Юбилейный год великого драматурга начался с самой «программной» его пьесы.
Леонид Торопов/ предоставлены Академическим театром Комедии имени Н.П. Акимова
Спектакль оказался умилительным и пронзительным в своей традиционности и очень смешным, хотя на сцене сплошь трагедии. Отдельный подарок публике — выход на сцену корифеев Эры Зиганшиной и Сергея Кузнецова.
Ставить приличные вещи, особенно классику, невыразимо трудно — это сиюминутным словесам новомодных авторов и особенно «авторок» довольно надувания щек, ячества и пафоса на пустом месте. Качественные и тем более хрестоматийные тексты небрежности не простят ни в каком случае. У художественного руководителя акимовского театра Татьяны Казаковой получается не просто стабильно выдавать замечательные постановки, но и делать классику интересной и доступной сегодняшнему зрителю, в том числе и молодому. Для которого, например, тот же Островский — это что-то, случившееся сразу после мезозоя. Оказывается, можно вызвать сопереживание персонажам произведений отца русской драматургии, не перенося их в иные исторические реалии и не наполняя спектакль всякими гаджетами и современным антуражем. И более того — заставить смеяться и тут же грустить. Как того и желал Островский. Абсолютно понятно, отчего «продвинутая» петербургская театральная тусовка сторонится Казаковой. Мало у кого получается так дружить с классикой. Оттого и косятся неприязненно на то, что случается в «том театре, что в магазине» (акимовский театр находится в здании гастронома братьев Елисеевых). Словом, все происходит ровно по словам актера Несчастливцева: «…паясничать-то хитрость не велика. А попробуй-ка в трагики! Вот и нет никого».
Встречей Несчастливцева и Счастливцева и начинается юбилейный «Лес» в Театре комедии — режиссер изменила привычный порядок действий пьесы. Встречаются, разумеется, в том самом лесу — в нем вообще происходят все события, — так позволяют трактовать действие универсальные декорации художника-постановщика Александра Орлова. Подвешенные на кронштейнах, весь объем сцены рассекают в разных направлениях длинные и высокие зеленые цилиндры, то символизируя деревья в чаще, то превращаясь в частокол или глухие стены усадьбы Гурмыжской. На чем-то типа бревна сидят люди поплоше, только для самой помещицы-ханжи и ее приближенных предусмотрены богатые стулья и кресла. Монументально высятся также сейф-конторка и обширный диван как символы скаредности и очередного грехопадения Раисы Павловны.
Постановка держится на двух полюсах, на двух личностях, на двух блестящих артистах. Один из которых — Сергей Кузнецов в роли Геннадия Несчастливцева. Вот уж глыба, во всех смыслах! Характер, противостоящий всем перипетиям жизни — мощный и одновременно очень непрактичный, «не умеющий жить». Как это по-русски, до чего же это понятно. Кузнецов в большинстве сцен и эпизодов держит одну ноту, но какую! Скорее не трагедии, а горечи — терпкой, щекочущей легкие и не дающей вдохнуть полной грудью. При этом, несмотря на сохранение такой тональности, рисунок роли Несчастливцева вовсе не однообразен. Тонкая эмоциональная нюансировка осуществляется Сергеем Кузнецовым с ювелирной тщательностью. Он приправляет образ то толикой скепсиса, то щепоткой гнева — и порой микроскопической дозой лиризма, который, однако, отчетливо воспринимается зрителем. Большой актер, видеть которого на петербургской сцене отрада для настоящего театрала.
И здесь же второй сюрприз, еще одно счастье для публики. На роль Гурмыжской Татьяна Казакова пригласила звезду Александринского театра Эру Зиганшину. Актриса вышла в премьерной роли накануне дня рождения с очень красивой цифрой, которая, однако, с Эрой Гарафовной никак не вяжется. Будучи ученицей Георгия Товстоногова, Эра Зиганшина с самого начала своей карьеры была образцом ленинградской театральной школы и, что примечательно, при этом играла на сценах обеих столиц. За плечами актрисы, в частности, сотрудничество с такими именами, как Роман Виктюк и Генриетта Яновская. Именно в Московском театре юного зрителя в 1998 году состоялась одна из ярких встреч актрисы с Островским, когда Зиганшина вышла на сцену в образе Кабанихи — этот труд позже был отмечен премией Константина Станиславского за лучшую женскую роль.
Нынешняя работа Зиганшиной представляется не менее значительной. Гурмыжская в новом спектакле нарисована щедрыми, но не жирными мазками. Перед нами — образцовое двуличие, простирающееся от коварной задушевности до неприкрытой алчности. Передать низменные человеческие страсти утонченно и легко — настоящий актерский краш-тест, который был с блеском пройден (кто бы сомневался!). Достойным обрамлением и значительной помощью для героини здесь стал Владислав Несин в роли молодого воздыхателя Гурмыжской Алексея Буланова. Созданный артистами возрастной контраст и продемонстрированная различная степень изящности в достижении желаемого только подчеркнули единство образов приспособленцев и личностей, лишенных всякой морали. Очень большую роль в создании характеров сыграли костюмы Ирины Чередниковой. Мнимая первоначальная робость Буланова подчеркивается нелепыми бриджами, кургузым клетчатым пиджачком да смешными чулками. После же взлетевший в собственном понимании до небес баловень судьбы манерничает, чудит и гневается в безукоризненном костюме-двойке с жилетом вырвиглазной дешевой расцветки и роскошном летящем белом плаще с красным подбоем — настоящая галантерейная цитата из Булгакова. Наряды же Гурмыжской проходят эволюцию от сдержанных, но утонченных, с богатой вышивкой и причудливыми драпировками фасонов в темных, «высоконравственных» тонах до впечатляющего алого туалета, смотрящегося сколь же богатым, столько и животным. И еще не забыть бы про забавный и одновременно несколько зловещий ридикюль-кошель, который Гурмыжская постоянно таскает с собой как какую-то уродливую грыжу — исключительно говорящая деталь, поставившая окончательную точку в портрете Раисы Павловны.
Из второстепенных персонажей счастливая участь в спектакле выпала на долю Елены Мелешковой в роли ключницы Улиты. Пронырливая особа, смешно шваркающая папироской, всегда готовая к сплетням, наветам, но в то же время не прочь испытать томления любовной страсти — это одна из основных смехоточек постановки. Параллель ей составляет Аркадий Счастливцев (Виталий Кузьмин). Перед этим артистом поставлена особая задача: его персонаж так же оттеняет главную идеологическую составляющую, которую драматург приписал к образу Несчастливцева. Может, такая работа на два фронта и придала персонажу некоторой нервности и дерганности? Впрочем, Виталий Кузьмин отлично справился и с юмором, и с сатирой, с которой изображен склонный к неразборчивости в средствах и творческим компромиссам герой.
В некотором затруднении пишу о лирической линии спектакля и ее действующих лицах. Петр Восмибратов понятно жалок и непригляден в пассивном по сути участии в торгах за приданое с собственным батюшкой (в роли скряги и выжиги Ивана Восмибратова выступил Александр Корнеев), когда на кону стоит его счастье. Сыгравший Петра Александр Матвеев очень подходит на роль этого ничтожества, а вот Дарии Лятецкой, исполнительнице роли воспитанницы Гурмыжской Аксюши, цена которой на наших глазах падает с трех до одной тысячи рублей, явно есть к чему стремиться. Ее трепет слишком трепетный, а интонации чересчур надрывны. Все, как у провинциальной актрисы, которой бы Аксюша и стала, прими она предложение Несчастливцева вступить в его труппу. Но может так и было задумано — тогда логика в подобной интерпретации образа налицо.
Запрос на такие в лучшем смысле традиционные постановки у зрителя велик: горячий прием публики, забившей зал до отказа на премьерных показах «Леса», о том свидетельствовал явственно. На уважение к автору, к его замыслу и слову. На тщательную актерскую работу — не только на творческие поиски актуальности, но и на «старую школу»: каких аплодисментов удостоился Валерий Никитенко в роли лакея Карпа — артист, полвека служащий в акимовском театре, до сих пор остается одним из его главных имен. Все вместе и составляет то самое богатство русского репертуарного театра, который сам по себе является нашим национальным достоянием.