Римас Туминас: «Моя задача — не кормить, а пробудить вкус…»

Римас Туминас поставил «Дядю Ваню» в Вахтанговском театре, зная, что всё повторится

Худрук Вахтанговского театра режиссёр Римас Туминас рассказывает о спектаклях в Литве и в Москве, о работе как в родном, так и двоюродном коллективе. Ещё бы разобраться во всех этих театрально-родственных связях!

Прошлый сезон у худрука Вахтанговского театра оказался крайне сложным. И дело даже не в двух затратных премьерах, сколько в ситуации внутри и вокруг театра.

 Об этом Римас Туминас достаточно подробно рассказал «Часкору» в начале года. Нынешней премьерой «Дяди Вани» мы решили воспользоваться, чтобы продолжить разговор о том, что творится вокруг и внутри академического Вахтанговского…

— Обращаясь к русской классике снова, вы не опасаетесь той же реакции, что была на «Горе от ума»? С «Троилом и Крессидой» в этом смысле проще, кому какое дело до Шекспира и троянцев с греками, а тут опять пойдут обвинения в «надругательстве над классикой», в «русофобии»...
— Не боюсь, просто знаю, что всё повторится. Но я буду делать то, что написано, то, что вложено автором, ничего кроме. Я много изучал эпоху конца XIX — начала ХХ века, мне это время нравится, таинственное, красивое, в нём много тайн.

И это не будет какой-то «авангардный» спектакль — нет, но будем мыслить сегодняшним днём и соединять современность с прошлым. Метафоры не придумываются, не делаются, они возникают на столкновении прошлого с сегодняшним днём, рождаются из соединения времён, и это такая радость!

— А своего вахтанговского «Ревизора» вы не собираетесь восстановить?
— Думал, тем более что ещё же и Год Гоголя, и спектакль остался недоигранным. Но сомневаюсь, возвращаться — не возвращаться, кто-то ещё должен мне помочь в этом решении, убедить меня.

Я настолько в себе сомневаюсь, что иногда сам себя ненавижу. Сомневаться в себе надо, но сколько же можно?!

— Два года назад прошли гастроли руководимого вами Вильнюсского городского театра, но тогда вы ещё не были худруком Вахтанговского. Сейчас интерес к вам иной. Вы не хотели бы повторить гастроли ещё раз?
— Есть такое желание, и оно имеет перспективы реализоваться. Возможно, удастся уже в 2009 году представить мои спектакли, сделанные в «Современнике» и Вахтанговском, в Литве, а те спектакли — здесь. Они всегда хотят приехать. Я хочу ставить здесь новый «Маскарад», и литовский «Маскарад» к нашей премьере должен приехать.

— «Маскарад» как раз в Москве видели не единожды.
— Да, но сейчас всё иначе. Так совпало, что Театр имени Вахтангова — это дом для «Маскарада», для этого театра писал свою знаменитую музыку Хачатурян, но потом война, спектакль остался недоигранным, многие погибли.

Мы сыграем литовский «Маскарад» и как бы передадим эстафету новому спектаклю, возможно, в рамках этой акции актёры из одного спектакля поменяются со своими коллегами...

— Как ваш Вильнюсский театр живёт без вас?
— Держится, хотя есть не то что недовольство, но вопрос: «Когда же, когда же?»

— В смысле когда же вы вернётесь?
— Ну да, думаю, один-два года будут для них такими сложными, а потом я смогу ставить спектакли и здесь, и там.

Я остаюсь руководителем Вильнюсского театра. Правда, сейчас в Литве изменилась власть, новое правительство — не знаю, как будет решаться мой вопрос. У нас ведь там нет директора и нет художественного руководителя, я там руководитель, то есть не творческий человек, а должностное лицо, театр — государственный.

Поэтому я не могу просто взять творческий отпуск на долгий срок по законодательству — сложность есть, безусловно. Но ко мне относятся лояльно, в том числе и действующий президент Литвы. Даже с гордостью.

Знаете, это как с баскетболистами: когда они стали уезжать играть за чужие команды, многие, и я в том числе, были недовольны: как так? Пусть играют у нас, за нас!

Я сам помню свои ощущения: а я что буду смотреть?! Прошло время, и сейчас я горжусь, что кто-то из наших где-то играет, выигрывает, — мир стал другим, единым.

— Актёр Театра Вахтангова Леонид Бичевин за последние года два стал главным лицом современного российского кино благодаря таким знаковым фильмам, как «Груз 200», «Однажды в провинции», «Морфий»... В театре же он занят мало — только в вашем спектакле «Троил и Крессида», больше нигде. Планируете ставить на него? У вас вообще есть практика ставить спектакли на звёзд? — Я знаю о его успехах в кино, хотя, к сожалению, фильмов не видел. К сожалению, его работа в кино мешала репетициям «Троила и Крессиды». Хотя я за то, чтобы актёры снимались в серьёзных, основательных фильмах, и театр должен в этом помочь.

Но я в недоумении: звезда? Для меня он хороший актёр, развивающийся, с характером и по-человечески очень тёплый. Не знаю, будет ли он играть в ближайших постановках, но я не хочу его терять.

— А Евгений Павлов, который у себя в «Современнике» играет эпизоды, а его роль Петрушки в вашем «Горе от ума» оказалась едва ли не центральной? Вы бы не хотели пригласить его в вахтанговскую труппу?
— Если бы мог — да. А может, так и сделаю. Но у нас и без того большой штат, а я придерживаюсь мнения: пришёл в дом — будь любезен найди всё необходимое в своём доме, убеди, раскрой.

Обновляться театр должен, мы все это знаем. Сейчас выпускники училища пришли в театр. Просто актёры должны привыкать к миграции. Ты пришёл в театр — это не навсегда, на год, на два, дальше надо искать что-то новое.

Я много работал на Западе — там с лёгкостью говорят: «Я уже в следующем сезоне не буду играть, контракт кончается, и сказали, что не продлят». Для них это нормально.

— Но здесь-то к этому не привыкли.
— Да, многие хотят вкопаться и держаться. Внутренней свободы не хватает, ограничиваем себя в выборе, не делаем себе вызова, всё хотим пристроиться, устроиться — нехорошее качество. Надо создать сильное хорошее поколение, какое было когда-то в Вахтанговском театре. Хорошими актёрами-одиночками ничего не сделаешь, и на звезду я ставить не собираюсь, меня это не интересует. Должен быть ансамбль.

— Вы говорите о необходимости миграции. А сами вы так же легко относитесь к своему пребыванию в Театре имени Вахтангова, это тоже не навсегда? Потому что мы привыкли, что художественных руководителей из московских театров выносят, как правило, вперёд ногами. Кстати, у вашего предшественника на посту худрука, Михаила Александровича Ульянова, было ощущение, что он тут если даже не в качестве руководителя, то в любом случае навсегда. И это рождало не только самоуспокоение, но и совсем иное чувство ответственности. А вы ставите себе предел?
— Не конкретный срок, но предел — это когда я пойму, что привил артистам вкус. Моя задача — не кормить, а пробудить вкус.

— А кормить кто будет?!
— Они сами должны! Вы тут упомянули булгаковский «Морфий» — это как с морфием, только в хорошем смысле. И когда другие режиссёры будут знать, что у здешних актёров есть зависимость, необходимость в поиске, в новых идеях, они придут сюда сами и предложат свой товар им и ещё будут спорить, у кого лучше, интереснее.

Хотелось бы, конечно, привить эту необходимость быстрее. Потому я так спешу. Я не ставлю рамок — два, три года. Но точно не навеки. Если бы мне предложили навеки, я бы вообще не согласился.

Я не могу надолго, надо жить мечтами, желать большего, чем можешь сделать. Это как с жизнью: мы же знаем, что умрём. А работа — вдруг навсегда? Так не бывает. Надо играть с судьбой и с собой, относиться к перспективам с юмором. А вот что касается судеб, которых мы ищем в театре, познания человека в театре — это уже серьёзно. Но в этой серьёзности тоже должна быть лёгкость и свобода.

— Худруку московского театра важно дружить с властью, и не столько даже с высшей, сколько с муниципальной. У вас налажен этот контакт?
— У меня лично — нет. Наш театр — федерального статуса, так что практической необходимости не существует.

— Федеральный, не федеральный, а как отключат воду...
— У нас есть талантливый директор, Сергей Юрьевич Сосновский, у него этот контакт налажен на нужном уровне. А я встречался несколько раз с руководителями департамента по культуре города Москвы — связь между нами есть, без особой близости, но и без особых проблем.

Я не умею и считаю, что так лучше: у меня к чиновникам нет претензий, у меня есть претензии к актёрам, к театральному миру и к себе самому. Театр — это целый мир, страна, у нас внутри театра есть и свои федеральные власти, и городские, и районные, и своё министерство культуры, и министерство финансов — хватает и этого.

 

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе