Подмостковые мародёры

Несколько лет назад довелось забрести на антрепризный спектакль с дюже завлекательным названием – «Приворотное зелье». Хотя антреприза к тому времени уже приобрела законченную репутацию сценического отстоя, но всё же симпатичные актёрские имена и лица – от Даниила Страхова до Марии Ароновой – равно как и фамилия тогда только начинающего постановщика Константина Богомолова, очень неровного, но с проблесками дарования – обещали зрелище незаурядное. При этом, правда, некоторые подозрения нарочитой сладостью своего прозвища вызывал драматург Кирилл Персиков, но в конце концов мало ли найдётся причин брать псевдонимы.

Здесь, однако, повод оказался весьма весомым: под магическим зельем подразумевалось не что иное, как лекарство от бесплодия, приготовленное из корня мандрагоры, а текст соответственно представлял собой переложение классической комедии эпохи Возрождения, принадлежащей перу Никколо Макиавелли. О том, как играли его молодые мастера и подмастерья, светила и светлячки, можно не говорить: как и принято в дурной антрепризе, комикуя до кривлянья и нещадно нажимая на все мыслимые и немыслимые педали. Куда больший интерес представляла работа по драматургической перелицовке, проделанная г-ном Персиковым. Поскольку нигде об авторе не было сказано ни слова, оставалось предположить, что им был сам режиссёр, филолог по первому образованию, за которым уже числилось несколько текстов в подобном же капустническом роде, рассчитанных не на самую взыскательную публику.

Каюсь, тогда случай этот показался не заслуживающим особого внимания. Оказалось, напрасно.
В принципе несколько свойское обращение к проверенным временем шедеврам закономерно, оно давно и хорошо известно в Европе, где привыкли по-хозяйски относиться к накопленным за тысячелетия драматургическим богатствам. Если у кого-то из давно ушедших авторов занимательная интрига или превосходные сценические положения, великолепные образы или остроумные репризы, но при этом архаичный язык или масса деталей из минувшего и забытого быта, – грех не воспользоваться добром, аккуратно убирая устарелые приметы. Вопрос лишь в том, насколько тот, кто берётся за переделку, самостоятелен – иногда обращение к чужим сюжетам освящено именами самих Шекспира и Мольера, а знаменитое изречение последнего «Беру своё везде, где нахожу» оправдано оригинальностью текста.

Другое дело, если сохранена не только фабула, но и прочие фундаментальные особенности пьесы – тогда логично, как это делали многие драматурги и режиссёры, указание «по мотивам» или «сценическая редакция театра». Границы здесь весьма подвижны, уловить их можно, лишь обладая вкусом и добросовестностью. Вторжение в область драматурга обычно начинается с названий, которые кажутся театру и режиссёру не слишком привлекательными. И всё же, не углубляясь в литературо- и театроведение, всегда можно сказать, насколько прав тот или иной драматург, переписывая своего знаменитого предшественника, насколько он имеет право называться автором.

В этом сезоне в Театре Сатиры появился спектакль, на программке которого написано: «По мотивам античных комедий». И в самом деле, рассказать Плавта понятным языком, убрав детали двухтысячелетней давности и насытив нынешними выражениями, вполне уместно, если ситуация применима к сегодняшнему дню. А тут простая история: родители уезжают из дома, а их юный отпрыск спешит к своей девушке. Так же актуальна дилемма, вынесенная театром в заглавие: под лозунгом свободы столь часто творились (и продолжают твориться) такие спекуляции, что хочется получить наконец прививку и распознавать демагогов прежде, чем они в очередной раз переломят хребет отдельным личностям или целой стране.

Можно спорить о том, насколько удачно переписан текст, насколько коллективные усилия – в окончательном варианте явственны следы репетиционных импровизаций – привели к гармоничному результату (на мой взгляд, именно жёсткости отбора не хватило Александру Ширвиндту, который значится не только постановщиком, но и автором), однако в итоге зритель сам получил возможность сравнить современный вариант с классическим.

Совершенно иной случай – «Сыновья его любовницы», предложенные продюсерским центром «Оазис». Главный герой – известный киноактёр, режиссёр и продюсер. В его доме появляется священник: его вызвали к умирающей, той самой любовнице героя.

Однако, когда выясняется, что святого отца пригласили не для последнего обряда, но чтобы совершить бракосочетание (такова последняя воля умирающей), то мгновенно возникают подозрения: неужели постановщик (а по совместительству и автор пьесы) Ольга Анохина заимствовала завязку интриги у знаменитой «Филумены Мартурано» Эдуардо де Филиппо?.. Когда героиня выходит на подмостки, поразиться её внезапному выздоровлению не удаётся – подозрения подтверждаются. А когда она заявляет взбешённому обманом новоиспечённому супругу, что сделала это ради своих сыновей, а один из них – его собственный, последние сомнения отпадают. Увидеть спектакль «Оазиса» довелось на сцене Вахтанговского театра, что придало зрелищу особую пикантность: ведь когда-то именно здесь блистала в роли Филумены обворожительная Цецилия Мансурова, которой приносили дань восхищения даже актёры труппы де Филиппо. С того момента, как сходство давней пьесы со свеженаписанной становится безусловным, за игрой актёров следить перестаёшь. Всё внимание поглощает вопрос: неужели не только начало, но и развитие интриги совпадает с первоисточником? Тогда необходимо понять, насколько новый автор верен своему предшественнику и что он принёс нового, – иначе зачем предпринимать перелицовку и ставить своё имя взамен законного?

Помимо перемены в профессии главного героя то же происходит и с его сыновьями: один становится шофёром – в том же доме; второй превращается в адвоката (именно его приглашают, чтобы вести дело о разводе, пока не выясняется причастность к этой истории); третий, вызванный из деревни, предполагается столь простодушным, что в нём видят будущую кинозвезду. Здесь придётся поверить Анохиной – она по первой профессии актриса, ей виднее, «из какого сора растут» кумиры.

Но что поражает напрочь, так это финал. В подлиннике героиня так и не назовёт своему супругу имя его сына. До героя (и до зрителя) дойдёт, что тем самым она дарит ему счастье: каждый из сыновей назовёт его папой. Автор-ХХI вкладывает в уста своей героини утверждение, что все трое – одной крови с кинодельцом. Поверить в это, глядя на совершенно непохожих друг на друга исполнителей, нет никакого шанса: общую мать ещё как-то можно представить, но их появление от обоих родителей опрокидывает все законы наследственности.

Главное всё же в том, что столь приторный хеппи-энд обесценивает всю фабулу, превращает главную героиню в глупую интриганку, а то и в психически нездоровую личность не только в настоящем, но и в прошлом. Если все её сыновья – братья, ещё и единокровные, то факт, что она скрывала их от отца, становится маловероятным, а решение наконец-то дать им папу, когда они уже выросли (у старшего четверо собственных детей), – чуть не издевательским. Глубоко гуманистическая история, рассказанная итальянским драматургом, обретает в переделке черты тупого комикса.

Понимают ли Константин Богомолов, Ольга Анохина и им подобные авторы-постановщики, что совершают прямое мародёрство? Представляют ли и другие создатели спектакля, будь то сценографы или хореографы, что они тоже к своим профессиям добавили новое определение – «пособник»? Отдают ли себе отчёт и замешанные в зрелище актёры, что они также становятся соучастниками, пусть поменьше калибром? Вряд ли педагоги по зарубежным литературе и театру РАТИ, Щукинского или Щепкинского училищ не рассказывали им о Никколо Макиавелли или Эдуардо де Филиппо, наверняка студенты даже экзамены сдавали по этим дисциплинам – так что даже отговориться незнанием они не вправе. Наконец, не могут не ведать о подтасовках продюсеры: догадываются ли руководители театрального агентства «Арт-партнёр ХХI» или Продюсерского центра «Оазис», что их доходы от такого рода продукции немногим менее грязны, чем прибыль от других видов жульничества?

А вдруг найдётся настойчивый зритель, который подаст в суд на всю эту криминальную группировку? На основании хотя бы Закона о защите прав потребителя – здесь ведь явно под одной маркой предлагается совершенно иная продукция.

Похоже, пора модернизировать давнее присловье. Стоит обратиться ко всем замешанным в этих и им подобных спектаклях: «Поздравляем, господа, украмши!»

Геннадий ДЁМИН

Литературная газета

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе