русского языка РАН, профессор кафедры европейских языков РГГУКсения Туркова кандидат филологических наук, автор проекта «Русский язык» в «МН»
О потере чувства стиля
Ксения Туркова: Что сейчас происходит с разговорной речью?
Раиса Розина: Сталкиваются два противоположно направленных желания людей. С одной стороны, они явно хотят в публичной речи говорить так, как они говорят дома и на улице, а с другой стороны, многие работают в фирмах и массу менеджеров на работе учат быть предельно вежливыми, общаться с помощью речевых формул. Из-за этого появляются очень смешные вещи. Я звоню в интернет-магазин и спрашиваю: «Когда привезут вещь, которую я заказала два дня назад?» Первое, чему учат менеджеров, — это обязательно сказать: «Подождите, пожалуйста». Независимо от того, длится это 10 секунд или две минуты, мне говорят: «Благодарю за ожидание». Когда ждешь 10 секунд, это выглядит безумно смешно. Но это формула, которую все усвоили.
Один из менеджеров интернет-магазина в ответ на мой вопрос сказал: «Позвольте мне точнее уточнить». Мне стало интересно, индивидуальная это ошибка или нет. Я полезла в интернет и обнаружила, что таких примеров десятки: «Давайте точнее уточним время начала проекта», «Нужно точнее уточнить маршрут», «А вообще лучше точно уточнить при покупке билета в кассе, действительно ли предусмотрен англоязычный гид или они просто так говорят».
Ксения Туркова: Это банальная тавтология или примета какого-то явления?
Раиса Розина: Я считаю, что это примета странного «овежливания» обращения с людьми. Это идет от менеджеров, их так учат.
Еще у меня был случай, когда я разговаривала с менеджером и обратила внимание, что он в ответе повторяет мой вопрос. Я его спрашиваю: «Я заказывала деталь два дня назад, когда вы ее получите?» Он отвечает: «Деталь, которую вы заказывали два дня назад, вы получите через неделю». Я спрашиваю: «Если ее привезет курьер, мне позвонят по телефону?» Он: «Если ее привезет курьер, вам обязательно позвонят по телефону».
Последний раз слово «касаемо» употреблялось в 1894 году Лесковым. Потом сто лет оно где-то спало, а в 1994 году воскресло
В конце концов мы так проговорили минут десять, и я его спросила: «Вы в нормальной жизни тоже так говорите или вас так учат?» И тут его «пробило». Он засмеялся и сказал: «Нет, в жизни я так не говорю, нас так учат». Но они не замечают того, что они так говорят и в жизни.
Они говорят так, как учат в плохом учебнике русского языка для иностранцев. Или в плохом учебнике английского языка для русских, где на начальной стадии учат давать полный ответ.
Есть и другие явления, которые я встраиваю в ту же цепочку. Сейчас страшно модно говорить «нежели чем» вместо просто «чем». Одно дело, когда это говорит менеджер клиенту, — это еще куда ни шло, хотя «нежели чем» — это просто неграмотный оборот, и совсем другое дело, когда «нежели чем» говорит образованный человек. Кстати, кроме «нежели чем» есть еще тенденция говорить просто «нежели» вместо «чем».
И еще одно словечко укоренилось — «касаемо» вместо «что касается».
Я смотрела в Национальном корпусе русского языка: слово «касаемо» употреблялось в XIX веке, но редко. Я нашла всего трех авторов, которые его употребляли. Последний раз оно употреблялось в 1894 году Лесковым. Потом сто лет это слово где-то спало, а в 1994 году оно воскресло и стало попадаться. Но оно никогда не употреблялось в устной речи. Это архаическая форма, все словари ее вообще квалифицируют как просторечную и диалектную. Может быть, дело в том, что просторечные слова обычно старше, чем литературные, люди чувствуют, что «касаемо» — старое слово, и употребляют его, потому что это «красиво».
Как-то ко мне пришла моя бывшая студентка, которая сейчас работает в фирме. Она вместо «думаю» говорит «полагаю», при том что ей максимум 22 года и в ее устах «полагаю» вместо «думаю» совершенно не звучит. Но она этого уже не чувствует, потому что ее учат говорить вот так. А кроме того, она употребляет дикое количество заимствованных слов: «эйч-ар» (англ. HR), «ресепшен», «экспаты»… Получается такая макароническая речь, где смешано все: разговорная лексика, архаизмы и иностранные слова в очень большом количестве.
Ксения Туркова: Вас эта тенденция расстраивает?
Раиса Розина: Конечно, потому что потеряно ощущение стиля.
Кстати, еще интересно поговорить о слове «небольшой». У нас есть уменьшительные суффиксы, и когда мы хотим что-то сказать ласково или очень вежливо, мы употребляем слова с уменьшительными суффиксами. И слово «небольшой» попадает в этот же ряд, потому что все вежливое должно быть преуменьшено. Давно уже принято говорить не «я уеду, а я отъеду», хотя «отъеду» — значит ненадолго; «я отойду», а не «уйду».
И вот я сталкиваюсь с тем, что студентка посылает мне часть своей курсовой работы и одновременно хочет задать какой-то вопрос. Она пишет: «Я хочу задать вам небольшой вопрос». И задает вполне большой содержательный вопрос. Но чтобы сделать свой поступок, как она считает, более приемлемым для меня и менее опасным, она пишет так.
Кстати, вспомнила, о чем еще мы не поговорили, а мне очень хотелось бы об этом сказать. Есть канцелярское слово, которое все очень сейчас любят, в том числе образованные люди, и употребляют совершенно некстати. Это слово «озвучить». Идет экзамен, сидят уважаемые люди, и один из них хочет, чтобы экзаменующийся еще раз прочитал вопросы, которые у него в билете. Он не говорит: «Наташа, прочтите еще раз, что у вас в билете». Он говорит: «Наташа, пожалуйста, озвучьте, что у вас написано в билете».
Дальше — больше. Я звоню в магазин, где заказывала туфли. Моего размера не было, и мне обещали, что его привезут. Я говорю: «Мне обещали позвонить, когда привезут, и вот уже неделю не звонят. Почему?» Внезапно на том конце провода отвечают: «А вам озвучивали, что его может не быть на складе?» Это очень неприятное слово, которое стало словом общего значения, заместило много слов: «прочтите», «скажите», «сообщите». Возможно, это идет из трансляции публичной речи на разных заседаниях по телевизору.
О легализации жаргона
Ксения Туркова: Жаргон с архаизмами перемешан?
Раиса Розина: Конечно. Архаизмы используют те же самые люди, которые легко употребляют жаргон и то, что ниже жаргона, — лексику, которую теперь называют обсценной, а попросту говоря, нецензурные слова. Дело в том, что раньше мы, лингвисты, очень четко знали, где разговорная речь, а где жаргон (я предпочитаю слово «сленг», потому что оно менее оценочно, не связано с представлением о преступности, о лагерях). И люди, которые употребляли то и другое, тоже это знали. Часто, когда употреблялось какое-то сленговое слово, человек делал оговорку «как теперь принято говорить» или «как говорят такие-то». Или же он употреблял разговорную речь в гораздо более широких ситуациях, чем те, в которых допустимо употребление сленга.
«Беспредел» — это изначально тюремное слово, оно обозначает восстание на зоне, когда убивают, когда проливается кровь
Сейчас мы этого практически не разделяем. Мы можем поставить помету «сленг», но в состав словаря разговорной речи мы сленг включаем. Эти две вещи неразделимы. Можно сказать так: разговорная речь опустилась ниже, стала гораздо грубее, а сленг поднялся в разговорную речь. В принципе сленг всегда подымается все выше и выше, сленговые слова со временем становятся нормальными словами литературного языка.
Ксения Туркова: Какие это слова? «Беспредел»? «Разборка»?
Раиса Розина: «Беспредел» вполне уже литературное слово. «Беспредел» — это изначально тюремное слово, оно обозначает восстание на зоне, когда убивают, когда проливается кровь. В 90-е годы это слово попало в общее употребление. Еще классический пример «зачистка». Это слово из жаргона военных, это эвфемизм, суть которого в том, чтобы скрыть расстрелы, убийства и так далее. «Сегодня произошла зачистка села» — это чаще всего значит «вывели людей и расстреляли». Но это слово совершенно спокойно употребляется в прессе. В бытовой речи только иронически можно сказать «произвели зачистку нашего института» в смысле «сократили массу сотрудников». «Разборка» еще не стало литературным словом, но в речи, безусловно, употребляется — например, говорят «семейные разборки».
Языковое чутье ей не подсказывает то, что знало предыдущее поколение: мат — это мужской язык
Ксения Туркова: А вообще удельный вес сленга в речи растет?
Раиса Розина: Смотря что вы имеете в виду. Растет ли количество сленговых единиц? Этот процесс замедлился, хотя всякие бурные общественные процессы вызывают всплеск. Я для себя отметила за последнее время только одно относительно новое слово — это слово «тролль», и производное от него —
глагол «троллить».
Скорее можно говорить о повышении частотности употребления, чем о росте количества единиц, потому что вообще-то сленг свою функцию выполнил в 90-е годы. Его функция была в том, чтобы проникнуть как можно в большее число сфер. Сейчас он покрывает все сферы нашей повседневной жизни, поэтому новые единицы больше не нужны.
В 90-е годы сленг развивался взрывообразно. Судя по тому, что я читаю в интернете, есть ощущение, что сейчас похожая ситуация. Я выписывала кучу новообразований, которые появлялись в момент президентских выборов. Язык очень хороший диагност, он ставит диагноз состоянию общества мгновенно. Если начинается взрыв языкового творчества — значит, общество взволновано. Когда были выборы мэра, этот взрыв снова произошел.
О «гибели» русского языка
Ксения Туркова: Многие считают, что русский язык умирает, все у него плохо, все говорят и пишут неграмотно — это стало уже общим местом. Есть ли действительно какие-то направления, в которых язык деградирует?
Раиса Розина: Я вижу одно направление: желание употреблять нецензурную лексику где угодно. Раньше я могла стоять у себя на трамвайной остановке, и рядом со мной какой-нибудь молодой человек употреблял известное русское матерное слово, самое частотное (о нем когда-то Достоевский писал: «Поразительно, как одно это слово может передавать все оттенки эмоций человека»). Молодой человек употреблял его вместо запятых, кстати, очень грамотно, и меня это очень занимало: он вставлял его ровно туда, где надо было поставить запятую или точку, что свидетельствовало о прекрасном языковом чутье.
А сейчас я иду по улице, около меня идет студент, с кем-то разговаривает и матерится. Когда до университета, где я преподаю (я работаю в РГГУ на кафедре европейских языков) остается полквартала, я говорю: «Молодой человек, не стоит вам употреблять эти слова». Он поворачивается ко мне и отвечает: «Это и есть настоящий русский язык!» Я ему говорю: «Я профессор этого университета, я могу вам рассказать, что такое настоящий русский язык и где эти слова надо употреблять». А он мне: «Ой, извините, пожалуйста».
«Что делается с русским языком! Как говорят! Да, русский язык, русский язык… Отстой!»
История номер два — случай, в который я не могу вмешаться. Передо мной идет пара, прекрасно одетая, — молодой человек и его подруга. И она ему рассказывает, что с ней произошло. Так вот, не он, а она, эта очаровательная девушка, употребляет самый жуткий русский мат через каждое третье слово, и это уже не только то слово, которое так искусно вставлял в свою речь молодой человек на остановке, а полный набор. Языковое чутье ей не подсказывает то, что знало предыдущее поколение: мат — это мужской язык, он употребляется в мужском обществе, а использовать его при женщинах и детях неприлично.
Возможно, это результат «освобождения» женщин.
Но хочу вам рассказать о тех людях, которые считают, что русский язык погибает. В этом году со мной произошел случай, в какой-то степени анекдотический. У нас дача в 30 км от Вереи — это город в Наро-Фоминском районе, и туда мы ездим в магазин «Пятерочка» покупать продукты. Стою с тележкой в очереди. Передо мной женщина. Стоим мы минут 10 и, естественно, начинаем с ней разговаривать. Она мне рассказывает, что живет на Остоженке, а я говорю, что я там рядом работаю, в Институте русского языка. Тут она страшно обрадовалась: «Я поняла, что вы преподаватель — у вас такая правильная речь! Что делается с русским языком! Как говорят! Да, русский язык, русский язык… Отстой!»
Это доказывает простую вещь. Люди, которые говорят, что русский язык погибает (а он, конечно, не погибает и не погибнет), сами не слышат, как они говорят.
Русский язык так, как сейчас, уже однажды «погибал». Это было в 20-е годы. В книге «Язык революционной эпохи» известный русский лингвист Афанасий Матвеевич Селищев пишет, что в повседневной речи послереволюционных лет сочетались политические термины из речи революционеров, книжные слова иностранного происхождения, канцеляризмы и устаревшие слова типа «ибо», вульгаризмы и слова из жаргона преступников (бухтеть, фраер и другие). К сожалению, то, что мы видим сейчас, — это размывание границ между разными пластами языка и потеря чувства стиля, но это бывает в моменты социальных потрясений.
Об эпохе слова «короче»
Ксения Туркова: Еще одна важная часть разговорной речи — слова-паразиты. Говорят, что была эпоха «как бы», была эпоха «на самом деле». А сейчас эпоха чего?
Раиса Розина: Для меня это эпоха «короче». Могу опять проиллюстрировать случаем из жизни. Выхожу из метро «Новослободская», передо мной на эскалаторе едет юноша. Он достает сотовый телефон, набирает номер (кстати, тоже совершенно замечательное выражение «я ему наберу») и говорит: «Короче, я буду через 10 минут». Я совершенно точно знаю, что до этого он ничего не говорил. В нормальной ситуации «короче» предполагает, что человек хочет опустить часть своего рассказа и говорит «короче». А тут разговор начинается с этого слова.
Было еще выражение, которое вы не назвали, — «это самое». Но я бы эти слова словами-паразитами не называла, это слова-заполнители. Иногда человек не знает, что сказать, иногда не знает, как сказать. Кстати, у слова «как бы» было больше функций, чем у «это самое», оно было не просто заполнителем, оно было «смягчителем», из разряда «вежливых» слов.
О том, откуда берутся обращения
Ксения Туркова: Обращения — это же тоже часть разговорной речи. Вы довольны тем «ассортиментом», который есть?
Раиса Розина: Сейчас есть одно хорошее обращение, которое я знаю, — «коллега». И еще недавно я получила письмо, обращенное к нескольким людям, там было написано «дорогие друзья», это тоже было очень приятно. Я знаю людей, которые совершенно инстинктивно говорят «товарищи», это сохранилось у старшего поколения. «Господа»? Может быть. А больше никаких нейтральных обращений нет и, по-видимому, не будет. Откуда их взять? Заново такие вещи не придумываются, они берутся из имеющегося запаса. Может быть, вы знаете, что из имеющегося запаса подходит? Я не знаю.
О языковом опыте и уместности
Ксения Туркова: Есть ли в нашей речи тенденции, которые вам нравятся?
Раиса Розина: В массмедиа мне нравится раскованность речи, несмотря ни на что. Я однажды попала на какую-то радиостанцию, неплохую, но там я услышала интонацию диктора советских времен — абсолютно ледяную и невероятно правильную речь. И мне сразу стало плохо, потому что это вызывает совершенно определенные ассоциации. Приятно слушать живую речь, пусть и не вполне грамотную. В конце концов все вульгаризмы тоже надо знать, просто надо понимать, кому, когда и как их уместно употреблять.
А чтобы знать, когда что уместно, надо иметь определенный языковой опыт, надо читать, надо думать.
Ксения Туркова
Московский комсомолец