В Александринке этот спектакль объявили премьерой сезона и отдали под «детскую» постановку историческую сцену.
Эксперимент оправдался. Публика осталась в восторге от зрелища, объединившего стимпанк со стилистикой хоррора. К сожалению, в постановке нет ученого кота. Неужели не позволил жанр?
Обращение к творчеству нашего национального поэта в театре — явление все-таки нечастое. В том же Александринском, который, кстати, также носит статус национального, к Пушкину обратился только патриарх труппы Николай Мартон в своей недавней премьере, моноспектакле «А.С. Пушкин. Стихи и мысли», идущем в цикле «Монологи в Царском фойе». Крупных же постановок по классику в афише нет вовсе. Если посмотреть на современный русский театр в целом, то, конечно же, найдутся представления «по мотивам». Но это уже не совсем Пушкин.
И вот под пушкинский спектакль, под живое слово поэта (небольшие «поясняющие» прозаические вставки не в счет) отдана Основная и, естественно, намоленная веками сцена. На главной драматической площадке Петербурга и Российской империи вышла не просто постановка, а провокационное мультимедийное шоу с массой технологических закидонов. Авантюра невероятная, поэтому я не очень удивился, когда узнал, что спектакль доверили режиссеру Антону Оконешникову.
В Александринке в рамках проекта «Другая сцена» Оконешников выпустил, в частности, онлайн-спектакль «Суд над Раскольниковым», который запомнился мне интересной формой и никудышним литературным содержанием (Достоевский здесь ни при чем). А вот спектакль «Шекспир. Сонеты» с актерской импровизацией и прямыми включениями национальных театров из российских регионов, стал вещью тонкой и впечатляющей. К творчеству нашего всего Антон Оконешников также обращался ранее, поставив в Петербургском ТЮЗе «Сказку о Царе Салтане». Как видно, вкусив однажды пушкинской крови, режиссер не смог остановиться.
Про кровь речь зашла не просто так. В «Руслане и Людмиле» она на сцене не льется – все-таки спектакль идет под грифом «12+» — но подразумевается явственно. Атмосферу легкомысленно-развлекательного триллера вместо нее с успехом поддерживают и актерские слова, и действия, и крайне разнообразная машинерия представления, зачастую прямо отсылающая к вершинам жанра киноужасов. Все это тем более примечательно, так как, по словам режиссера, происходящее на сцене — всего лишь воображение библиотечной бабушки. Бабушка в безукоризненном исполнении Елены Зиминой, забавно сочетающей классический внешний вид с игривой резвостью, впадением в транс на вертящемся стуле и хичкоковскими гримасами, видать, еще та книгочея. И ей явно есть, что передать своей милой и не в пример более благоразумной умнице-внучке (Дарья Альхова), и это отнюдь не нравоучения в дарованной тиши библиотек.
Чинные и вызывающие благоговение книжные шкафы стараниями сценографа Александра Мохова моментально превращаются в мобильные платформы, на которых перемещаются по сцене практически все действующие лица, включая бэк-вокалисток и своеобразную подтанцовку, состоящую из теток библиотечной наружности, которые после оборачиваются то в эсэсовского вида помощниц злодейки Наины, то в русалок и т.д. Декорации и одежда сцены темны и носят отчетливо потусторонне-фантазийный отпечаток техногенного постапокалипсиса, что не удивляет: постановщикам многое подсказали нейросети и специальное программное обеспечение. Единственно светлое пятно — очень красивые желтенькие «Жигули», переделанные в кабриолет, на котором рассекают просторы Киевского княжества и печенежских владений несостоявшиеся женихи Людмилы.
Под стать оформлению и одеяния героев, в которые их облачила художник Елена Жукова. Цветовые и стилистические решения костюмов различны, но в одном они едины. Елене Жуковой удалось в своих работах объединить юмор и иронию с какой-то тревожностью, а порой и угрозой. Например, на одном из рендеров к спектаклю на одеянии князя Владимира можно было разглядеть даже знак радиологической опасности. На сцене я этого не увидел — видимо, постановщики решили не пугать публику уж так тотально. Зато в оформлении персонажей присутствует пушкинская рукописная вязь. Это трогает.
Очень важна техническая сторона. Полноправными участниками спектакля оказались мужчины в форменной технической одежде (музыкантов, кстати, тоже в нее облачили), которые стали не только видимой движущей силой декораций и механизмов, но и нарочито продемонстрировали изнанку постановки: направляли на героев ветродуи, вели видеотрансляции, обеспечивали всякого рода эффекты и т.п. Погруженность зрителей не только в творческий, но и в технологический процесс оказалась колоссальной. А само представление переместилось из разряда «похода в театр» в завлекательный аттракцион.
На всех персонажах спектакля, наряду со вполне классической интерпретацией, ощущается легкое напечатление некоторой девиантности — у каждого своей. Это определяет комический и фарсовый эффект постановки — как и интонации с жестикуляциями театра кабуки, которыми сопровождаются сцены вооруженного противостояния. Руслан в исполнении Виктора Шуралева в начале повествования — растерянный олень в штанах с лампасами, который недоуменно кривит рот, когда у него с брачного ложа похищают невесту. У него потешный конь, сделанный из железной бочки, и то ли деревянный, то ли вовсе картонный куцый меч, которым он до некоторых пор тычет в недругов, вполне безуспешно. Эмоции его долгое время панические и слезливые, но до той поры, пока не случается победоносное свидание с Головой (Дмитрий Белов), решенной в стиле абсолютного киберпанка, с дымом, красными глазами и вертящимися лопастями. Дальше все по Фрейду — Голова вручает Руслану новый меч, очень гипертрофированный и крепкий, который вдобавок представляет собой бензопилу.
С одной стороны жаль, что Руслан его использует на ручном приводе. Но это мера вынужденная — будь то настоящий закамуфлированный механизм, не сносить бы в царящем на сцене накале действия артистам головы в прямом смысле. Безопасность превыше всего. Так или иначе, в финале спектакля Руслан уже никакой не олень, а настоящий добрый молодец.
Людмила нарисована вовсе не кисейной барышней. Представившая ее Анна Блинова создает образ миниатюрной, но жилистой героини с достаточно крепкими эмоциями. Конечно, не обошлось без ромашек на венце и цыплячьего цвета косичек числом около восьми, но житейского благоразумия и воли к победе ей не занимать. Повздыхать на берегу моря и поразмышлять, не утопиться ли — отчего бы и нет? Но непосредственно кидаться в пучину, в омут — к чему? Употребленная в этом месте интонация «сейчас, нашли дуру» очень героине к лицу и к характеру. Пожалуй, за такой Людмилой никакой Руслан не пропадет, даже и не обладай он длинным разящим мечем.
В спектакле есть еще одна невеста — это злыдня Наина (Елена Немзер). Рисунок этой роли — инфернальное комикование. По сцене она перемещается со смертоносной косой вместо клюки, цветики на ее венце украшены масонскими глазиками, ненавидит она все и вся. Такое поведение сочетается с кокетничаньем, загробным смехом и мрачными призывами: «Убей!», на которые с готовностью откликается подучаемый ею Рогдай, приземистый битюг с устрашающей шипованной булавой. В результате получается довольно мрачная картина, именно поэтому родителям стоит учесть возрастное ограничение и не водить на представление младших школьников. Дети могут испугаться. Да и от запаха пиротехнических средств першит в носу и горле.
Парой Наине, как и положено, выступает мудрый Финн. Здесь счастливый случай. Приехавший пару лет назад из Беларуси актер Иван Трус — большое приобретение александринской труппы, а сам Александринский театр, думается, вполне может стать местом силы для самого артиста. Я видел этого актера во многих постановках театра, его укоренение на этой сцене явственно, а Финн, вместе с Наиной, стал главной удачей кастинга спектакля. Между тем эта работа не только комичная, когда на помощь артисту приходят шутки реквизита — например, автомобильная сигнализация на входе в пещеру или использование электрооборудования вместо живой воды в сцене воскрешения Финном Руслана. Это еще и физически затратный труд – как и для Руслана, и для Головы, и для злобного карлы Черномора (Николай Белин). Все эти персонажи приняли участие в эксперименте со стримом. В разные моменты действия они укладывались на сцену и перемещались, как если бы двигались в привычной вертикальной плоскости. Операторы же выводили эту картинку в прямом эфире на большой экран на сцене, пластика актеров и выделываемые ими коленца произвели впечатление. Помощники подсовывали героям необходимый реквизит, а то, что мешало бы созданию нужной картинки, убиралось хромакеем. Пусть не всегда все получалось до конца — например, в таком «лежачем» положении обыгрывалась сцена отсечения Головы коварным Черномором — тем самым мечом-бензопилой. Туловище артиста Дмитрия Белова прямо во время трансляции покрыли зеленым хромакеем, и на проекции оно исчезло, но были заметны естественные складки и неровности. Ничего, технологии развиваются. Уверен, что в не таком далеком будущем создатели смогут показать и настоящий полет Руслана с Черномором. Пока же публика довольствовалась чисто сценическими усилиями героев и их технических ассистентов, что тоже было смешно.
Хочу поблагодарить народного артиста России Сергея Паршина за стать князя Владимира, Дмитрия Бутеева за изящество и пластичность его хана Ратмира, которого, кстати, одели по мотивам красноармейца-буденновца — и очень удачно. Виталий Сазонов в образе трусоватого Фарлафа, явно предпочитающего аппетитное поедание, кажется, вареников поискам Людмилы, вызывал всеобщую симпатию, а у меня еще и сожаление, что этого актера пока можно чаще увидеть в телесериалах класса Д. Музыкальные темы композитора Андрея Бундина были и по-былинному напевны, и одновременно энергичны. Очень графично и ярко решена сцена битвы с печенегами. Своим близким, ищущим театральных развлечений и для себя, и для детей, я «Руслана и Людмилу» уже смело порекомендовал. Эпическая поэма, многоплановый текст, яркие работы и смелые решения — что еще нужно для театрального праздника?