Укор истории: о чем напоминает «Бег»
8 февраля 2023 ● "Известия"
Александр Лазарев дебютировал в «Ленкоме» загадочной пьесой Булгакова.
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Кристина Кормилицына
Призрачный свет и белая акация. Турецкий напев и русский романс. Кульбит Янычара и жертва Голубкова. А еще Максим Аверин в роли генерала Чарноты, слезы Немоляевой и решение Варшавера. 5 февраля «Ленком» показал первую премьеру 2023 года — «Бег» по пьесе Михаила Булгакова. «Известия», посмотрев постановку и поговорив с ее создателями, убедились, что в спектакле отразились вневременные сюжеты российской истории.
Как всё начиналось
Для первой премьеры нового года «Ленком» выбрал пьесу с несчастливой судьбой. «Бег», написанный Михаилом Булгаковым для Художественного театра в 1928-м, был отвергнут Реперткомом с формулировкой «апология белогвардейщины» и на сцене МХТ появился только в 2019-м. Максим Горький, слышавший пьесу в авторской читке, назвал ее превосходнейшей комедией и предсказал «анафемский успех». Но за все эти годы ее ставили едва ли полтора десятка раз.
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Кристина Кормилицына
В «Ленкоме» пьеса никогда не шла, а вот в Театре имени Маяковского в 1978 году «Бег» поставил Андрей Гончаров. Хлудова играл Александр Лазарев, Серафиму — Светлана Немоляева. Родители актера и режиссера Александра Лазарева. Спектакль произвел на него ошеломляющее впечатление, и с той поры он мечтал поставить «Бег». Пришел к директору «Ленкома» Марку Варшаверу. Тот предложил для начала подготовить и показать фрагмент, причем делать это в свободное от работы время и без всяких гарантий.
По словам директора, представленный в итоге материал произвел сильнейшее впечатление не только на него, но и на экспертный совет в лице народных артистов Александра Збруева и Сергея Степанченко, и уже через 15 минут после показа он подписал приказ о финансировании постановки. Вот такая приятная для режиссера история.
Прелестный бой
Как выглядел спектакль, вдохновивший Лазарева-младшего, сегодня можно судить по фотографиям, воспоминаниям очевидцев и аудиозаписи Гостелерадио, то есть довольно приблизительно. Но доподлинно известно, что Гончаров при постановке «Бега» считал необходимым решить, чьи «сны» написал Булгаков.
Это была своего рода превентивная мера — загадочный жанр, вынесенный автором в подзаголовок, мог дезориентировать. Речь-то шла о реальных событиях и местах: 1920–1921 годы, Северная Таврия, Крым, Константинополь, Париж. А в пьесе — восемь сюжетов-снов. Фантазия, фарс, трагедия, притча и мистификация в одном флаконе.
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Кристина Кормилицына
Гончаров в итоге определился. Для него «Бег» — это «сны» Голубкова и Серафимы, спасенных взаимной любовью, а его спектакль — об их возвращении домой.
«Мама репетировала, а Гончаров кричал из зала: «Света, о Родине скажи, о Родине!» И у нее слезы катились градом», — вспомнил Александр Лазарев.
Сам он ставит о том, что вернуться хочется, но сделать это невозможно: грехи не позволяют. Акцент с линии Серафимы и Голубкова перенесен на линию Хлудова и Чарноты. Во всяком случае оба генерала выглядят убедительнее своих гражданских попутчиков.
Чарноту играет Максим Аверин. Актер признался, что сказал «да», еще не услышав, что ему предлагают, — так сильно хотел поработать в «Ленкоме» и с Лазаревым. Говоря о «Беге», вспомнил Бунина: «Как ни грустно жить в этом мире, но он всё же прекрасен и страстно хочется быть счастливым».
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Кристина Кормилицына
Его герой — шумный, легкий, подвижный, всё осознающий, но живущий поверх барьеров — вопреки приступам тоски пытается быть счастливым. Даже когда «рожает» под носом у красных или, плача, прощается с покинувшей его Люськой. Мир для него прекрасен в любом обличье и при любых обстоятельствах, но всё прекрасное — в прошлом.
Лучший эпизод актера — не сцена карточной игры, как можно было подумать, а монолог на константинопольском базаре: «Травы, сеном пахнет, склоны, долы, на Днепре черторой! И помню, какой славный бой был под Киевом, прелестный бой! Тепло было, солнышко, тепло, но не жарко, Марья Константиновна. И вши, конечно, были... Вошь — вот это насекомое!»
Хлудов, согласно булгаковской ремарке, при первом появлении должен «возбуждать страх», и болезнь его должна быть заметна. Но ленкомовскому герою в исполнении Дмитрия Гизбрехта с самого начала хочется сочувствовать. Большой добрый человек, почему-то говорящий жуткие вещи.
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Кристина Кормилицына
В финале, когда он с детской улыбкой грезит о скором расстреле — «Моментально! Мгновенно! А? Ситцевая рубашка, подвал, снег, готово!» — градус сочувствия нарастает в прогрессии. Хорошо ли это по отношению к палачу, каковым он и сам себя считает? Но что есть, то есть.
Кульбит Янычара
Спектакль получился эффектным, щегольским и заведомо кассовым. Зрелищность обеспечивают динамика, драйв, музыка, танцы. И, конечно, остроумнейший текст, преподнесенный внятно и в том случае, когда персонажи бредят.
«Картинка» эстетски красива. Черный кабинет, призрачный свет, минимум декораций, безупречный крой костюмов. Неизбежная пестрота восточного базара элегантно приглушена. Даже обноски бедствующих на чужбине офицеров и кальсоны Чарноты смотрятся стильно и дорого.
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Кристина Кормилицына
Как театр музыкальный и танцевальный, «Ленком» честно отрабатывает свою специфику. Бегло упомянутая в пьесе проститутка-красавица становится героиней пантомимной сцены — обидел девушку злой клиент, мамка-сутенерша ее утешает.
Драка перерастает в массовый танец. Тараканьи бега оборачиваются мини-балетом. Тараканы-танцовщики — Черная Жемчужина, Янычар, Баба-яга, Хулиган, Пуговица и Серый в яблоках (имена-то какие!) — каждый по своей прямой с пассами и кульбитами продвигаются к авансцене. До победной точки добирается сильнейший, остальные укатываются во мрак.
В сцене допроса, где Голубков пишет донос на Серафиму, за которую жизнь готов отдать, трудно убедительно передать трансформацию персонажа, но «Ленком» нашел решение. Психологическое давление оказывается… пластическим этюдом.
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Кристина Кормилицына
Врубается тяжелый бит, декорацию заливает кроваво-красный свет, вскочившего на стол злодея-контрразведчика крючит и корежит, но про коммунистическую пропаганду он диктует четко. К исходу его соло жертва раздавлена, бумага подписана.
Гроздья душистые
Музыкальный облик спектакля (композитор — Николай Парфенюк) формируют булгаковские ремарки: «Вдали в это время послышался нежный медленный вальс. Когда-то под этот вальс танцевали на гимназических балах» и «Поют турецкие напевы, в них вплетается русская шарманочная «Разлука».
С восточной экзотикой и русским акцентом всё понятно. Турецким напевом с разумным уклоном в попсу открывается первый константинопольский «сон». Поет офицер хлудовской армии. Голубков, бродящий по переулкам с шарманкой в поисках Серафимы, накручивает «Разлуку». Картину дополняет моторика «тараканьей симфонии» и бодрый марш, созывающий зевак на бега.
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Кристина Кормилицына
С вальсом, который по ходу пьесы становится лейттемой и звучит во всех лирических местах, дело обстоит сложнее: это вальс-объединитель. Его ключевая интонация один в один напоминает романс Матвея Блантера «Белой акации гроздья душистые».
Автор — молодец. Мотив короткий, под нарушение авторских прав не подпадает, а ассоциаций у зрителей, знакомых с темой, возникает множество.
Впервые эта музыка прозвучала в замечательном телефильме «Дни Турбиных» Владимира Басова, снятом по одноименной булгаковской пьесе, а она с точки зрения событий предтеча «Бега». Куда отправятся офицеры, коротавшие вечера за кремовыми шторами зимой 1918-го? На Дон, в Крым и далее по маршрутам «Бега». В единый узел завязываются герои, сюжеты, сочинения.
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Кристина Кормилицына
Эпиграф к пьесе превращен в эпилог. В клубах потустороннего света исчезают Хлудов, Серафима, Голубков. Чарнота исчез раньше. Звучит из Жуковского: «Бессмертье — тихий, светлый брег / Наш путь — к нему стремленье / Покойся, кто свой кончил бег!»
Все ушли. Смерть всех уравняла. Кто заслужил покой, тот покоен. А ради чего бежали и бегут? Неизвестно. У Булгакова ответа нет, в спектакле, понятное дело, тоже. Жизнь отвечает на этот вопрос спустя годы. Подождем.
Призрачный свет и белая акация. Турецкий напев и русский романс. Кульбит Янычара и жертва Голубкова. А еще Максим Аверин в роли генерала Чарноты, слезы Немоляевой и решение Варшавера. 5 февраля «Ленком» показал первую премьеру 2023 года — «Бег» по пьесе Михаила Булгакова. «Известия», посмотрев постановку и поговорив с ее создателями, убедились, что в спектакле отразились вневременные сюжеты российской истории.
Как всё начиналось
Для первой премьеры нового года «Ленком» выбрал пьесу с несчастливой судьбой. «Бег», написанный Михаилом Булгаковым для Художественного театра в 1928-м, был отвергнут Реперткомом с формулировкой «апология белогвардейщины» и на сцене МХТ появился только в 2019-м. Максим Горький, слышавший пьесу в авторской читке, назвал ее превосходнейшей комедией и предсказал «анафемский успех». Но за все эти годы ее ставили едва ли полтора десятка раз.
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Кристина Кормилицына
В «Ленкоме» пьеса никогда не шла, а вот в Театре имени Маяковского в 1978 году «Бег» поставил Андрей Гончаров. Хлудова играл Александр Лазарев, Серафиму — Светлана Немоляева. Родители актера и режиссера Александра Лазарева. Спектакль произвел на него ошеломляющее впечатление, и с той поры он мечтал поставить «Бег». Пришел к директору «Ленкома» Марку Варшаверу. Тот предложил для начала подготовить и показать фрагмент, причем делать это в свободное от работы время и без всяких гарантий.
По словам директора, представленный в итоге материал произвел сильнейшее впечатление не только на него, но и на экспертный совет в лице народных артистов Александра Збруева и Сергея Степанченко, и уже через 15 минут после показа он подписал приказ о финансировании постановки. Вот такая приятная для режиссера история.
Прелестный бой
Как выглядел спектакль, вдохновивший Лазарева-младшего, сегодня можно судить по фотографиям, воспоминаниям очевидцев и аудиозаписи Гостелерадио, то есть довольно приблизительно. Но доподлинно известно, что Гончаров при постановке «Бега» считал необходимым решить, чьи «сны» написал Булгаков.
Это была своего рода превентивная мера — загадочный жанр, вынесенный автором в подзаголовок, мог дезориентировать. Речь-то шла о реальных событиях и местах: 1920–1921 годы, Северная Таврия, Крым, Константинополь, Париж. А в пьесе — восемь сюжетов-снов. Фантазия, фарс, трагедия, притча и мистификация в одном флаконе.
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Кристина Кормилицына
Гончаров в итоге определился. Для него «Бег» — это «сны» Голубкова и Серафимы, спасенных взаимной любовью, а его спектакль — об их возвращении домой.
«Мама репетировала, а Гончаров кричал из зала: «Света, о Родине скажи, о Родине!» И у нее слезы катились градом», — вспомнил Александр Лазарев.
Сам он ставит о том, что вернуться хочется, но сделать это невозможно: грехи не позволяют. Акцент с линии Серафимы и Голубкова перенесен на линию Хлудова и Чарноты. Во всяком случае оба генерала выглядят убедительнее своих гражданских попутчиков.
Чарноту играет Максим Аверин. Актер признался, что сказал «да», еще не услышав, что ему предлагают, — так сильно хотел поработать в «Ленкоме» и с Лазаревым. Говоря о «Беге», вспомнил Бунина: «Как ни грустно жить в этом мире, но он всё же прекрасен и страстно хочется быть счастливым».
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Кристина Кормилицына
Его герой — шумный, легкий, подвижный, всё осознающий, но живущий поверх барьеров — вопреки приступам тоски пытается быть счастливым. Даже когда «рожает» под носом у красных или, плача, прощается с покинувшей его Люськой. Мир для него прекрасен в любом обличье и при любых обстоятельствах, но всё прекрасное — в прошлом.
Лучший эпизод актера — не сцена карточной игры, как можно было подумать, а монолог на константинопольском базаре: «Травы, сеном пахнет, склоны, долы, на Днепре черторой! И помню, какой славный бой был под Киевом, прелестный бой! Тепло было, солнышко, тепло, но не жарко, Марья Константиновна. И вши, конечно, были... Вошь — вот это насекомое!»
Хлудов, согласно булгаковской ремарке, при первом появлении должен «возбуждать страх», и болезнь его должна быть заметна. Но ленкомовскому герою в исполнении Дмитрия Гизбрехта с самого начала хочется сочувствовать. Большой добрый человек, почему-то говорящий жуткие вещи.
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Кристина Кормилицына
В финале, когда он с детской улыбкой грезит о скором расстреле — «Моментально! Мгновенно! А? Ситцевая рубашка, подвал, снег, готово!» — градус сочувствия нарастает в прогрессии. Хорошо ли это по отношению к палачу, каковым он и сам себя считает? Но что есть, то есть.
Кульбит Янычара
Спектакль получился эффектным, щегольским и заведомо кассовым. Зрелищность обеспечивают динамика, драйв, музыка, танцы. И, конечно, остроумнейший текст, преподнесенный внятно и в том случае, когда персонажи бредят.
«Картинка» эстетски красива. Черный кабинет, призрачный свет, минимум декораций, безупречный крой костюмов. Неизбежная пестрота восточного базара элегантно приглушена. Даже обноски бедствующих на чужбине офицеров и кальсоны Чарноты смотрятся стильно и дорого.
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Кристина Кормилицына
Как театр музыкальный и танцевальный, «Ленком» честно отрабатывает свою специфику. Бегло упомянутая в пьесе проститутка-красавица становится героиней пантомимной сцены — обидел девушку злой клиент, мамка-сутенерша ее утешает.
Драка перерастает в массовый танец. Тараканьи бега оборачиваются мини-балетом. Тараканы-танцовщики — Черная Жемчужина, Янычар, Баба-яга, Хулиган, Пуговица и Серый в яблоках (имена-то какие!) — каждый по своей прямой с пассами и кульбитами продвигаются к авансцене. До победной точки добирается сильнейший, остальные укатываются во мрак.
В сцене допроса, где Голубков пишет донос на Серафиму, за которую жизнь готов отдать, трудно убедительно передать трансформацию персонажа, но «Ленком» нашел решение. Психологическое давление оказывается… пластическим этюдом.
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Кристина Кормилицына
Врубается тяжелый бит, декорацию заливает кроваво-красный свет, вскочившего на стол злодея-контрразведчика крючит и корежит, но про коммунистическую пропаганду он диктует четко. К исходу его соло жертва раздавлена, бумага подписана.
Гроздья душистые
Музыкальный облик спектакля (композитор — Николай Парфенюк) формируют булгаковские ремарки: «Вдали в это время послышался нежный медленный вальс. Когда-то под этот вальс танцевали на гимназических балах» и «Поют турецкие напевы, в них вплетается русская шарманочная «Разлука».
С восточной экзотикой и русским акцентом всё понятно. Турецким напевом с разумным уклоном в попсу открывается первый константинопольский «сон». Поет офицер хлудовской армии. Голубков, бродящий по переулкам с шарманкой в поисках Серафимы, накручивает «Разлуку». Картину дополняет моторика «тараканьей симфонии» и бодрый марш, созывающий зевак на бега.
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Кристина Кормилицына
С вальсом, который по ходу пьесы становится лейттемой и звучит во всех лирических местах, дело обстоит сложнее: это вальс-объединитель. Его ключевая интонация один в один напоминает романс Матвея Блантера «Белой акации гроздья душистые».
Автор — молодец. Мотив короткий, под нарушение авторских прав не подпадает, а ассоциаций у зрителей, знакомых с темой, возникает множество.
Впервые эта музыка прозвучала в замечательном телефильме «Дни Турбиных» Владимира Басова, снятом по одноименной булгаковской пьесе, а она с точки зрения событий предтеча «Бега». Куда отправятся офицеры, коротавшие вечера за кремовыми шторами зимой 1918-го? На Дон, в Крым и далее по маршрутам «Бега». В единый узел завязываются герои, сюжеты, сочинения.
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Кристина Кормилицына
Эпиграф к пьесе превращен в эпилог. В клубах потустороннего света исчезают Хлудов, Серафима, Голубков. Чарнота исчез раньше. Звучит из Жуковского: «Бессмертье — тихий, светлый брег / Наш путь — к нему стремленье / Покойся, кто свой кончил бег!»
Все ушли. Смерть всех уравняла. Кто заслужил покой, тот покоен. А ради чего бежали и бегут? Неизвестно. У Булгакова ответа нет, в спектакле, понятное дело, тоже. Жизнь отвечает на этот вопрос спустя годы. Подождем.