Требуется перегрузка

В позапрошлом номере «Каравана-РОС» мы опубликовали письмо российских ученых, находящихся за рубежом, президенту Медведеву. Обращение – о катастрофическом положении российской фундаментальной науки. 

Наши гости сегодня – известные ученые Ярославского края и руководители предприятий. Кто-то согласен с мнением теперь уже западных ученых, кто-то готов поспорить по отдельным вопросам. Но все участники круглого стола признали основные проблемы российской науки: недостаток финансирования особенно ударил по экспериментальной науке; потеря престижа научной деятельности привела к тому, что молодежь не стремится лет пять-семь влачить нищенское существование на зарплаты начинающих ученых; наукоемкое производство впору заносить в Красную книгу, сырьевая экономика не превратится в высокотехнологичную без усилий на всех уровнях. 


1000 баксов – грант или подачка 

Совсем туго приходится сегодня экспериментальной науке. Если теоретику требуются мозги, ручка и бумага, ученым-экспериментаторам жизненно необходимо дорогостоящее оборудование. Помочь могли бы гранты, уверены участники круглого стола. Но грантодержателей сегодня катастрофически мало. И суммы далеки от реальных потребностей. 

Александр Григорьев, доктор физико-математических наук, профессор, заведующий лабораторией ММФП. 

В 2008 году признан лучшим ученым ЯРГУ им. П. Демидова 

– Правительство на всех уровнях твердит, что ученые имеют возможность получать гранты. Да это единичные случаи. На общей картине столь скудное количество грантов практически не сказывается. И гранты зачастую символические. Например, РФФИ (Российский фонд фундаментальных исследований). Грант может получить коллектив не более десяти человек, на человека – не более 50 ты- 

сяч. Что можно сделать на 500 тысяч рублей? Один приборчик стоит дороже. Поэтому развитие экспериментальной науки сегодня практически остановилось. Наши гранты не сравнимы с западными. А спонсоры не готовы поддерживать длительные проекты. Например, гранты фонда Потанина больше похожи на раздачу милостыни нищим. Мой коллега получил как-то грант – 1000 баксов. 

А хорошая экспериментальная установка стоит сотни тысяч долларов. Поддержкой и развитием науки в первую очередь должно заниматься государство. Прямо и опосредованно. Наука создает престиж государству. Сейчас только и слышишь: ищите деньги у спонсоров. Но сегодня и в ближайшие несколько лет в России нет и не будет Морозовых и Мамонтовых. 

Юрий Москвичев, заслуженный деятель науки и техники РФ, доктор химических наук, профессор, заведующий кафедрой «Химическая технология органических веществ» ЯГТУ 

– Самая большая боль – оборудование, состояние наших лабораторий. Мы вынуждены видеть, как угасает экспериментальная наука. Я считаю, России умов не занимать. Тем обиднее, что умам не находится применения. 

Для экспериментальных инженеров невозможно сделать работу на нормальном уровне. Вуз сегодня не может купить дорогостоящего оборудования. А начинать нужно именно с модернизации. В свое время университет сотрудничал со многими предприятиями и отраслевыми институтами. Наши наработки внедрялись в производство. А сегодня крупные предприятия смотрят, купить под ключ готовое оборудование, которое сразу работает, или вкладывать деньги в разработку. Может, оно будет дешевле и качественнее, но это когда еще будет. Частные предприятия не готовы ждать. И вроде все правы. 

Шота Пиралишвили, доктор технических наук, профессор, РГАТА 

– Посмотрите на сегодняшнюю ситуацию. В стране есть 5-6 элитных научных организаций. Но нельзя забывать, что в периферийных –не по духу, а по месту расположения – институтах идет напряженная работа. 15 лет не прошли даром, научно-технического задела практически не осталось. Сейчас мы бешеными темпами пытаемся впрыгнуть в последний тамбур последнего вагона уходящего поезда. 

Любимая женщина президента Медведева 

Притчей во языцех сегодня стала нанонаука. По делу и без, со знанием и без, наши правители гордо рапортуют об успехах на ниве нанотехнологий. В устах многих участников круглого стола эти слова звучали почти как ругательство. Как пошутил Шота Пиралишвили: «Я их называю нанистами». И дело не в банальной обиде, что родная страна этому дала, а этому не дала. С криками «Эй, ухнем!» нельзя наваливаться на одну часть большого организма и лечить только его. Бессистемность получается! 

Шота Пиралишвили: 

– Все сейчас говорят о нанотехнологиях. На моей памяти была такая волна – все разговоры велись о топливных элементах. Волна, цунами. Волна схлынула. Что-то полезное, конечно, осталось. Но как были проблемы, так и остались. То же самое будет с нанотехнологиями. Колоссальные деньги сейчас валят в нанонауку. Но, чтобы достичь чего-то большого, требуется система. 

Виктор Петров, старший научный сотрудник лаборатории экспериментальных исследований геодинамических процессов Геофизической обсерватории «Борок» Объединенного института физики Земли РАН: 

– Нынешнее увлечение нанотехнологиями – очень по-российски. В наших традициях найти любимую дочку. Но наука настолько обширная сфера, что просто обидно, когда из набора фундаментальных наук выхватывают что-то одно. Для примера: если из учебного процесса вычленить только математику или русский, остальное изъять за ненадобностью – сами посудите, какое образование получит человек. 

Александр Певзнер, доктор технических наук, начальник управления инновационных технологий обучения и научной работы ЯГПУ 

– Мы усиленно говорим о нанотехнологиях в то время, как занимается ими практически один Курчатовский институт. А в подавляющем большинстве институтов тем временем лабораторная база обветшала. У нас всегда складываются парадоксальные ситуации. Известные институты по указке сверху начали поддерживать молодых ученых. В результате возрастные ученые оказались буквально обречены. Хорошую идею поддержать молодежь трансформировали в людоедство. 

Абсурд господствует в различных формах. Оформляешь, например, заявку на изобретение. Экспертный совет отказывает на удивительных основаниях. Дескать, если изобретение достойное, значит, оно уже изобретено на Западе. Если же на Западе не изобретено, то и не достойно называться изобретением. 

Держи аспиранта! 

О том, что молодежь игнорирует науку, высказались все. Неудивительно. Мало кто готов учиться после вуза в аспирантуре три года и получать 1,5-3 тысячи рублей стипендии, чтобы потом получать еще лет пять копеечную зарплату молодого ученого. 

Александр Григорьев 

– Выпускники аспирантуры устраиваются программистами и получают больше, чем я, со всеми своими степенями. Молодежь абсолютно не хочет идти в науку. Стипендия аспиранта – 1,5 тысячи рублей. И это на три года. Чтобы совершенствоваться как исследователь, он должен заниматься наукой, а не бегать по подработкам. Поэтому сейчас аспирантами становятся дети богатых родителей. Им не надо думать о куске хлеба. Недавно пришлось отчислить аспиранта, умного молодого человека. Он женился. Деньги потребовались. 

Юрий Москвичев 

– Я считаю, России умов не занимать. Тем обиднее, что умам не находится применения. У нас в университете много талантливых ребят, которых мы хотим видеть в науке, но они уходят на более высокооплачиваемые работы. 

Шота Пиралишвили 

– На моей кафедре, к счастью, не прекращается поток пошехонцев – как я их называю – молодых людей из отдаленных районов, которые хотят заниматься наукой. Но что-то с нашим образованием, если престиж науки и инженерных специальностей столь низок. Зато в стране, где нет экономики, туча экономистов. 

Выкопать, увезти, продать 

Что в итоге? Сырьевая экономика. Мизерная доля наукоемкого бизнеса в структуре экономики. Пропасть между наукой и производством. Например, Оксфордский университет работает в окружении 300 малых наукоемких предприятий и дает годовой доход в 5 миллиардов долларов. Это половина бюджета Ярославля. Сей симбиоз приносит не только экономический эффект. Он позволяет выучить специалиста-практика, которого не надо доучивать на производстве. А в Ярославской области, по подсчетам разных специалистов, доля наукоемкого бизнеса занимает в структуре экономики 3-10 %. 

Александр Крылов, доктор биологических наук, заведующий лабораторией экологии водных беспозвоночных Института биологии внутренних вод РАН 

– Чтобы научное исследование давало экономический эффект, должно пройти очень много времени. Наши исследования сколько-нибудь заметного народно-хозяйственного значения не имеют. Мы можем прогнозировать, насколько те или иные загрязняющие вещества влияют на водную сферу. Здесь и сейчас не будет немедленного эффекта. Но он принципиально будет. 

Николай Шилов, руководитель Завода информационных технологий «Лит»: 

– Беда в том, что отраслевой науки не осталось. В лихие 90-е много порушили. Сейчас все направлено на то, чтобы Россия оставалась сырьевой страной. Никаких преференций наукоемкому бизнесу нет. Даже в конце девяностых – начале двухтысячных, если предприятие направляло прибыль на развитие производства, эта сумма освобождалась от уплаты налога на прибыль. А потом послабление отменили. Что тогда может стимулировать производство вкладываться в науку? Мы ушли от высоких технологий, делаем то, что востребовано. Да мы бы готовы вкладывать в науку, а кто работать будет? Есть академические, учебные институты, а прикладных практически не осталось. 

Сергей Бранкин, начальник коммерческо-сбытового отдела производственной компании «Ярославич» 

– Даже небольшие инвестиции в науку могут быть выгодными. Наша компания тесно сотрудничает с сельхозакадемией. Они разрабатывают для нас почвообрабатывающие машины, которые используются уже в 45 областях России. Научные консультанты у нас в штате и получают зарплату. Безусловно, это капля в море. Но мы испытываем разработки, не всегда удачные, и, естественно, бремя расходов за изготовление этих машин ложится на нас. 

В то же время у академии есть своего рода испытательный полигон. 

Валерий Лавров, президент Ярославской торгово-промышленной палаты: 

– По сути инновации декларируются, но их нет. Есть отдельные предприятия и проекты. НПО «Сатурн», например. Проект двигателя 530 семейства. В лакокрасочной отрасли – новые разработки краски для автомобилей. Из предприятий среднего бизнеса: «Оникс» производит конкурентоспособные инфракрасные обогреватели, «Ярославич» – почвообрабатывающую технику. 

Само общество не стимулирует развитие наукоемкого бизнеса, нет системы. На местном уровне существуют областные преференции. Но это иголка в стоге сена. Продекларировали, что вузы могут создавать предприятия либо объединять их вокруг себя. Но процесс законодательно не дорегулирован. Хотя есть базы экспериментальные и производственные. А без системы неудивительно, что мы отстаем. Конечно, проще выкопать природные ресурсы, увезти и продать. А это путь к деградации. Посмотрите – в период индустриализации на горе, богатой рудой, построили Магнитогорск. Сейчас запасы руды уже исчерпаны, но предприятие работает, потому что другие цели ставили, другие технологии использовали. Жизнь-то продолжается и после исчерпания месторождения. 

Россия никак не хочет отказаться от системы, параноидально нацеленной на укрепление обороноспособности, на экономический рост и перенастроить ее на гуманитарные цели и интересы человека. Отсюда и проблемы российской науки. Отсюда и выбор странных государственных приоритетов. 

Уважаемые читатели, мы предлагаем и участникам круглого стола, и вам продолжить дисскусию. Какие решения проблем видите вы? Пишите нам по адресу: Ярославль, ул. Победы, 51. Звоните по телефону 32– 78– 05. 

Александра Арсеньева

Караван-Рос
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе