Текст: Ольга Федянина

Новый директор МХАТа им. М. Горького Владимир Кехман, перечисляя в интервью «Московскому комсомольцу» будущие премьеры сезона, сказал среди прочего: «Сергей Десницкий восстанавливает „Три сестры" Немировича-Данченко, и я уже сейчас вижу, что это будет шедевр».

Этот же спектакль Немировича-Данченко МХАТ имени Горького уже восстановил в феврале 2020-го: приуроченная к 160-летию Чехова премьера была одним из парадных проектов тогдашнего худрука Эдуарда Боякова. А в 2010-м тех же «Трех сестер» 1940 года восстанавливала во МХАТе имени Горького его тогдашний художественный руководитель Татьяна Доронина. Речь при этом каждый раз идет не о том, чтобы подновить обветшавший классический спектакль, а действительно поставить и выпустить его заново со всем премьерным размахом.

Названий, соблазнительных для реконструкторов, в запасниках и архивах МХАТа огромное множество. Именно поэтому случай тройного обращения к «Трем сестрам» особенно бросается в глаза. И если восстановление, предпринятое Татьяной Дорониной, обошлось почти без шумного рекламного фона, то в феврале 2020 года, при Эдуарде Боякове, информационный накал был уже совсем другим. «20.02.2020 г. всех нас ждет великое событие»,— писал один из столичных информационно-культурных порталов; другие высказывались сдержаннее, но в том же духе. И вот всего лишь через два с небольшим года событие должно быть повторено — с другой постановочной командой.

Почему МХАТ имени Горького с такой настойчивостью возвращается к одному и тому же адресу, к двери, на которой написано «Немирович-Данченко, 1940 год»?

«Три сестры» — едва ли не главное название в театре ХХ века и один из краеугольных камней истории Московского художественного театра. Именно после «Трех сестер», поставленных Станиславским в 1901 году, Чехов и Художественный театр предстали своего рода неделимым символом русского психологического театра. Спектакль сохранялся в репертуаре МХТ долгие годы. Вторая постановка, созданная Немировичем-Данченко в 1940-м, тоже оказалась легендарной — и долговечной.

В новом времени нет такого театрального жанра и стиля, которому не хотелось бы соотносить себя с «Тремя сестрами». При этом надо сказать, что экспериментирующий, а не консервирующий театр в своих поисках чаще всего обращается к постановке 1901 года — на режиссерских экземплярах Станиславского основаны легендарные «Три сестры» Петера Штайна, голос Качалова-Тузенбаха включал в свой безнадежный и безжалостный спектакль Юрий Любимов.

Но как раз спектакль 1901 года, кажется, ни Доронину, ни Боякова, ни Кехмана не привлекает вовсе (по иронии судьбы в настоящий момент его нет и в иллюстрированном таймлайне на сайте театра).

Чем версия Немировича-Данченко предпочтительнее версии Станиславского — и, кстати, так ли уж точно публика их различает? (Самый восторженный отзыв на премьеру 2020 года написан зрительницей, которая считает, что увидела «…ТОТ спектакль, который шел на сцене МХАТа еще при живом Чехове!»)

Индивидуальные мотивы каждого из реконструкторов, возможно, разнятся, но единодушию выбора столь разных деятелей культуры должно же иметься и какое-то единое объяснение.

Во-первых, «Три сестры» 1940 года — вероятно, наиболее полно задокументированный и исследованный шедевр мхатовской сцены. Тот редкий случай, когда от спектакля сохранилось почти все, все собрано и хорошо изучено, а это очень облегчает восстановительные работы.

Во-вторых, в эпоху пока что все еще режиссерского театра имя автора-классика на афише не гарантирует благонамеренности результата. «Три сестры» Немировича — тот почти идеальный случай, когда в прошлом можно найти не только текст или режиссерский экземпляр, но и готовую постановку. То есть доля возможных концептуальных отклонений чрезвычайно невелика.

В-третьих, «Три сестры» Немировича — бесспорный шедевр, появившийся в абсолютно темные времена, между Большим террором и великой войной, и признанный всеми и сразу,— был создан 82-летним патриархом, о котором выдающийся исследователь и свидетель мхатовской истории Анатолий Смелянский написал: «он принял советскую жизнь „всерьез и надолго" и каким-то образом сумел внутренне оживить, срастить ее со своими внутренними убеждениями. Иначе нельзя объяснить феномен его „Трех сестер" 1940 года, когда „сталинец" или даже „филистер" (так воспринимал Владимира Ивановича тех лет Михаил Булгаков) возвысился как художник до понимания самих основ человеческого бытия».

В этой цитате косвенно описано то самое, что уже для третьего руководителя МХАта имени Горького звучит как надежда и обещание. Не нужно быть молодым, не нужно быть дерзким, можно быть обласканным властью и угодным ей — и при этом создать художественно совершенное произведение, которое покорит и тех, и этих, и всех вообще на десятилетия.

Это очень трогательная надежда. Которая в данном случае несбыточна — по совершенно независимой от всего вышесказанного, но очевидной причине.

Реконструкция — чрезвычайно дорогостоящий и, главное, трудоемкий, но при этом вполне почтенный художественный жанр. Однако никакая реконструкция, никакое «восстановление» невозможны на территории психологического театра. Просто потому, что человеческая — психологическая — реальность, на какие бы внеисторические высоты она ни выруливала, всегда конкретна. Со временем она меняется безвозвратно. И это относится к сцене и к залу в равной степени.

Прошлое нельзя восстановить, с ним можно только вступить в диалог, но и в этом диалоге нужно иметь в запасе больше реплик, чем просто — «вернись!» Можно заново заказать обивку мебели в доме Прозоровых — хотя уже и это довольно сложно. Можно восстановить аудиопартитуру. Невозможно вернуть «жизнь человеческого духа» тех людей, которых больше не существует, их чувства, реакции, даже их внешность и пластику. Повторить — можно, вернуть — нельзя. А без этого ни одна формально сохраненная мизансцена, ни одна точно воспроизведенная интонация не станут живыми. Сегодняшнему актеру можно ставить только сегодняшнюю психологическую действенную задачу — а это в случае «Трех сестер» и вообще Чехова означает: ставить другой спектакль.

Очень просто и понятно об этом сказал сам Владимир Иванович Немирович-Данченко, только начиная планировать юбилейный чеховский спектакль, который потом станет теми самыми легендарными «Тремя сестрами»: «Какую бы пьесу Чехова ни ставить, надо непременно совершенно заново. Это вовсе не значит, что надо выдумывать, как ставить, надо подойти со всем нашим пониманием и средствами, но нашими сегодняшними глазами и чувствами. Подчеркиваю: нашими и сегодняшними. А не глазами хорошего музея». (Из письма О. С. Бокшанской, 17 сентября 1934)