Делегатскому собранию — сто лет
16 февраля 2024 ● Петербургский театральный журнал
Территория свободы.
Заведующая педагогической частью Лада Сурина. Педагоги: Виктория Морозова, Елена Вольгуст, Зинаида Гуляева, Татьяна Данченко.
Фото — архив Елены Вольгуст.
Именно так аттестуют Театр юных зрителей им. А. А. Брянцева времен Зиновия Корогодского выросшие в его стенах сегодняшние взрослые люди. Те, кто детьми бегал в ТЮЗ, в его знаменитое на город и мир делегатское собрание — уникальное тинейджерское сообщество, «детский зрительский парламент», созданный еще Брянцевым аж в 1924 году.
Если буквально в одном предложении: это когда у детей с 6 по 10 класс была легальная третья жизнь после семьи и школы. Ее проживали в театре под руководством театральных педагогов. Мы учили их думать, размышлять вслух, ничего не бояться, влюбляли в театр, в спектакли, в артистов в лучшем смысле слова.
Дети оставляли школьную удавку еще на ступеньках, у подножия каменных изваяний. Мы освобождали их зажатое советской школой горло.
Долгих 70 лет педали делегатского собрания крутились со скоростью езды шустрого велосипедиста. Почило оно в середине 90-х прошлого века. Наш журнал поминал его одиннадцать лет назад.
Резонно, быть может, скажут некоторые, далее не вспоминать? Корогодский любил повторять неустанно: «Любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам». Пушкинская строфа для нас, служителей того ТЮЗа, на самом деле, пароль. Мы неустанно перебираем четки. И вовсе не как замшелые, нафталинные персонажи, держащиеся за старое, давно угасшее.
14 февраля 2024-го — крутая дата: 100-летие делегатского собрания. Мне казалось, что бывшие наши дети с высоты своей состоявшейся жизни покровительственно скажут: «Да, помним, конечно». И замолчат. Они же завелись со страстью, с желанием высказаться.
Выскочили из почтенных профессий с силой летящей из шампанского пробки.
Они бегут, бегут в свой ТЮЗ…
Дима Зицер, педагог
Все правда о делегатском собрании: и про уникальность, и про потрясающее пространство для детей и взрослых, и про прививку хорошего вкуса, и про место, в котором учились думать. Но мне позвольте поговорить о педагогических чудесах, которые довелось испытать на самом себе. В шестом классе я пришел в ДС, и сказать, что обалдел — ничего не сказать. Дело в том, что я считал себя, говоря современным языком, самым настоящим фриком. Был совершенно уверен, что вследствие полной моей «ненормальности» о принятии меня в приличное человеческое общество не может быть и речи. Мое мнение о себе последовательно подкреплялось заботливыми взрослыми…
Каково же было мое изумление, когда я обнаружил, что я такой не один… Не смейтесь, это так: «ненормальных» оказалось настолько много, что я тогда, пожалуй, впервые всерьез усомнился в самом понятии «норма». Я встретил людей, которые не стеснялись сомнений и недопонимания, могли бесконечно спорить о театральных и литературных образах, ссылались на авторитеты и одновременно оспаривали их с помощью собственных размышлений. А еще честно интересовались не только своим, но и чужим мнением. Когда первое изумление прошло, стало понятно, что жизнь моя может перемениться навсегда. Это казалось чудом.
Делегатский билет.
Фото — архив Татьяны Яковлевой.
В школе же в мои 12 лет меня считали выдумщиком, растяпой и клоуном. И разумеется, вся педагогическая рать чувствовала своим долгом сделать из меня достойного строителя коммунизма. И вот однажды их старания привели почти к трагедии. К моей детской трагедии.
Как-то в процессе подготовки школьного конкурса строя и песни я позволил себе небольшой сольный танец, мне, вероятно, хотелось придать хоть какой-то смысл тупой маршировке под композицию времен Гражданской войны. И, конечно же, меня немедленно отправили к завучу. Она, не вникая в подробности, деловито спросила, чем в жизни я занят помимо школы. Я же, не умевший тогда лукавить, честно ответил, что хожу в ДС. Это было ошибкой. Завуч моментально приобрела облик Фемиды и, с трудом сдерживая плохо скрываемую радость, торжественно прорычала: «Это как же может быть?! В ДС не должно быть таких, как ты! Мы немедленно обратимся в ТЮЗ, чтобы тебя отчислили». Не помню, как закончился этот разговор. Помню только, что ни прежде, ни после я не плакал так горько и отчаянно. Впервые плакал я не от обиды или боли, а от бессилия и унижения. От того, что у меня могут отнять что-то очень дорогое, появившееся всего-то за пару месяцев до этого. Отнять просто по прихоти, по злобе. И нет в мире никого, кто защитил бы меня от тупого взрослого произвола. По сути — это была почти удавшаяся попытка разрушения меня.
И вот прошел ровно год. Год жизни внутри ДС — этого волшебства, которое постепенно становилось знакомым, понятным и даже уже немного привычным. И сам я, конечно, даже отдаленно не представлял те процессы, которые происходили со мной вследствие этого самого волшебства. Однажды произошло очередное чудо: мне предложили вести «Праздник детства» — ежегодный вечер, одну из потрясающих придумок гениального З. Я. Корогодского. А школа, между тем, продолжала изобретать все новые формы шлифовки настоящего человека. День репетиции в ТЮЗе трагически совпал с днем моего дежурства по классу (мне предстояло помыть пол, поставить в линейку парты и пр.). Успеть то и другое не представлялось возможным. Было сказано, что если я посмею уйти, то непременно буду отчислен из школы и поставлен на учет в детскую комнату милиции. А для того, чтобы приговор был мне более понятен, меня попросту заперли снаружи в пустом классе, пообещав отпереть через час. Я раскрыл окно (благо класс был на первом этаже), выпрыгнул и убежал. И через час был в ТЮЗе. И так же, как я вспоминаю свои горькие слезы в 12 лет, я ни за что и никогда не забуду то первое мое в жизни ощущение свободы и огромного счастья в 13 лет. Когда я вдруг всем сердцем, всем телом ощутил, что жизнью своей распоряжаюсь я. И только я. Состояние горечи, одиночества и бесправия сменилось счастьем и осознанным правом на себя. На поступок. На личную свободу. Это произошло со мной всего за один год. Это сделали они — мои любимые тюзовские педагоги. Мой любимый театр. Вот в чем суть. Остальное — частности.
/
Александр Хочинский и дети.
Фото — архив Татьяны Яковлевой.
Мария Черняк, доктор филологических наук, профессор кафедры русской литературы РГПУ им. А. И. Герцена
ДС — друзья на всю жизнь (и это уже проверено десятилетиями), особая оптика, особый камертон, особый взгляд на театр, это постоянный зуд: «А что нового посмотреть? Какой театр приезжает к нам? Куда бежать?» Это память о счастливом тюзовском детстве, пазлы, состоящие из обсуждений спектаклей, споров, дежурств, поездки в Москву, выпускного на Фонтанке, 90. Мы никогда не замыкались только на родных тюзовских спектаклях, бегали в БДТ и Ленсовета, в Молодежный и Учебный, ездили на Таганку и Малую Бронную. Это была важнейшая для меня школа эстетического вкуса в выборе книг, фильмов, музыки, театров, выставок и т. д.
Марина Шишкина, специалист по информационным технологиям
1970 год. Я, шестиклассница, приезжаю в ТЮЗ поступать в делегатское собрание. Держу в руках вступительное сочинение и слегка волнуюсь перед собеседованием. Эта дорога в театр была дальней (жила на севере Ленинграда в новостройках). «Кем ты хочешь быть в 12 лет?» Конечно, делегатом! По радио звучали передачи о ТЮЗе, подготовленные делегатским пресс-центром, в моей 473-й школе висели афиши, был уголок театра, проводились викторины и обсуждения спектаклей. И даже в БКЗ «Октябрьский» на абонементных концертах «Музыка от А до Я» я встречала любимых артистов Ирину Соколову и Игоря Шибанова в ведущих программы.
И все спектакли 60-х были любимы и пересмотрены по несколько раз: «Сказки Пушкина», «Волшебное стеклышко», «Трень-Брень», «Наш цирк», «Наш Чуковский», «Радуга зимой». Я росла любознательным и весьма начитанным ребенком. Атланты театра — любимые Наталия Кудрявцева, Тамара Уржумова, Рэм Лебедев, Александр Хочинский, Николай Иванов, Юрий Каморный, Антонина Шуранова, Ольга Волкова, Ирина Соколова, Игорь Шибанов, Сергей Надпорожский, Юрий Тараторкин, Николай Кунтышев — щедро делились с нами талантом, жизнелюбием, открытиями, задавая высокую планку. Песенку о волшебном стеклышке Геннадия Вернова помню до сих пор: «Смотрят все, а видят немногие…»
Делегатская жизнь.
Фото — архив Татьяны Яковлевой.
На собеседовании не все было ладно со вступительным сочинением, но диалог с педагогом Галиной Мурашевой запомнился на всю жизнь. Он строился на глубоком доверии и понимании. Педагог как тонкий собеседник. Мы учились видеть и понимать, слышать подтекст, и понимание несли дальше, в свою школу на диспуты по спектаклям, инициировали умные споры, транслировали сложные чувства.
Денис Комков, кандидат медицинских наук, врач-нейрохирург, в настоящее время практикующий в Германии
«Воспитание разносторонне развитой личности». Это один из девизов средней школы в СССР. И только с возрастом начинаешь понимать, что фундамент интеллектуально и духовно развитой личности в нас был заложен в первую очередь именно Зиновием Яковлевичем. И это не только фундамент, а благодатная почва из смеси открытых нам толкиеновского Хоббита, шекспировской «Комедии ошибок», на которой мы начали реализовывать нашу детскую потребность в творческой самореализации. И выйдя в жизнь, которая по своей сути является «Открытым уроком», мы все равно получаем эту подпитку из детства. Именно она добавляет красок, и, переплетаясь с профессиональными интересами, позволяет вложить душу в дело, которому служишь. А это, наверное, потому, что мы, на самом деле, не такие, как все, и в нас есть частичка от того, кто летом в тулупе, а зимой в рубахе. И читаем мы своим детям разное, и ведем их в страну чудес, где есть не только Алиса. В ней есть место и Рождеству со Щелкунчиком, можно закружиться под вальс Штрауса, поддержать принца Датского. И опираемся мы на советы Гендальфа, чтобы преумножать благородство. Да, его!
Зинаида Гуляева, педагог ТЮЗа, экс-замдиректора театра
Столетие. Никогда не задумывалась о круглых датах, не видела в них особых заслуг среди ныне живущих, будь то театр или иной творческий организм. Легкомысленно отношусь к серьезным датам. Сейчас все повторяется, сто лет — так сто лет, ради бога. К тому же юбиляр существует уже в истории и легендах, а не в реальной жизни. Смотрю на жизнь философски — всему свое время, время жить и время отцветать. Тем более, у нас есть что вспомнить, и эти воспоминания иногда бывают прекрасны! 14 февраля — день влюбленных в ТЮЗ, так поднимем виртуальные бокалы за наше прекрасное прошлое и за нас в нем! Пусть мы сейчас разбросаны по разным городам и весям и по-разному сложилась жизнь, но у нас есть благодарная память — к театру, людям в нем, спектаклям, к нашим детству, у кого-то — юности, у кого-то — молодости.
Зинаида Гуляева и ее дети.
Фото — архив Татьяны Яковлевой.
Геннадий Хаютин, в прошлом военный физиотерапевт израильской армии, а в настоящем учитель в школе, г. София
Делегатское собрание в середине 80-х было для меня островком творчества и свободы мысли. Вдумчивое прочтение книг и просмотр спектаклей, встречи с кумирами и капустники оказали большое влияние на развитие моей личности в целом и формирование вкуса в искусстве. Прошло уже почти 40 лет с тех дней, но время в ТЮЗе было одним из самых светлых моментов моей жизни. Снег, дежурство, гордость от миссии загонять всех вовремя в зал, спектакль, Витебский вокзал, тульский пряник за 15 копеек… А потом домой, и рассказывать в семье о спектакле, об актерах и о словах педагога Елены Владимировны Вольгуст: «Думайте, ребята!» К сожалению, большинства актеров и режиссеров, которые уделяли нам много внимания, уже нет, но есть память о них. И некий отсвет на нас… Спасибо за все.
Полина Заславская, инженер-технолог полиграфического производства
С того момента, как меня начали водить в ТЮЗ (класс 2-3), мама обращала мое внимание на девочек и мальчиков с синими повязками, стоящих около сцены. Она объясняла мне, что это — делегаты, и как было бы хорошо, если бы я тоже пошла в это делегатское собрание. Но на меня эти ребята не производили никакого впечатления. И желания к ним присоединиться у меня не возникало.
Но вот в девятый класс мне пришлось перейти в другую школу. Я была девочкой не слишком контактной и чувствовала себя в новой школе не лучшим образом. И вдруг одна девочка, на которую я поглядывала с интересом, предлагает мне пойти с ней в ТЮЗ на собрание клуба «Ровесник». Будет встреча с архитектором здания ТЮЗа Жуком. К тому времени я уже побывала с культпоходом нового класса в новом здании ТЮЗа, посмотрела «Коллег», была от спектакля в полном шоке. Встреча произвела на меня потрясающее впечатление. Я увидела и услышала, как свободно, а не по-заученному говорят ребята, как слушает их архитектор Жук. Как он смеется над стишками:
Вот дом,
Который построил Жук.
А это фигуры,
Которые здесь называют «скульптуры»,
В доме,
Который построил Жук.
А это веселые наши ребята,
Зовутся которые здесь — делегаты,
Которые смотрят на эти фигуры,
Которые здесь называют «скульптуры»,
В доме,
Который построил Жук!
Делегатская повязка.
Фото — архив Татьяны Яковлевой.
С октября 1962 года я оказалась в делегатском собрании.
И сейчас я часто вспоминаю «Ровесник» (например, встречу с Александром Володиным), «Театральные словари». То есть не только спектакли, это само собой разумеется, а те встречи, те разговоры, которые во многом и сформировали меня.
Елена Любомирова, архивист Европейского университета в СПб
Я проработала в музее ТЮЗа тринадцать лет — с 1977-го по 1990-й, и по роду деятельности совсем нечасто пересекалась с ребятами из делегатского собрания. Но тот наш ТЮЗ был единым творческим котлом, в котором и педчасть, и музей «были заодно». Мне всегда было интересно читать делегатские рецензии, которые были вывешены, по-моему, даже в зрительской части, недалеко от комнаты педагогов. Это были не «ахи» и «охи» по поводу артистов, а размышления о спектакле, о себе, о своем поколении. С детьми в театре говорили уважительно, слушали и слышали их.
Катерина Киселева, исполнительный директор региональной общественной организации «Дети и родители против рака»
Территорией свободы был для меня, старшеклассницы, ТЮЗ во второй половине восьмидесятых.
Единственным местом, где мое мнение было важно, как любое другое. Местом, где я встречала единомышленников.
Зиновий Яковлевич Корогодский, Елена Владимировна Вольгуст — настоящие Педагоги с большой буквы, которые преподали много важных уроков.
Во многом театр и люди, которых я в нем встретила, сформировали меня. То было лучшее и самое честное время под знаком надвигающихся перестройки и гласности! Спасибо всем, кто создавал этот уголок свободы.
Вадим Дроздов, экскурсовод, краевед
ТЮЗ — место, которое стало «точкой сборки», определило систему жизненных координат и сформировало мировоззрение. Если говорить языком Венички Ерофеева, то появление на Пионерской площади сравнимо с глотком «Ханаанского бальзама». До этого только томление духа и суета. И вдруг тебе — и каприз, и идея, и пафос. Метафизический намек, о котором писал классик, формировался уже после второго глотка, совершаемого в одном из любимых заведений на Загородном проспекте. Пафос также проявлялся не сразу. Сюда в те годы просто тянуло магнитом! Люди, которых я здесь встретил, в буквальном смысле определили мою судьбу. Без преувеличений! Я равнялся на них и в те годы и продолжаю равняться на них и сейчас. А еще здесь был театр Корогодского. Спектакли, очарование которых осталось на всю жизнь. Как послевкусие от хорошего коньяка, как шлейф от изысканных духов.
Делегатская жизнь.
Фото — архив Татьяны Яковлевой.
Виктор Розин, врач
Я пришел в ДС в 1972 году и пробыл в нем до 1974-го. Это официально. А на самом деле я связал свою жизнь с этим театром до 1986 года, до момента, когда из него убрали Зиновия Яковлевича Корогодского.
70–80-е годы — золотой век ТЮЗа. Что ни спектакль — то событие. Педагогическая часть во главе с нашим потрясающим педагогом Ладой Гвидоновной Суриной! «Прививка», которую я и мои друзья получили тогда, осталась с нами навсегда. Мы до сих пор вместе и 14 февраля поднимем бокалы за «НАШ ТЕАТР — восьмое чудо света». И еще ТЮЗ познакомил меня с женой, тоже делегаткой и педагогом Викой Морозовой. Мы вместе уже больше сорока лет и через месяц будем праздновать юбилей нашего сына Михаила.
Марина Евсеева, социальный педагог
Сорок лет назад, сидя в делегатской комнате, мы задавались вопросом «нужны ли мы театру?». Сейчас для меня очевидно, что — да, были нужны. Но почему же тогда в 1990-е годы делегатское собрание перестало существовать?
Полагаю, что после Корогодского в театре принципиально изменился подход к взаимоотношениям со зрителями.
Делегаты росли на виду у театра, наша деятельность, мысли и интересы крутились преимущественно вокруг его спектаклей, а мы для него были живыми реальными детьми, которых он видел не со сцены, а совсем вблизи.
К тому же театру много лет хватало мужества регулярно получать на делегатских сборах прямую реакцию на свои спектакли.
Педагоги бесконечно ругали нас за то, что мы мало ведем предписанную работу в школах. На самом деле, сами того не осознавая, мы ее вели: все наши одноклассники знали, что мы днюем и ночуем в ТЮЗе, по сто раз смотрим его спектакли и готовы бесконечно их обсуждать; получалось, что каждый делегат — вольно или невольно — приводил в театр десятки своих товарищей.
А вы помните, что в ТЮЗе Корогодского были запрещены культпоходы? Зиновий Яковлевич обращал свои спектакли к индивидуальному зрителю, ребенку и его родителям, но никак не к школьной толпе.
После ухода Корогодского зал стал заполняться за счет организованных групп школьников, а театр почему-то перестал нуждаться в своих подростках — парламентариях, постоянно обсуждающих и в том числе критикующих его спектакли. Слишком свободных. Слишком живых.
Татьяна Данченко и ее дети.
Фото — архив Татьяны Яковлевой.
Татьяна Яковлева, художник по свету, театральный архивист
Я пришла в делегатское в 82-м. Случайно, увидев афишу в фойе после спектакля «Вокруг площади». Тогда уже никто никого не «делегировал». И «конкурса работ» тоже не было — отзыв был формальным подтверждением «да, действительно интересуюсь театром». В начале сезона приходили многие, оставались единицы — чаще всего те, у кого было непросто в школе и в семье. Делегатское моего времени было стаей белых ворон. Как очень точно сформулировала одна из нас, «заповедник под крышей театра для тех, кто „гуляет сам по себе“». Главное было понимать правила игры и соблюдать дистанцию. И тогда свобода оказывалась практически полной. Это было какое-то феерическое ощущение настоящей жизни.
Здесь можно было разговаривать с людьми о том, что действительно впечатляло, задевало, беспокоило, вдохновляло. Ведь это были темы спектаклей. Зона жизни, которая была игрой и в то же время — самой реальной реальностью для нас. И объединяло нас одно: театр. Кого-то больше впечатляли одни спектакли, кого-то другие — но это были элементы одной системы, один сосуд. Дорогой.
Любовь Шнайдер, первый помощник проректора РГИСИ
Не помню себя до делегатского времени.
У многих сначала была любовь к театру вообще, к ТЮЗу в частности, а потом — приход в делегаты, а у меня наоборот.
В 6 классе еще никакой любви к театру не было, а восторг от внезапно открывшегося нового мира появился сразу.
Ну и все. Как попала в ТЮЗ в 6 классе, так и пропала. Уже и не помню себя без него. Такое счастье, что жизнь так рано совершила этот поворот. Все важное, лучшее, счастливое связано с ТЮЗом, с друзьями из ТЮЗа, и случилось потому, что ТЮЗ был.
Евгения Норватова, кандидат педагогических наук, руководитель культурно-образовательного центра Kreativhaus, г. Карлсруэ
Да, это было про счастье. Про «когда тебя понимают». Про весь спектр юношеских переживаний. Переехав в Германию, родив сына, я задумалась о его счастье. Я не актриса, не режиссер, но я педагог, и мне подвластно было создать Дом-Школу, где каждого ребенка ценят как личность. Непременное условие — творчество детей, педагогов и родителей. В моем идеализме, столь несвойственном педагогической системе Германии, мне помог мой внутренний ребенок, с замиранием сердца ежедневно топающий по Пионерской навстречу сияющему в сумерках театру. Моей школе уже 21 год, и ТЮЗ живет в ней.
Артисты слушают делегатов.
Фото — архив Татьяны Яковлевой.
Ханна Дарзи, драматург
…Это как если бы собаку, много часов блуждающую по морозу, позвали в теплую комнату и сказали: «Привет, собака, заходи, вот ты-то нам и нужна!»
Мы не были нужны никому такими, какими мы были — думающими, анализирующими, как следствие — язвительными и ироничными. Ни школе, что понятно, ни абсолютному большинству родителей, которые хотели видеть детей «устроенными в жизни», «не хуже, чем у соседей и друзей» и все такое.
В ДС не учили актерскому мастерству, сцендвижению, вокалу и пр. Мы попадали туда, посмотрев один-два спектакля и осознав, что есть такой театр, ориентированный на подростков, где твоя невзрослость — не вина и не беда, не дефект и не заслуга, а просто временная данность. То, что мы ощущали вместе, не было лицейским братством, как его принято понимать, это было скорее деликатное соседствование, из которого иногда рождались дружбы на всю жизнь.
Не помню такого, чтобы педагоги давили на нас и тыкали пальцем, где надо видеть черное, а где белое. И низкий поклон им за то, что они не пытались нас видоизменить. Мы с педагогами, насколько мне помнится, всегда держали дистанцию, потому что понимали «правила игры» и старались их не нарушать.
…Мы приходили на дежурства, на общие сборы, на «Словари» (где могли легко сымпровизировать пародию на текст Н. М. Карамзина). Мы рисовали стенгазеты и шаржи (один свой рисунок я нашла потом в книге З. Я.), сочиняли стихи, эпиграммы и песни.
Мы, когда-то не сумевшие найти друзей в той единственной среде, которую предлагал нам социум, находили их в делегатском, и это был невероятно щедрый подарок — найти похожих на тебя в мире, где не существовало еще интернета.
Мы были любопытными и энергичными, рыскали в поисках пластинок, пропадали в библиотеках, где раскапывали исторические источники спектаклей и сверяли их с реалиями, читали протоколы допросов декабристов, документы по делам народовольцев, ходили на лекции, концерты и, конечно, на спектакли других театров.
«Счастье — это когда тебя понимают». Нам было дано это счастье полной мерой.
И не только это. Театр говорил с нами на нашем языке о важнейших вещах. О том, из чего складывалось понятие «группа крови», которое так любил З. Я. О высшей ценности — человеческой жизни.
Я до сих пор не понимаю, как ему удалось пробить саму возможность постановки «Мамаши Кураж» на сцене ТЮЗа в разгар Афганской войны, в 1983-м.
Елена Вольгуст и ее дети.
Фото — архив Елены Вольгуст.
И ни в каком страшном сне не могло бы нам сегодняшним присниться, что мы примеряем на себя «Песню о Великой капитуляции», которая, казалось, никогда не будет про нас…
«Слушайте, слушайте, это ведь песня из „Кураж“!» — радостно говорил Хочинский, когда мы на сборе пели переделанную на коленке песню из спектакля. Хочинский и Шуранова были нашими кураторами.
Однажды Александр Юрьевич читал нашему отряду пьесу Геннадия Мамлина «Без страха и упрека», и конечно, записей не сохранилось, но сохранилось общее ощущение человеческого, серьезного, без поправок на возраст разговора.
Нельзя сказать, чтобы ТЮЗ 80-х был в расцвете, он был абсолютно точно в кризисе, во многом спровоцированном «сверху», и даже мы понимали, что некоторые постановки были вынужденной костью, брошенной власти, чтобы откупиться и иметь возможность поставить что-то другое. Но мы были юны, безжалостны и шутили над этим. Но даже в те далеко не лучшие годы там было на что посмотреть.
«На два голоса», «Открытый урок», «Месс-Менд», «Нетерпение», «Рыжик и семья Лепик» — это далеко не исчерпывающий список спектаклей, которые и сейчас были бы достойным украшением репертуара любого театра.
Р. S. Елены Вольгуст. Помню, какой-то из больших театральных праздников. Нам, педагогам, дана установка встретить, завести в зал, усадить одного из главных бывших делегатов. И вот он входит. Очень уже пожилой, седой и совершенно прекрасный: Аркадий Райкин.
Он тоже мальчишкой бегал в свой ТЮЗ…
Фото — архив Елены Вольгуст.
Именно так аттестуют Театр юных зрителей им. А. А. Брянцева времен Зиновия Корогодского выросшие в его стенах сегодняшние взрослые люди. Те, кто детьми бегал в ТЮЗ, в его знаменитое на город и мир делегатское собрание — уникальное тинейджерское сообщество, «детский зрительский парламент», созданный еще Брянцевым аж в 1924 году.
Если буквально в одном предложении: это когда у детей с 6 по 10 класс была легальная третья жизнь после семьи и школы. Ее проживали в театре под руководством театральных педагогов. Мы учили их думать, размышлять вслух, ничего не бояться, влюбляли в театр, в спектакли, в артистов в лучшем смысле слова.
Дети оставляли школьную удавку еще на ступеньках, у подножия каменных изваяний. Мы освобождали их зажатое советской школой горло.
Долгих 70 лет педали делегатского собрания крутились со скоростью езды шустрого велосипедиста. Почило оно в середине 90-х прошлого века. Наш журнал поминал его одиннадцать лет назад.
Резонно, быть может, скажут некоторые, далее не вспоминать? Корогодский любил повторять неустанно: «Любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам». Пушкинская строфа для нас, служителей того ТЮЗа, на самом деле, пароль. Мы неустанно перебираем четки. И вовсе не как замшелые, нафталинные персонажи, держащиеся за старое, давно угасшее.
14 февраля 2024-го — крутая дата: 100-летие делегатского собрания. Мне казалось, что бывшие наши дети с высоты своей состоявшейся жизни покровительственно скажут: «Да, помним, конечно». И замолчат. Они же завелись со страстью, с желанием высказаться.
Выскочили из почтенных профессий с силой летящей из шампанского пробки.
Они бегут, бегут в свой ТЮЗ…
Дима Зицер, педагог
Все правда о делегатском собрании: и про уникальность, и про потрясающее пространство для детей и взрослых, и про прививку хорошего вкуса, и про место, в котором учились думать. Но мне позвольте поговорить о педагогических чудесах, которые довелось испытать на самом себе. В шестом классе я пришел в ДС, и сказать, что обалдел — ничего не сказать. Дело в том, что я считал себя, говоря современным языком, самым настоящим фриком. Был совершенно уверен, что вследствие полной моей «ненормальности» о принятии меня в приличное человеческое общество не может быть и речи. Мое мнение о себе последовательно подкреплялось заботливыми взрослыми…
Каково же было мое изумление, когда я обнаружил, что я такой не один… Не смейтесь, это так: «ненормальных» оказалось настолько много, что я тогда, пожалуй, впервые всерьез усомнился в самом понятии «норма». Я встретил людей, которые не стеснялись сомнений и недопонимания, могли бесконечно спорить о театральных и литературных образах, ссылались на авторитеты и одновременно оспаривали их с помощью собственных размышлений. А еще честно интересовались не только своим, но и чужим мнением. Когда первое изумление прошло, стало понятно, что жизнь моя может перемениться навсегда. Это казалось чудом.
Делегатский билет.
Фото — архив Татьяны Яковлевой.
В школе же в мои 12 лет меня считали выдумщиком, растяпой и клоуном. И разумеется, вся педагогическая рать чувствовала своим долгом сделать из меня достойного строителя коммунизма. И вот однажды их старания привели почти к трагедии. К моей детской трагедии.
Как-то в процессе подготовки школьного конкурса строя и песни я позволил себе небольшой сольный танец, мне, вероятно, хотелось придать хоть какой-то смысл тупой маршировке под композицию времен Гражданской войны. И, конечно же, меня немедленно отправили к завучу. Она, не вникая в подробности, деловито спросила, чем в жизни я занят помимо школы. Я же, не умевший тогда лукавить, честно ответил, что хожу в ДС. Это было ошибкой. Завуч моментально приобрела облик Фемиды и, с трудом сдерживая плохо скрываемую радость, торжественно прорычала: «Это как же может быть?! В ДС не должно быть таких, как ты! Мы немедленно обратимся в ТЮЗ, чтобы тебя отчислили». Не помню, как закончился этот разговор. Помню только, что ни прежде, ни после я не плакал так горько и отчаянно. Впервые плакал я не от обиды или боли, а от бессилия и унижения. От того, что у меня могут отнять что-то очень дорогое, появившееся всего-то за пару месяцев до этого. Отнять просто по прихоти, по злобе. И нет в мире никого, кто защитил бы меня от тупого взрослого произвола. По сути — это была почти удавшаяся попытка разрушения меня.
И вот прошел ровно год. Год жизни внутри ДС — этого волшебства, которое постепенно становилось знакомым, понятным и даже уже немного привычным. И сам я, конечно, даже отдаленно не представлял те процессы, которые происходили со мной вследствие этого самого волшебства. Однажды произошло очередное чудо: мне предложили вести «Праздник детства» — ежегодный вечер, одну из потрясающих придумок гениального З. Я. Корогодского. А школа, между тем, продолжала изобретать все новые формы шлифовки настоящего человека. День репетиции в ТЮЗе трагически совпал с днем моего дежурства по классу (мне предстояло помыть пол, поставить в линейку парты и пр.). Успеть то и другое не представлялось возможным. Было сказано, что если я посмею уйти, то непременно буду отчислен из школы и поставлен на учет в детскую комнату милиции. А для того, чтобы приговор был мне более понятен, меня попросту заперли снаружи в пустом классе, пообещав отпереть через час. Я раскрыл окно (благо класс был на первом этаже), выпрыгнул и убежал. И через час был в ТЮЗе. И так же, как я вспоминаю свои горькие слезы в 12 лет, я ни за что и никогда не забуду то первое мое в жизни ощущение свободы и огромного счастья в 13 лет. Когда я вдруг всем сердцем, всем телом ощутил, что жизнью своей распоряжаюсь я. И только я. Состояние горечи, одиночества и бесправия сменилось счастьем и осознанным правом на себя. На поступок. На личную свободу. Это произошло со мной всего за один год. Это сделали они — мои любимые тюзовские педагоги. Мой любимый театр. Вот в чем суть. Остальное — частности.
/
Александр Хочинский и дети.
Фото — архив Татьяны Яковлевой.
Мария Черняк, доктор филологических наук, профессор кафедры русской литературы РГПУ им. А. И. Герцена
ДС — друзья на всю жизнь (и это уже проверено десятилетиями), особая оптика, особый камертон, особый взгляд на театр, это постоянный зуд: «А что нового посмотреть? Какой театр приезжает к нам? Куда бежать?» Это память о счастливом тюзовском детстве, пазлы, состоящие из обсуждений спектаклей, споров, дежурств, поездки в Москву, выпускного на Фонтанке, 90. Мы никогда не замыкались только на родных тюзовских спектаклях, бегали в БДТ и Ленсовета, в Молодежный и Учебный, ездили на Таганку и Малую Бронную. Это была важнейшая для меня школа эстетического вкуса в выборе книг, фильмов, музыки, театров, выставок и т. д.
Марина Шишкина, специалист по информационным технологиям
1970 год. Я, шестиклассница, приезжаю в ТЮЗ поступать в делегатское собрание. Держу в руках вступительное сочинение и слегка волнуюсь перед собеседованием. Эта дорога в театр была дальней (жила на севере Ленинграда в новостройках). «Кем ты хочешь быть в 12 лет?» Конечно, делегатом! По радио звучали передачи о ТЮЗе, подготовленные делегатским пресс-центром, в моей 473-й школе висели афиши, был уголок театра, проводились викторины и обсуждения спектаклей. И даже в БКЗ «Октябрьский» на абонементных концертах «Музыка от А до Я» я встречала любимых артистов Ирину Соколову и Игоря Шибанова в ведущих программы.
И все спектакли 60-х были любимы и пересмотрены по несколько раз: «Сказки Пушкина», «Волшебное стеклышко», «Трень-Брень», «Наш цирк», «Наш Чуковский», «Радуга зимой». Я росла любознательным и весьма начитанным ребенком. Атланты театра — любимые Наталия Кудрявцева, Тамара Уржумова, Рэм Лебедев, Александр Хочинский, Николай Иванов, Юрий Каморный, Антонина Шуранова, Ольга Волкова, Ирина Соколова, Игорь Шибанов, Сергей Надпорожский, Юрий Тараторкин, Николай Кунтышев — щедро делились с нами талантом, жизнелюбием, открытиями, задавая высокую планку. Песенку о волшебном стеклышке Геннадия Вернова помню до сих пор: «Смотрят все, а видят немногие…»
Делегатская жизнь.
Фото — архив Татьяны Яковлевой.
На собеседовании не все было ладно со вступительным сочинением, но диалог с педагогом Галиной Мурашевой запомнился на всю жизнь. Он строился на глубоком доверии и понимании. Педагог как тонкий собеседник. Мы учились видеть и понимать, слышать подтекст, и понимание несли дальше, в свою школу на диспуты по спектаклям, инициировали умные споры, транслировали сложные чувства.
Денис Комков, кандидат медицинских наук, врач-нейрохирург, в настоящее время практикующий в Германии
«Воспитание разносторонне развитой личности». Это один из девизов средней школы в СССР. И только с возрастом начинаешь понимать, что фундамент интеллектуально и духовно развитой личности в нас был заложен в первую очередь именно Зиновием Яковлевичем. И это не только фундамент, а благодатная почва из смеси открытых нам толкиеновского Хоббита, шекспировской «Комедии ошибок», на которой мы начали реализовывать нашу детскую потребность в творческой самореализации. И выйдя в жизнь, которая по своей сути является «Открытым уроком», мы все равно получаем эту подпитку из детства. Именно она добавляет красок, и, переплетаясь с профессиональными интересами, позволяет вложить душу в дело, которому служишь. А это, наверное, потому, что мы, на самом деле, не такие, как все, и в нас есть частичка от того, кто летом в тулупе, а зимой в рубахе. И читаем мы своим детям разное, и ведем их в страну чудес, где есть не только Алиса. В ней есть место и Рождеству со Щелкунчиком, можно закружиться под вальс Штрауса, поддержать принца Датского. И опираемся мы на советы Гендальфа, чтобы преумножать благородство. Да, его!
Зинаида Гуляева, педагог ТЮЗа, экс-замдиректора театра
Столетие. Никогда не задумывалась о круглых датах, не видела в них особых заслуг среди ныне живущих, будь то театр или иной творческий организм. Легкомысленно отношусь к серьезным датам. Сейчас все повторяется, сто лет — так сто лет, ради бога. К тому же юбиляр существует уже в истории и легендах, а не в реальной жизни. Смотрю на жизнь философски — всему свое время, время жить и время отцветать. Тем более, у нас есть что вспомнить, и эти воспоминания иногда бывают прекрасны! 14 февраля — день влюбленных в ТЮЗ, так поднимем виртуальные бокалы за наше прекрасное прошлое и за нас в нем! Пусть мы сейчас разбросаны по разным городам и весям и по-разному сложилась жизнь, но у нас есть благодарная память — к театру, людям в нем, спектаклям, к нашим детству, у кого-то — юности, у кого-то — молодости.
Зинаида Гуляева и ее дети.
Фото — архив Татьяны Яковлевой.
Геннадий Хаютин, в прошлом военный физиотерапевт израильской армии, а в настоящем учитель в школе, г. София
Делегатское собрание в середине 80-х было для меня островком творчества и свободы мысли. Вдумчивое прочтение книг и просмотр спектаклей, встречи с кумирами и капустники оказали большое влияние на развитие моей личности в целом и формирование вкуса в искусстве. Прошло уже почти 40 лет с тех дней, но время в ТЮЗе было одним из самых светлых моментов моей жизни. Снег, дежурство, гордость от миссии загонять всех вовремя в зал, спектакль, Витебский вокзал, тульский пряник за 15 копеек… А потом домой, и рассказывать в семье о спектакле, об актерах и о словах педагога Елены Владимировны Вольгуст: «Думайте, ребята!» К сожалению, большинства актеров и режиссеров, которые уделяли нам много внимания, уже нет, но есть память о них. И некий отсвет на нас… Спасибо за все.
Полина Заславская, инженер-технолог полиграфического производства
С того момента, как меня начали водить в ТЮЗ (класс 2-3), мама обращала мое внимание на девочек и мальчиков с синими повязками, стоящих около сцены. Она объясняла мне, что это — делегаты, и как было бы хорошо, если бы я тоже пошла в это делегатское собрание. Но на меня эти ребята не производили никакого впечатления. И желания к ним присоединиться у меня не возникало.
Но вот в девятый класс мне пришлось перейти в другую школу. Я была девочкой не слишком контактной и чувствовала себя в новой школе не лучшим образом. И вдруг одна девочка, на которую я поглядывала с интересом, предлагает мне пойти с ней в ТЮЗ на собрание клуба «Ровесник». Будет встреча с архитектором здания ТЮЗа Жуком. К тому времени я уже побывала с культпоходом нового класса в новом здании ТЮЗа, посмотрела «Коллег», была от спектакля в полном шоке. Встреча произвела на меня потрясающее впечатление. Я увидела и услышала, как свободно, а не по-заученному говорят ребята, как слушает их архитектор Жук. Как он смеется над стишками:
Вот дом,
Который построил Жук.
А это фигуры,
Которые здесь называют «скульптуры»,
В доме,
Который построил Жук.
А это веселые наши ребята,
Зовутся которые здесь — делегаты,
Которые смотрят на эти фигуры,
Которые здесь называют «скульптуры»,
В доме,
Который построил Жук!
Делегатская повязка.
Фото — архив Татьяны Яковлевой.
С октября 1962 года я оказалась в делегатском собрании.
И сейчас я часто вспоминаю «Ровесник» (например, встречу с Александром Володиным), «Театральные словари». То есть не только спектакли, это само собой разумеется, а те встречи, те разговоры, которые во многом и сформировали меня.
Елена Любомирова, архивист Европейского университета в СПб
Я проработала в музее ТЮЗа тринадцать лет — с 1977-го по 1990-й, и по роду деятельности совсем нечасто пересекалась с ребятами из делегатского собрания. Но тот наш ТЮЗ был единым творческим котлом, в котором и педчасть, и музей «были заодно». Мне всегда было интересно читать делегатские рецензии, которые были вывешены, по-моему, даже в зрительской части, недалеко от комнаты педагогов. Это были не «ахи» и «охи» по поводу артистов, а размышления о спектакле, о себе, о своем поколении. С детьми в театре говорили уважительно, слушали и слышали их.
Катерина Киселева, исполнительный директор региональной общественной организации «Дети и родители против рака»
Территорией свободы был для меня, старшеклассницы, ТЮЗ во второй половине восьмидесятых.
Единственным местом, где мое мнение было важно, как любое другое. Местом, где я встречала единомышленников.
Зиновий Яковлевич Корогодский, Елена Владимировна Вольгуст — настоящие Педагоги с большой буквы, которые преподали много важных уроков.
Во многом театр и люди, которых я в нем встретила, сформировали меня. То было лучшее и самое честное время под знаком надвигающихся перестройки и гласности! Спасибо всем, кто создавал этот уголок свободы.
Вадим Дроздов, экскурсовод, краевед
ТЮЗ — место, которое стало «точкой сборки», определило систему жизненных координат и сформировало мировоззрение. Если говорить языком Венички Ерофеева, то появление на Пионерской площади сравнимо с глотком «Ханаанского бальзама». До этого только томление духа и суета. И вдруг тебе — и каприз, и идея, и пафос. Метафизический намек, о котором писал классик, формировался уже после второго глотка, совершаемого в одном из любимых заведений на Загородном проспекте. Пафос также проявлялся не сразу. Сюда в те годы просто тянуло магнитом! Люди, которых я здесь встретил, в буквальном смысле определили мою судьбу. Без преувеличений! Я равнялся на них и в те годы и продолжаю равняться на них и сейчас. А еще здесь был театр Корогодского. Спектакли, очарование которых осталось на всю жизнь. Как послевкусие от хорошего коньяка, как шлейф от изысканных духов.
Делегатская жизнь.
Фото — архив Татьяны Яковлевой.
Виктор Розин, врач
Я пришел в ДС в 1972 году и пробыл в нем до 1974-го. Это официально. А на самом деле я связал свою жизнь с этим театром до 1986 года, до момента, когда из него убрали Зиновия Яковлевича Корогодского.
70–80-е годы — золотой век ТЮЗа. Что ни спектакль — то событие. Педагогическая часть во главе с нашим потрясающим педагогом Ладой Гвидоновной Суриной! «Прививка», которую я и мои друзья получили тогда, осталась с нами навсегда. Мы до сих пор вместе и 14 февраля поднимем бокалы за «НАШ ТЕАТР — восьмое чудо света». И еще ТЮЗ познакомил меня с женой, тоже делегаткой и педагогом Викой Морозовой. Мы вместе уже больше сорока лет и через месяц будем праздновать юбилей нашего сына Михаила.
Марина Евсеева, социальный педагог
Сорок лет назад, сидя в делегатской комнате, мы задавались вопросом «нужны ли мы театру?». Сейчас для меня очевидно, что — да, были нужны. Но почему же тогда в 1990-е годы делегатское собрание перестало существовать?
Полагаю, что после Корогодского в театре принципиально изменился подход к взаимоотношениям со зрителями.
Делегаты росли на виду у театра, наша деятельность, мысли и интересы крутились преимущественно вокруг его спектаклей, а мы для него были живыми реальными детьми, которых он видел не со сцены, а совсем вблизи.
К тому же театру много лет хватало мужества регулярно получать на делегатских сборах прямую реакцию на свои спектакли.
Педагоги бесконечно ругали нас за то, что мы мало ведем предписанную работу в школах. На самом деле, сами того не осознавая, мы ее вели: все наши одноклассники знали, что мы днюем и ночуем в ТЮЗе, по сто раз смотрим его спектакли и готовы бесконечно их обсуждать; получалось, что каждый делегат — вольно или невольно — приводил в театр десятки своих товарищей.
А вы помните, что в ТЮЗе Корогодского были запрещены культпоходы? Зиновий Яковлевич обращал свои спектакли к индивидуальному зрителю, ребенку и его родителям, но никак не к школьной толпе.
После ухода Корогодского зал стал заполняться за счет организованных групп школьников, а театр почему-то перестал нуждаться в своих подростках — парламентариях, постоянно обсуждающих и в том числе критикующих его спектакли. Слишком свободных. Слишком живых.
Татьяна Данченко и ее дети.
Фото — архив Татьяны Яковлевой.
Татьяна Яковлева, художник по свету, театральный архивист
Я пришла в делегатское в 82-м. Случайно, увидев афишу в фойе после спектакля «Вокруг площади». Тогда уже никто никого не «делегировал». И «конкурса работ» тоже не было — отзыв был формальным подтверждением «да, действительно интересуюсь театром». В начале сезона приходили многие, оставались единицы — чаще всего те, у кого было непросто в школе и в семье. Делегатское моего времени было стаей белых ворон. Как очень точно сформулировала одна из нас, «заповедник под крышей театра для тех, кто „гуляет сам по себе“». Главное было понимать правила игры и соблюдать дистанцию. И тогда свобода оказывалась практически полной. Это было какое-то феерическое ощущение настоящей жизни.
Здесь можно было разговаривать с людьми о том, что действительно впечатляло, задевало, беспокоило, вдохновляло. Ведь это были темы спектаклей. Зона жизни, которая была игрой и в то же время — самой реальной реальностью для нас. И объединяло нас одно: театр. Кого-то больше впечатляли одни спектакли, кого-то другие — но это были элементы одной системы, один сосуд. Дорогой.
Любовь Шнайдер, первый помощник проректора РГИСИ
Не помню себя до делегатского времени.
У многих сначала была любовь к театру вообще, к ТЮЗу в частности, а потом — приход в делегаты, а у меня наоборот.
В 6 классе еще никакой любви к театру не было, а восторг от внезапно открывшегося нового мира появился сразу.
Ну и все. Как попала в ТЮЗ в 6 классе, так и пропала. Уже и не помню себя без него. Такое счастье, что жизнь так рано совершила этот поворот. Все важное, лучшее, счастливое связано с ТЮЗом, с друзьями из ТЮЗа, и случилось потому, что ТЮЗ был.
Евгения Норватова, кандидат педагогических наук, руководитель культурно-образовательного центра Kreativhaus, г. Карлсруэ
Да, это было про счастье. Про «когда тебя понимают». Про весь спектр юношеских переживаний. Переехав в Германию, родив сына, я задумалась о его счастье. Я не актриса, не режиссер, но я педагог, и мне подвластно было создать Дом-Школу, где каждого ребенка ценят как личность. Непременное условие — творчество детей, педагогов и родителей. В моем идеализме, столь несвойственном педагогической системе Германии, мне помог мой внутренний ребенок, с замиранием сердца ежедневно топающий по Пионерской навстречу сияющему в сумерках театру. Моей школе уже 21 год, и ТЮЗ живет в ней.
Артисты слушают делегатов.
Фото — архив Татьяны Яковлевой.
Ханна Дарзи, драматург
…Это как если бы собаку, много часов блуждающую по морозу, позвали в теплую комнату и сказали: «Привет, собака, заходи, вот ты-то нам и нужна!»
Мы не были нужны никому такими, какими мы были — думающими, анализирующими, как следствие — язвительными и ироничными. Ни школе, что понятно, ни абсолютному большинству родителей, которые хотели видеть детей «устроенными в жизни», «не хуже, чем у соседей и друзей» и все такое.
В ДС не учили актерскому мастерству, сцендвижению, вокалу и пр. Мы попадали туда, посмотрев один-два спектакля и осознав, что есть такой театр, ориентированный на подростков, где твоя невзрослость — не вина и не беда, не дефект и не заслуга, а просто временная данность. То, что мы ощущали вместе, не было лицейским братством, как его принято понимать, это было скорее деликатное соседствование, из которого иногда рождались дружбы на всю жизнь.
Не помню такого, чтобы педагоги давили на нас и тыкали пальцем, где надо видеть черное, а где белое. И низкий поклон им за то, что они не пытались нас видоизменить. Мы с педагогами, насколько мне помнится, всегда держали дистанцию, потому что понимали «правила игры» и старались их не нарушать.
…Мы приходили на дежурства, на общие сборы, на «Словари» (где могли легко сымпровизировать пародию на текст Н. М. Карамзина). Мы рисовали стенгазеты и шаржи (один свой рисунок я нашла потом в книге З. Я.), сочиняли стихи, эпиграммы и песни.
Мы, когда-то не сумевшие найти друзей в той единственной среде, которую предлагал нам социум, находили их в делегатском, и это был невероятно щедрый подарок — найти похожих на тебя в мире, где не существовало еще интернета.
Мы были любопытными и энергичными, рыскали в поисках пластинок, пропадали в библиотеках, где раскапывали исторические источники спектаклей и сверяли их с реалиями, читали протоколы допросов декабристов, документы по делам народовольцев, ходили на лекции, концерты и, конечно, на спектакли других театров.
«Счастье — это когда тебя понимают». Нам было дано это счастье полной мерой.
И не только это. Театр говорил с нами на нашем языке о важнейших вещах. О том, из чего складывалось понятие «группа крови», которое так любил З. Я. О высшей ценности — человеческой жизни.
Я до сих пор не понимаю, как ему удалось пробить саму возможность постановки «Мамаши Кураж» на сцене ТЮЗа в разгар Афганской войны, в 1983-м.
Елена Вольгуст и ее дети.
Фото — архив Елены Вольгуст.
И ни в каком страшном сне не могло бы нам сегодняшним присниться, что мы примеряем на себя «Песню о Великой капитуляции», которая, казалось, никогда не будет про нас…
«Слушайте, слушайте, это ведь песня из „Кураж“!» — радостно говорил Хочинский, когда мы на сборе пели переделанную на коленке песню из спектакля. Хочинский и Шуранова были нашими кураторами.
Однажды Александр Юрьевич читал нашему отряду пьесу Геннадия Мамлина «Без страха и упрека», и конечно, записей не сохранилось, но сохранилось общее ощущение человеческого, серьезного, без поправок на возраст разговора.
Нельзя сказать, чтобы ТЮЗ 80-х был в расцвете, он был абсолютно точно в кризисе, во многом спровоцированном «сверху», и даже мы понимали, что некоторые постановки были вынужденной костью, брошенной власти, чтобы откупиться и иметь возможность поставить что-то другое. Но мы были юны, безжалостны и шутили над этим. Но даже в те далеко не лучшие годы там было на что посмотреть.
«На два голоса», «Открытый урок», «Месс-Менд», «Нетерпение», «Рыжик и семья Лепик» — это далеко не исчерпывающий список спектаклей, которые и сейчас были бы достойным украшением репертуара любого театра.
Р. S. Елены Вольгуст. Помню, какой-то из больших театральных праздников. Нам, педагогам, дана установка встретить, завести в зал, усадить одного из главных бывших делегатов. И вот он входит. Очень уже пожилой, седой и совершенно прекрасный: Аркадий Райкин.
Он тоже мальчишкой бегал в свой ТЮЗ…