Одним из самых заметных спектаклей уходящего года стал «Лабардан-с» в «Студии театрального искусства» — еще одна версия главной пьесы о русском мире, гоголевского «Ревизора».
Фото предоставлено пресс-службой СТИ
«Культура» побеседовала с актером Никитой Исаченковым о том, кто же такой Хлестаков и как ему удалось обмануть целый город.
— Никита, в гоголевской пьесе немая сцена в конце — когда городничий и его свита узнают, что в город приехал настоящий ревизор, а тот человек, которого они принимали за чиновника по особым поручениям, всех благополучно обманул. Но в вашем спектакле немая сцена в начале — поднимается занавес, и зрители видят перед собой не русский интерьер девятнадцатого века, а мраморные римские термы, бассейн и тридцать человек в простынях. В зале шок. А что вы чувствовали, когда узнали, в каких условиях вам придется играть своего Хлестакова?
— До макета я ничего не знал, по-моему, нам его показали позже, не в один день с читкой. Когда мы увидели макет с этими римскими термами, было большое удивление и какой-то ажиотаж, потому что это в принципе небанальное предложение — провести спектакль в воде.
— Женовач ставил «Ревизора» на вас?
— Я, честно говоря, не знаю всю внутреннюю кухню, но, по всей видимости, да. Мне это было удивительно, когда я услышал про распределение, и до сих пор тоже.
— А как вы готовились к этой роли?
— Мучительно. Хотелось отказаться от Хлестакова много раз. Во-первых, это одна из звучных ролей, которые каждому хочется сыграть.
— Русский Гамлет.
— Ну, сродни, хотя, на мой взгляд, надо к этому относиться проще, но от этого никак не уйти. Хлестаков — он и есть Хлестаков. Подобраться к нему и понять, что именно ты можешь привнести в этот уже переигранный много раз образ, непросто. Сложность в том, что Хлестаков, вот как Гоголь написал в «Ревизоре», «ни то, ни се». Черт знает, что он такое.
— Гоголь очень возмущался, когда Хлестакова представляли вруном, обманщиком. Он искренне не понимал такого отношения, был обижен. А кто ваш Хлестаков?
— Маленький человек, тот самый гоголевский маленький человек, которому хочется отхватить свой кусок от общего пирога. Сцена вранья в первом акте действительно сродни гамлетовскому крику. Я вот такой, меня боится государственный совет. Это отчаянный крик маленького человека, которого никто никогда не замечал.
В нашей версии он не враль и не обманщик, он просто попал в ситуацию, которая диктует ему такое поведение. В «Ревизоре» главенствует ситуация, и все персонажи оказываются ее заложниками. Городничий давно на взводе — человек без тремора внутри никогда бы не принял за важную персону молодого чиновника. Хлестаков опьянен происходящим — он опьянен в прямом смысле и в переносном, видя столько внимания.
Сергей Васильевич сделал так, что свита городничего раскручивает Хлестакова, потому что у них есть задача разобраться, тот ли это чиновник по особым поручениям, которого они ждут. Хлестаков даже не успевает сообразить, что происходит, но не хочет отказываться. Зачем разрушать момент счастья?
— В спектакле есть совершенно невероятная сцена: городничий уносит ослабевшего от количества выпитого Хлестакова, взяв его на руки, как ребенка. Но нельзя не увидеть ассоциации с «Пьетой». То есть чиновника из центра в уездном городе ждут как Мессию.
— Хорошие ассоциации, но спектакль на них не настаивает. Все по-разному воспринимают составляющие этой истории. Кого-то пугает количество голых тел, кому-то это не мешает.
— Были зрители, уходившие из зала?
— На премьере одна зрительница вышла и что-то возмущенно кричала.
— А вам было легко снять одежду?
— До того момента, как нам сказали: все, плавки закончились, надеваем простыни, было сложно. После этого момента — нет. Черта была пройдена. Осталось бросаться в эту воду — и все.
— Расскажите, как это — два с половиной часа провести в воде?
— Это зависит от воды. Иногда тепло, а иногда и холодно. Да нет, конечно, это тяжело, потому что я привык подключать физику, мне хочется походить, подвигаться. Я всегда старался идти от внешнего к внутреннему, моей природе так проще. А когда меня лишают моих ног… в помощь идут руки. Я понял, что моему Хлестакову проще изъясняться руками, нежели словами. Мне кажется, у него есть такая потребность — жест идет впереди мысли. Этот человек не думает — он чувствует. Поэтому городничий и его компания на него и купились. Рационально к нему нельзя подобрать ключ, а они пытаются это сделать.
— А воду в эти два с лишним часа подогревают, чтобы вы не замерзли?
— Да, подогревают постоянно. Один раз было так, что я окунулся и понял, что еще немного, и можно из меня варить суп.
— Для технических служб такой спектакль, наверное, не подарок.
— Его играют блоками, потому что монтировка занимает много времени. Пока весь мрамор поставят, пока наполнят его водой…
— Я видела один из первых спектаклей. Как вы считаете, «Лабардан-с» с тех пор изменился?
— Он будет меняться долго — во-первых, он еще не окреп, поскольку каждый спектакль рождается только на публике и на зрителе. Я думаю, что должно пройти месяца четыре, пока его перестанет шатать то в одну, то в другую сторону.
— Как расшифровывается название? Что такое «Лабардан-с»?
— Это шутка. Александр Давидович Боровский, наш главный художник, предложил назвать так наш спектакль. «Ревизоров» сейчас тьма-тьмущая, а у нас — полный «Лабарданс».