“Мертвые души”

С разрешения театра не могу не поделиться с любителями музыкальных жанров необычным творением Александра Пантыкина - его "лайт-оперой", музыкальной фантазией на темы Гоголя "Мертвые души". Спектакль был номинирован на "Золотую маску" в десяти номинациях и получил 4 главных премии - как лучший мюзикл, лучшая музыка, лучшая работа режиссера (Кирилл Стрежнев) и лучший дирижер (Борис Нодельман).

Я еще раз посмотрел его на гастролях театра в Петербурге, где в те же дни по случайному стечению обстоятельств в Мариинке давали премьеру "Мертвых душ" Щедрина в постановке Бархатова - контраст оглушал: Бархатов создал скучнейшее, художественно бессмысленное действо, с которого толпами уходили зрители.


На спектакль Стрежнева билеты были распроданы заранее, и публика в финале неистовствовала. Потом это повторилось и на единственном спектакле в Москве.


Эту запись я сделал на одном из премьерных спектаклей в Екатеринбурге в 2009 году.

МЕРТВЫЕ ДУШИ– спектакль Свердловского академического театра музыкальной комедии.


Ниже - моя статья об этой премьере, напечатанная тогда же в "Российской газете".


Этим масштабным проектом театр подтвердил курс на поиски новых форм музыкального спектакля. Курс давний и принципиальный, здешнее ноу-хау. Свердловскую музкомедию давно зовут «лабораторией оперетты»: для нее писали Кабалевский и Милютин, Фельцман и Журбин… Здесь первыми стали ставить западный мюзикл – «Черный дракон» Модуньо, «Хелло, Долли!» Германа. Здесь возникла целая школа современного мюзикла, родились «Figaro» на музыку Моцарта, «Ночь открытых дверей» Кармазина, «Храни меня, любимая» Пантыкина, «Екатерина Великая» Дрезнина, отсюда начал победное шествие по странам молодежный мюзикл «Силиконовая дура» Пантыкина… И вот теперь мировая премьера «Мертвых душ».


Поэт Константин Рубинский написал либретто, за которым стоит серьезное углубление не только в поэму, но и в мир Гоголя, сам воздух его поэм, разорванный в куски болью за Россию. Как поднятые взрывом, на зрителя сыплются осколки этого мира – цитаты, фразы, мотивы «Сорочинской ярмарки», «Ревизора», «Тараса Бульбы», «Женитьбы»… Уйдя от иллюстрирования сюжета, Рубинский сделал Чичикова наследником Хлестакова и создал свою трагикомическую логику развития действия – настолько непредсказуемую, что спектакль, по названию хрестоматийный, захватывает с первых минут и несет вас на мощной волне эмоций к финалу – неожиданно тихому, метафоричному и ошеломляюще грустному.


В музыке Пантыкина ничто не напоминает ни о том, что ее написал кумир поколений «дедушка уральского рока», ни о том, что мы слушаем ее в стенах опереточного театра. Она сложна для исполнения и проста для восприятия, она естественно вырастает из поэтики гоголевских строк (чутко услышанной и без зазоров развитой либреттистом). Ее ближайшие соседи по музыкальному стилю – Прокофьев, Шнитке, Щедрин. Прозаического текста почти нет, пластика десятков персонажей управляется ее ритмами и внутренней логикой, эта пластика делает музыку видимой. Режиссер, дирижер, хореограф, художник и звукорежиссер (его роль велика) вместе с авторами работают как единый организм, и это редкий в театральном мире случай творчества коллективного, увлеченного, интеллектуально насыщенного.


Вихревое, неостановимое, «наводящее ужас движенье» в наглухо запаянном кольце - главный образ спектакля. Перед нами воронка – то ли величественно мрачный туннель, по которому души отлетают к Богу, то ли дорога, все ведущая и никак не приводящая к свету в конце туннеля (сценограф Сергей Александров). В этом мистическом пространстве неприкаянно бродят белесые души (их пластически воплощает Эксцентрик-балет Сергея Смирнова). В нем - броуновское движение персонажей губернского «света», воспаленный губернаторский бал, лунатическая Коробочка (гротескный Владимир Смолин) и зычный Ноздрев (Владимир Алексеев). Здесь мыкается Лизонька (одна из звезд труппы Мария Виненкова) – единственная, кому удастся согреть замогильный мир теплом любви. Головокружительную трансформацию претерпел возница Селифан (Павел Дралов): в нем воплощено природно здоровое начало народа, который все тянется к свету культуры, но которому этот свет исправно отрубают.


И наконец, Чичиков – самый неожиданный герой спектакля. Вальяжная пухлость коллежского советника сменилась спортивной прытью молодого авантюриста – в спектакле это, напомню, прямой наследник Хлестакова, который тоже материализуется в мистической, словно по волшебству явившейся фигуре спектакля. Чичикова играет один из молодых, щедро одаренных актеров труппы Евгений Зайцев. В финале ему, как и Лизоньке, предстоит, сбросив малиновый сюртук, стереть с лица грим и предстать просто человеком, которому не повезло родиться в стране, где все мухлюют и чем-нибудь торгуют, от мертвых душ до собственной совести. Оба оказываются способными учениками общественной ситуации. Оба, судя по прикидам, отбывают в нашу современность, где подарят стране новых Чичиковых. И не будет этому туннелю конца.


Это спектакль, где для каждого персонажа, от губернаторши (Светлана Кочанова) до поварихи (Ольга Култышева), найдена своя запоминающаяся краска, где виртуозно использовано искусство микрофонного пения (вокальный руководитель Елена Захарова). Дирижер Борис Нодельман обеспечил уже традиционно высокое качество оркестра и ансамблей. Кирилл Стрежнев подтвердил свое реноме мастера-экспериментатора, возводящего музыкальный театр нового века. Его построенный на метафорах спектакль снова предлагает нам модель, у которой нет аналогов. Это служит источником раздражения для консервативных критиков. Их главный аргумент: не оперетта, не мюзикл и не опера – что же? Пантыкин определяет свое творение как light opera. Термин, абсолютно необходимый сейчас, когда многие композиторы явочным порядком пишут нечто, выходящее далеко за рамки мюзикла, приближающееся к оперным формам, и все же от них отличное. Та же «Золотая маска» находится в вечной растерянности: по какому рангу это числить? Там до сих пор существует архаичное правило, по которому опере и оперетте путь в конкурс заказан, если они используют микрофоны. Это значит, операм Уэббера «Маска» дала бы от ворот поворот. И даже спектаклям нью-йорской Мет, где без микрофонов не поют. Архаизм и пуризм представлений наших критиков о формах современной музыкальной сцены – камень на пути ее развития. Но это уже другая тема.

Валерий Кичин

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе