Несколько минут до начала. Длинная стена с фотографиями Латвии тех лет постепенно по кусочкам разобрана монтировщиками. Взамен зрителям открывается старая облупившаяся квартира (художник Моника Пормале). Именно в ней и будет происходить действие. Сначала в скромном жилище появятся девушки в кислотных цветов куртках и черных очках (вестники из наших дней). Потом их спугнет пожилая дама в забавных гамашах, а вслед за ней в комнату нагрянут представители власти с «корочками» и прослушивающей аппаратурой. Всем им нужна тишина, бережно закатанная хозяйкой в трехлитровую банку. Тишина, спрятанная в пыльном чемодане, хриплом приемнике и скрипучем патефоне. Тишина, разбудившая настоящих обитателей опустевших комнат — молодых героев шестидесятых. Проснувшись, под песни «Битлз», Саймона и Гарфункеля они в режиме ускоренной перемотки переживут заново запомнившиеся моменты собственной жизни: от первого поцелуя до рождения ребенка. Так, в одной из комнат томная красавица волнуясь и теряясь, будет соблазнять молодого парня, который, играя детской машинкой, «проедется» по ее телу и уйдет, не попрощавшись. А бойкая блондинка научит менее опытную подругу грамотно целоваться, переходя от простого объекта — стакана — к более сложному — собственному парню, охотно принимающему в объятья симпатичную ученицу.

Словом, незатейливая жизненная история шести пар утяжелится пикантными подробностями и трогательными сценами приватной жизни. Любовь, наравне с закатанной в банке и притаившейся в антенне радиоприемника музыкой, будет слышаться во всем. Неслучайно одной из кульминационных сцен спектакля станет короткометражное видео с записью эротической сцены. Свобода, секс и рок-н-ролл мирно уживутся на сцене с безобидным покуриванием травки, целомудренно превращенной в молоко. Вообще, образ молока как источника удовольствия в начале спектакля и питательной силы в конце (очередь беременных мамаш, буквально присосавшихся к металлической трубе с льющимся из нее молоком) станет лейтмотивом всего действия. И, казалось бы, галлюциногенная корова из картона с синей ленточкой на шее в середине действия уже никому не покажется странной. Равно как и маски зайцев, неожиданно надетых скромными барышнями во время соблазнения любимых. Удачных образно-иронических моментов в спектакле очень много. Например, страстная сцена влюбленных с мотоциклетными шлемами на головах или неудавшееся повешенье, обернувшееся свадьбой. Все это дополнено точными приметами времени: игрой в бутылочку, чугунным утюгом для глажки (и по совместительству — для выравнивания волос), «бабеттой», умело сконструированной на голове героини при помощи литровой банки, чулка, шиньона и шпилек.

Но самым главным героем, без всякого сомнения, станет музыка, связавшая пары и так бесславно погубившая человека. В последней сцене мужчина-госслужащий буквально с головой погрузится в конгломерат звуков — утонет в «музыкальном корыте» любезно приготовленном хозяйкой квартиры. Он не сможет преодолеть сильное, граничащие с наркотическим, увлечение музыкой. А мелодия, нарастающая с каждой минутой, торжественно-погребальным маршем закроет разговор об эпохе свингующих шестидесятых, живым напоминание которой в спектакле помимо всего прочего работают прямые кино-цитаты. Например, сцена в кабинете фотографа из «Фотоувлечения» Микеланджело Антониони 1966 года.
Петербургский театральный журнал