- Александр Яковлевич, каково ваше профессиональное кредо?
– В основе нашего репертуара русская и зарубежная классика: Мольер, Гоголь, Булгаков, Достоевский, Чехов. А спектакль «Золотой слон» поставлен по пьесе вашего ярославского драматурга Александра Копкова, родившегося в Некрасовском районе. Удивительный был человек. Он в свое время уехал в Северную столицу учиться на штукатура-маляра, стал читать книжки, увлекся театром и написал два произведения. Одно поставил Большой драматический театр. Его руководителя сняли, спектакль закрыли. А пьесу «Слон» вообще никто не ставил: в то время она казалась антисоветской, а сегодня – просто остросоциальной. Как автора тогда не посадили?! Потом он от голода ушел из Ленинграда домой, но в дороге умер. В общем, мы не увлекаемся новой волной, авангардом, потому что работаем не для прессы и критиков, а для человека в зрительном зале. Хотим в трудное время подарить ему каплю тепла, радости, надежды. Пусть театр станет ему домом. Наверное, это утопическая идея. Но я правда хочу, чтобы все были счастливы.
– А пьесы наших современников вы ставите?
– Как раз сейчас мы работаем над спектаклем по повести Валерия Золотухи «Теорема Печенкина, или Последний коммунист». Это история гибели одного семейства, и даже больше того – история гибели нашей страны. Золотуха – известный кинодраматург, за сценарий к фильму «Мусульманин» он удостоен премии «Ника». Это современный Чехов, он мне близок по мироощущениям. У нас в репертуаре есть Коля Коляда, Ираклий Квирикадзе. Это все люди моего поколения. А с молодыми драматургами, по-моему, что-то не так. У меня была даже попытка поставить на своем актерском курсе современную драматургию. Мы рыли, рыли, рыли. Но кончилось все опять Арбузовым и Володиным. Быть может, все дело в том, что, когда я был молодым, надо было очень много трудиться, чтобы заслужить право ставить спектакли, стать руководителем театра. (Им меня назначили в 32 года, и это было огромное счастье.) А сегодня молодые да ранние многое получают, почти не прилагая усилий. Да, другое время, другая социальная формация. Можно оплевать с экрана кого угодно, можно в Интернете пустить ложь. Можно даже оскорблять президента. Цензуры нет, но должен же быть какой-то внутренний цензор.
– Какой аудитории вы адресуете свои спектакли?
– Это учителя, врачи, студенты. Интеллигенция. Без этих вот всяких сильно крутых, потому что такие люди идут на что-то сильно модное, авантажное, скандальное, эротическое. А меня интересует проблема простого человека, маленького человека. Людские взаимоотношения – любовь, ненависть, предательство, верность, дружба. Вечные категории, про которые в Библии написано. Мне неинтересно ставить спектакли про проституток, гомосексуалистов и разные половые извращения. Сегодня сексуальные меньшинства пытаются оккупировать эфир и внушать мне, что только они могут с Богом разговаривать. Бред! Чайковский писал прекрасную музыку не потому, что был голубой.
– Разговаривать с Богом – хорошо сказано. А что для вас Бог?
– Красота, любовь, добро. Вечные заповеди. Я и свою «Пиковую даму» решал не как мистическую литературу. Для меня это преступление и наказание. За безнравственность приходится платить. Человек хотел денег, жаждал, вожделел и всем пожертвовал ради этого. По деньгам с ума сходил. Ну и сошел с ума. Окончил жизнь в сумасшедшем доме.
– Но сегодня денежный вопрос чуть ли не главный?
– Да, сейчас время такое – никто не хочет тачать сапоги, мести улицы и даже театрами руководить. Зато столько желающих срубить много бабла и уехать. Но бабло счастливым еще никого не сделало. Ну, будут у тебя ключи от квартиры, дачи, машины. А дальше что? Никто за деньги не смог купить счастье. Власть денег – страшная штука, когда все подчинено только этому. Я был профессором Российской академии театрального искусства и выпустил два курса. Половина моей труппы – это мои ученики. И вот приходят ко мне молодые артисты, плачут, обнимают, целуют и говорят, что уезжают в столицу, хотят там в сериалах пробиваться. Мне жаль их, потому что мыльные оперы – это не искусство. Хочется, чтобы у молодежи были другие ценности.
– Как живется русскому театру в Казани?
– Вы думали, что я буду жаловаться, дескать, душат, гнобят? Нет этого. Помнится, к нам даже Хиллари Клинтон привозили показать, как у нас толерантно проживают люди разных национальностей. Не все так просто, конечно. Но мы один из трех театров, которые объявлены национальным достоянием наряду с Татарским академическим государственным театром оперы и балета имени Мусы Джалиля и татарским театром имени Галиаскара Камала. У нас дополнительное финансирование. А сейчас идет реконструкция, считайте, на миллиард. Вклад в искусство – это вклад в генофонд народа. Расходовать на культуру экономически выгодно. Только человек, сформированный духовно, в состоянии сделать что-то значительное.
– Значит, национальный вопрос вы не поднимаете?
– Ну, почему же. К примеру, спектакль «Скрипач на крыше» – о достоинстве человека и о национальном достоинстве. Действие происходит в еврейском местечке. А у нас на сцене нет ни одного еврея. Ну, вот разве что только что я за сценой. Но я себя считаю русским человеком еврейского происхождения. Мы поднимаем проблемы, с которыми сталкиваются русские в Прибалтике, в Азии, где угодно. С унижением человеческого достоинства нельзя мириться.
– Сейчас модно говорить: за державу обидно.
– Я, знаете ли, патриот. Американцы встают, когда флаг их страны поднимают, они ею гордятся. А у нас появилась мода этак свысока, пренебрежительно говорить о своей Родине. Но это наша страна, это наш народ. Мы раз восемь гастролировали во Франции. Так сначала приходилось объяснять, чем Татарстан отличается от Казахстана. А потом почувствовали, что нас в мире знают. Вот Универсиаду достойно провели, не опозорились. Может быть, мой патриотизм квасной, но в Универсиаду было вложено около 300 миллиардов – это официальная цифра. Построены дороги, развязки, деревня Универсиады. Сейчас театр отстроим заново. И все это останется людям. Грандиозная реконструкция, на постановочную деятельность президент республики дал нам грант 20 миллионов. Надо уметь работать с властью. Еще Ежи Лец сказал: «Время не выбирают». И нужно уметь в него вписаться. Чего мне ругать власть, если она помогает работать, помогает жить моим артистам?! Хотите – назовите меня конформистом, но я на Болотную площадь не пойду, а с утра до ночи буду делать свое дело.
Ярославский регион