Кушать подано

Актеры Нижегородского ТЮЗа прервали семидневную голодовку, но могут возобновить ее в любой момент

Узнала я, что коллеги в Нижнем объявили голодовку, почитала комментарии в Интернете, посмотрела видео, выложенное там же, и поехала в город, который был мне родным много лет. Не коллективное ли помешательство? Приезжаю, прихожу в ТЮЗ — правда, голодают. 

Я нынешней молодежи почти не знаю, поэтому пошла к ровесникам. Бледные, осунувшиеся, и говорят негромко, как будто звук у них убавлен. «Вы чего это?» — спрашиваю. Они начинают мне рассказывать, и, честное слово, безумия в глазах не вижу, адекватные люди, скромные, старательно пытающиеся сохранить объективность. Выясняется следующее: 
Два последних режиссера Нижегородского ТЮЗа (Кокорин и Золотарь) избаловали артистов творческой работой, внимательным отношением к профессии и хорошим к ним (к артистам) отношением. Вот они по фестивалям ездят, премии получают, профессионально растут и у зрителя в городе успех имеют. И опять собрались: в Екатеринбург, на фестиваль «Реальный театр». Денег нет, конечно, но кое-какие частные вливания обещаны. 

Тут в Нижегородском ТЮЗе назначают директора Крохина М.В. (до него был и.о.), и вопрос с поездкой на фестиваль, мечта, взлелеянная давно, стал спорным. «Не поедем, нет денег», — сказал новый директор, сбегав к начальству, в департамент культуры Нижегородской области. Все расстроились. «А давайте, — сказали артисты, — мы сыграем внеплановый спектакль, сами распространим на него билеты и поедем на эту выручку». Директор сказал: «Тогда поедем» — и все обрадовались. Но назавтра директор сбегал к начальству, узнал свое мнение, вернулся и сказал: «Не поедем». Все опять расстроились, но и удивились тоже. А когда гл. администратор театра Валентина Дидечко сказала, что это позор, директор заподозрил ее в том, что она наметилась на его, директорское место. Потом директор опять сбегал в департамент культуры области, узнал у начальства, что неправ, прибежал, стал извиняться и спрашивать, чем он может искупить. Гл. администратор сказала, что надо написать приказ, что едем, а то стыдно, устроители фестиваля уже отчаялись понять, едем или не едем. Директор приказ издал и исчез на четыре дня. Через четыре дня появился господин Симакин Виктор Алексеевич.

Господин Симакин уже дважды руководил Нижегородским ТЮЗом, с интервалом в несколько лет, и оба раза был уволен. И когда он перед началом нынешнего сезона был назначен в третий раз художественным, заметьте, руководителем (при живом главном режиссере) — это вызвало некоторое изумление у тех, кто его знал, и ожидание у тех, кто интересовался познакомиться. Стали ждать беседы с господином Симакиным, в которой он должен был прояснить свои творческие планы и поделиться ими с труппой, с которой он эти планы будет осуществлять. Так принято. Поздороваться. Ждали они, ждали (он не торопился) и дождались.

 Господин Симакин сообщил артистам, что режиссер он хороший, что на каком-то его спектакле зал рыдал и что он может половину труппы уволить. И набрать других. И кричал: «В глаза смотреть!». Молодежь, которая еще не поняла, что Виктор Алексеевич у себя дома, удивилась еще больше. А старшие товарищи, среди которых были сокурсники Симакина, сказали: «Витя, так нельзя, молодежь — это наше будущее, сейчас другое время, они так не привыкли, Витя». Но господин Симакин еще и отменил открытие сезона и сверстанный план на сентябрь и октябрь. (Это кропотливая работа — репертуарный план составлять: слишком много факторов надо учесть, но не наплевать ли?) Дальше я — галопом по Европам. 

Артисты стали пытаться попасть к губернатору, и приняты не были. Они написали ему два письма: одно длинное, одно короткое. Но ответа не получили. Тогда они стали пытаться поговорить с начальником департамента культуры, и ни разу им приняты не были тоже, хотя Грошев* был на месте. Вот бьются актеры, чтобы с ними поговорил кто. При этом все идет потихоньку, поработали ребята распространителями билетов и продали их легко. Аншлаг внеплановому спектаклю обеспечили. Потом им, правда, директор сказал, что деньги эти они на поездку не получат, потому что эти деньги пойдут на покрытие какого-то долга. Молодые артисты — а учтите, что театр детский — спрашивают: «Почему?». А директор им — жестко: «ПОТОМУ!». А они вдруг чего-то вскочили и выбежали из кабинета. Нежные такие! Старшие артисты остались, конечно, в кабинете, им-то не впервой, они по привычке утерлись и начали опять про уважение и что так нельзя…

Да! А молодые сдуру (я не по порядку) еще сделали плакаты (мол, хотим быть услышанными) и поперлись в Кремль (не пугайтесь, в Нижегородский), там у них солдатики плакаты отняли, порвали и поломали об колено. Тогда они стали поговаривать о голодовке. Слушаю я это, значит, и спрашиваю у мэтров-ровесников: «А вы-то что, задрав штаны, за комсомолом?». А коллеги, каждый из которых выпустил по курсу, и не по одному, отвечают: «Мы с ними пошли, чтобы они не наделали глупостей». 

…Внеплановый спектакль сыграли с огромным успехом — есть свидетели. К этому времени слух о голодовке, видно, распространился, и директор поспешил объявить актерам, что на фестиваль они поедут, но журналистов в зал не пустил. Они в фойе сидели со своими камерами.

А на сцене в финале было вот что: сказку вел клоун и уже на поклоне он сказал в микрофончик (гарнитура так называемая): вот, мол, журналистов не допустили, и вы, зрители, будьте, пожалуйста, нашими СМИ, мы начинаем голодовку. И объяснил, что актеры не согласны с творческими устремлениями нового художественного руководителя и что их, несогласных, много, а с ними не хотят говорить. А зал стоит (зрители стоя аплодировали, заходились от восторга) и ничего не понимает. 

Тут на сцену поднимается директор театра, уже известный вам своей принципиальностью. Директор захотел сказать, а сказать ему пришлось в гарнитуру клоуна. Тот приблизил щеку и отогнул слегка микрофончик. И вот, стоя щека к щеке с пестрым клоуном, директор в пиджаке и при галстуке выражается в том смысле, что вот, значит, вы как, мы вас на фестиваль отправляем, а вы вон что. И выражает удовлетворение тем, что клоун этот сыграл свой последний спектакль на этой сцене**. 

Актеры разгримировались, собрались вместе и перестали есть. Грошев появился далеко не сразу, на вторые сутки. Выслушал всех, ничего не решил и уехал. По телевизору начали врать о том, что все всегда были готовы к диалогу (кроме актеров). Директор сказал, что Виктор Алексеевич Симакин был приглашен в качестве «помощника директора по художественной части (!)», чтобы разобраться с финансовой ситуацией в театре, потому что «он знает все лазейки». А голодающие ожесточались после каждой холуйской информации. Повторить? ХОЛУЙСКОЙ!

А я сижу в гримерке и слушаю коллег. Мне рассказывают сдержанно, улыбаясь безнадежно как-то. В коридоре материт всех — и голодающих, и начальство — Валя. Я могу так называть ее, Валентину Дидечко. Она 33 года проработала здесь актрисой, и пятый сезон работает главным администратором. Она не голодала, но ей, по-моему, не легче. «Приготовьтесь хоть, что говорить-то будете. А то вчера х...ни наговорили, а дела не сказали!» И вдруг самый сдержанный из них, Леня — народный артист России Леонид Яковлевич Ремнев, проработавший в этом театре 39 лет, — говорит резко: «Это — вынужденная акция! Нас никто не выслушал!! Нас никто не понял!!!». Все замолкают и смотрят на Леню с испугом. Он краснеет, и становится понятно, что у него поднимается давление. «И когда уже загнали коллектив, то начали неуклюжие попытки поправить ситуацию! Входит Валя: «Наталья, прекрати мне Ремнева заводить! Женя, сделай ему, пожалуйста, но-шпу». Женя — заслуженный артист Российской Федерации Евгений Калабанов — готовит шприц и говорит мне изысканно: «С вашего позволения». Я отворачиваюсь к окну. После укола Леня говорит: «Знаешь, Жень, ты кто?» Я предполагаю от окна: «Фершал». (У Жени среднее медицинское образование.) Женя без ложной скромности говорит: «Ас» — уколы он делает виртуозно. «Ты сделал ошибку, уйдя в артисты. Надо было по медицинской части развиваться. Сейчас бы так жил!» «Мне бы все несли-тащили», — мечтательно говорит Женя и показывает руками, как много бы ему несли. «А медицинского спирту сколько у тебя было бы!» — строго говорит Ремнев, садясь на ложе. «Залейся!» — добавляю я, и мы замолкаем, представляя, как сыт сейчас был бы Женя.

На седьмой день из Москвы приехал Евгений Стеблов от Калягина, из СТД России. 

А я поговорила тут с людьми. Никто толком не понимает, из-за чего завелись-то актеры. Что это за свойство такое?

 Это свойство называется, кажется (точно тоже не помню), «достоинство», что ли. Нет, в контексте «денежная купюра достоинством в…» слово это знакомо всем. А в сочетании со словом «человеческое» как-то подзабыли.

* У директора департамента культуры Грошева Михаила Михайловича это тоже вторая ходка на кресло. 

** Не пугайтесь. Парень поступил к Женовачу и должен уехать на учебу в Москву. Но некоторые в зале испугались.

Р.S. Стеблову актеры обещали приостановить голодовку на время работы комиссии, в которую входят: он сам — первый заместитель председателя СТД, Дмитрий Мозговой — начальник творческого отдела СТД РФ, Владислав Любый — директор РАМТа (Российского академического молодежного театра) и Григорий Заславский — театральный критик. Они обещали разобраться. Голодовка приостановлена 2 сентября, в послеобеденное время. «Новая» следит за развитием событий.

Мнение

Жестокой расправы не было

Виктор Симакин, художественный руководитель Нижегородского ТЮЗа:

— Когда согласительная комиссия попросила актеров назвать факт жестокого поступка, расправы, конкретных с кем-либо (уволил, избил) с моей стороны, никто из актеров не назвал такого факта. Мне сказали на телевидении: «Мы спрашивали, что сделал Симакин негативного тем, с кем он никогда не был знаком?». В ответ ничего внятного сказано не было. Конфликт в театре возник не в одночасье. Когда меня незаконно освободили от должности (во второй раз) после награждения первой премией за спектакль «Васса Железнова» в рамках фестиваля «Удача сезона» (критики были московские) – без объяснения причин, в то время в театре на счету было 3 млн 800 тыс рублей. Сейчас у театра только долги. Страсти были раскалены уже до моего прихода. Областной департамент культуры, видя беспорядки, прощупывает общественное мнение и спрашивает, кто может выправить ситуацию. Появляюсь в списках я. В это время в театре не было планов, отсутствовало художественное руководство. И в эту ситуацию я и вошел.

— В чем, по вашему мнению, причина голодовки?

— За всем этим надо видеть людей, преследующих свои корыстные цели и дергающих за ниточки.

Наталья Заякина

Новая газета
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе