«Жалоб на акустику Дома музыки больше не будет»

Владимир Спиваков — об офицерстве Путина, свободе совести и о том, что ждет нас в конце.

Владимир Спиваков в ноябре привез в Москву двух звезд классической музыки: 6 ноября примадонна Вальтрауд Майер уже спела о любви и смерти по-вагнеровски, а 29-го Страдивари израильского виртуоза Вадима Глузмана пройдет сквозь испытание скрипичным концертом Эрнеста Блоха. О том, почему он не ревнив к выдающимся музыкантам, и о многом другом Спиваков рассказал обозревателю «Известий».

— Вы вошли в состав общественного совета при Минкультуры, который уже собирался на первое заседание. Какие надежды возлагаете на этот орган?

— К сожалению, я не был на том заседании. Сначала встречу назначили на 12 часов, и мне пришлось перенести репетицию оркестра. Но потом заседание передвинули на 9 утра, и уже ничего нельзя было сделать: я не могу позволить себе такую роскошь, чтобы меня ждали пришедшие на работу 110 человек.

— В интернете по-прежнему доступен ваш предвыборный ролик в поддержку Владимира Путина. Вы там говорите про «раскачивание лодки», которое может привести к печальным последствиям. Самого кандидата вы не упоминаете вовсе. Создается ощущение, что вы не хотите его хвалить, аргументируете «от противного». Это ваша позиция или такой монтаж?

— Мы тогда беседовали с Дмитрием Киселёвым с телеканала «Россия 1» 40 минут, но взяли только эту фразу. Мир сегодня находится на пороге всеобщего отрицания, что представляет опасность и для России. Все может случиться. В таких условиях верховным главнокомандующим, по моему убеждению, может быть только один человек, и это Путин. К тому же я побывал на Северном и Тихоокеанском флотах, беседовал со многими военными и знаю об их огромном доверии к нему — в отличие от только что снятого министра обороны, к которому доверия не было. Однажды на празднике в Кремле ко мне подошел Владимир Владимирович и сказал: «Не как глава государства, а как офицер, я хочу поблагодарить вас за то, что ваша семья была единственной, которая приняла моего учителя Анатолия Собчака и помогла ему, когда он был в ссылке в Париже». Если в человеке есть понятие офицерской чести, то на него можно надеяться.

— Многие уверены, что руководители культурных организаций в России вынуждены поддерживать власть, поскольку несут ответственность за подчиненных и свои учреждения.

— Я вынужденно ничего не делаю — делаю только то, что мне диктует моя совесть. Когда мне предложили подписать письмо против Ходорковского, я этого не сделал.

— А вообще, может директор оперного театра или филармонии сейчас быть оппозиционером?

— Почему нет? Просто я не вижу в оппозиции таких людей, как Андрей Дмитриевич Сахаров или Дмитрий Сергеевич Лихачев — пока не вижу. Так что говорить не о чем.

— Чувствуете ли вы изменения, произошедшие в российском обществе за последний год?

— Конечно, чувствую, как и все.

— В этом сезоне Дом музыки празднует десятилетие. Подведите итоги, пожалуйста.

— Если не быть псевдоскромным, могу сказать, что положил очень много здоровья, нервов и времени, отказываясь от многих выгодных и интересных предложений, чтобы быть в Москве и чтобы Дом музыки зажил полноценной жизнью. Удалось договориться с новой властью, с Сергеем Собяниным в частности, об улучшении акустики Светлановского зала. Кстати, договоренность была достигнута после выборов.

Это была самая главная проблема Дома музыки. Форма круглого зала изначально представляет большую сложность для создания хорошей акустики. Когда зал строили, я все время напоминал об этом Юрию Михайловичу Лужкову, но, к сожалению, он послушал других людей, которые говорили: оркестр как сядет, как даст, так все будет хорошо. Оказалось, не все. Многие музыканты жаловались.

С самого начала мы убрали из-под сцены 50-сантиметровый слой стекловаты. Потом несколько улучшил акустику орган. Но кардинальных изменений не произошло. Теперь созданием великолепной современной акустики займется крупнейшая американская акустическая фирма Meyer Sound, которую мне порекомендовали выдающиеся американские дирижеры. Надо видеть, как эти люди работают! К празднику десятилетия, я думаю, все будет готово. Жалоб больше не будет — все, кто достоин выступать в Доме музыки, будут счастливы.

— Сумму контракта можете озвучить?

— Я к деньгам не имею отношения, но знаю, что американцы не будут накручивать ничего лишнего. У них этого нет в голове в силу воспитания, поклонения перед собственным законом.

— Вы думаете, «не накручивать» свойственно американцам в целом?

— Да. Многие даже хотят быть лучше закона, что порой препятствует движению вперед.

— В прошлом году сообщалось, что на ваши деньги будет строиться православный храм в Исландии. Как движется строительство?

— Мы просто дали благотворительный концерт в Рейкьявике — выступили в католическом храме. Четыре священника разных конфессий читали Евангелие, а мы играли духовную музыку Баха.

— Вам идея экуменизма близка?

— Очень. Сейчас самое время.

— Какие эмоции у вас вызывает политика Русской православной церкви?

— Слово «политика» в применении к Церкви нехорошо звучит. Церковь — духовный инструмент, а политикой пусть занимаются другие. Но порой и в церкви чувствуется присутствие бизнеса. Однажды был концерт в храме Христа Спасителя, куда пригласили «Виртуозов Москвы» в честь празднования юбилея какой-то компании, по-моему, нефтяной. Там разливали водку и угощали икрой. Я настолько огорчился, что впервые в жизни ошибся, когда играл.

— Вы говорили, что трудно возвращаться к скрипке после дирижирования. Сейчас у вас есть сольные планы?

— В феврале я сыграл 10 сольных концертов в самых крупных городах Америки. Сам от себя такого подвига не ожидал: в моем возрасте подобные вещи не очень-то возможны, учитывая все остальное, чем я занимаюсь. Залы были переполнены, замечательная критика. Теперь, когда я нервничаю перед выступлением, моя жена Сати говорит: «Вспомни, что про тебя написал Boston Globe». В апреле у меня будет концерт в Мадриде. К сольным выступлениям нужно готовиться как минимум две недели и очень много работать. Но я стараюсь выполнять завет Ойстраха: «Даже если вы очень заняты, нужно играть 20 минут каждый день».

— Удается?

— Да. Вот только перед вашим звонком отложил скрипку. Писал штрихи и аппликатуру для оркестра.

— Пробовали ли вы себя в игре на более крупных струнных инструментах?

— Я немного играю на альте, например, когда нужно выбрать инструменты для Национального филармонического оркестра России. А начинал учиться музыке я на виолончели. Но она оказалась для меня слишком тяжела, и через две недели я попросил родителей дать мне что-нибудь другое — что не так тяжело носить.

— Простых смертных часто пугают тем, что у топовых артистов концертные планы расписаны лет на пять вперед. Какая дата в вашем нынешнем графике самая отдаленная?

— Март 2015 года.

— Какие это ощущения — точно знать, что вы будете делать в определенный день через три года?

— Страшноватые. Я не в том возрасте, когда можно заглядывать далеко вперед без страха и без некоторой грусти. Грусти, потому что мы все знаем, что нас ждет в конце.

— Вы склонны к философским размышлениям, но при этом любите играть развлекательную музыку — вальсы и польки с выстрелами.

— У Пушкина же написано: «Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей». Всему свое время. 6 ноября в зале Чайковского наш оркестр исполнил произведения Шуберта, Вагнера, Шёнберга, Рихарда Штрауса. Это музыка великой любви, начала всех начал, тайны, которая рождает глубокие переживания и размышления. Танцы здесь невозможны. А на Новый год вы услышите и вальсы, и польку с выстрелами.

— Почему вы решили перевезти своих детей в Париж?

— Так получилось. Мы жили одно время в Испании, оркестр там работал три года под патронажем принца Филиппа Астурийского. Потом нас пригласили во Францию. Дети пошли в школу. Теперь приходится разрываться. Моя жизнь и жизнь Сати связаны с Россией, мы не мыслим себя в другой стране. Хотя предложения уехать, возглавить иностранные оркестры поступают до сих пор.

— А вы не хотите, чтобы ваши дети жили в России?

— Они приезжают иногда. Но я считаю, что родители не должны проживать жизни своих детей.

— «У одного в душе больше Моцарта, у другого — Сальери», сказали вы «Известиям» несколько лет назад. Если вы посмотрите в свою душу, сможете увидеть там обоих?

— Нет места Сальери в моей душе. Во-первых, потому что каждый день стараюсь сделать что-то доброе. Во-вторых, я человек не ревнивый, и это дает свои плоды. Я приглашаю очень хороших дирижеров в НФОР. Благодаря этому музыканты могут видеть безразмерность океана музыки.

Ярослав Тимофеев

Известия

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе