Множатся вокруг богомоловского "Лира" и мифы: аккурат накануне выпуска спектакля в городе сменилась власть, и дружественный звонок из Смольного настоятельно рекомендовал руководству театра отредактировать излишне смелые эпизоды, дабы ненароком не навлечь гнев известного своими реакционными взглядами свеженазначенного губернатора. Все это, впрочем, мелочи по сравнению с полемикой, развернувшейся в околотеатральном комьюнити, никогда не выглядевшем столь расколотым, как после премьеры "Лира": твердолобые консерваторы покрылись крапивницей, прогрессивно мыслящие интеллектуалы зашлись в эстетическом экстазе.
Такая сильная и неоднозначная реакция создателями спектакля, разумеется, не просто программировалась, но во многом сознательно провоцировалась. Пощечин общественному вкусу хватает уже в программке, в которой вместо шекспировских dramatis personae присутствуют писатель Самуил Яковлевич Глостер, генерал армии Семен Михайлович Корнуэлл и некто Георгий Максимилианович Альбани. У Константина Богомолова всегда была репутация режиссера отнюдь не робкого десятка, но степень брутальности театрального языка "Лира" — грубого гротеска, трагикомически дисгармоничного палимпсеста, вереницы упражнений в эстетике безобразного — многократно превосходит даже самые жесткие прошлые его работы. Спектакль по всем параметрам получился явно экспериментальным — что, впрочем, совсем не отменяет его очевидной привлекательности для зрителя. Любое описание деталей режиссерского решения выглядело бы неуместным: пока незнакомой с "Лиром" столичной публике стоит знать о спектакле лишь то, что текст первоисточника уравнен в правах с поэзией Целана, Маршака, Шаламова и цитатами из Ницше и Библии, а действие постановки разворачивается в последние годы Великой Отечественной Войны на территории Германии и СССР.
Нынешние московские показы значат для детища Константина Богомолова куда больше, чем для среднестатистического петербургского спектакля, привезенного в столицу. Репетировать "Лира" режиссер уезжал в оскорбленных чувствах и едва не с грибоедовским криком "вон из Москвы": незадолго до того в Театре имени Пушкина после первых же премьерных показов была снята из репертуара его радикальная "Принцесса Турандот", в то время как в "Приюте комедианта" молодому и рассерженному художнику предложили полный карт-бланш. Между тем не секрет, что театральное производство на невских берегах переживает в последние годы период застоя, а значит бурный (не так уж важно, со знаком плюс или минус) прием энергичному и дерзкому "Лиру" был обеспечен априори. Московский же зритель не в пример лучше петербургского представляет себе контекст современной европейской режиссуры — а на таком фоне спектакль, воспринятый дразнящим в одной столице, может совершенно не прозвучать в другой. Что, впрочем, абсолютно не помешает "Лиру" если не стать главной гастролью начавшегося театрального года, то хотя бы остаться главным его скандалом.
Дмитрий Ренанский
Коммерсантъ