В Александринке выпустили "Процесс" по мотивам романа Франца Кафки
18 декабря 2021 ● "Российская газета"
Аттила Виднянский, один из лидеров современной европейской сцены, художественный руководитель Венгерского Национального театра, выпустил свой второй спектакль на сцене Александринского театра - "Процесс".
Фото: Владимир Постнов / пресс-служба Александринского театра
Премьера по мотивам одноименного романа Франца Кафки составила своего рода дилогию со спектаклем "Преступление и наказание", ранее созданным венгерским мастером на петербургской сцене, и представила если не радикальный, то более чем неожиданный для российской публики взгляд на кафкианский мир.
В российской традиции мир Франца Кафки - монотонный, черно-серый мир безысходности более абсурдной, нежели фантастической. Аттила Виднянский поставил в Петербурге спектакль визуально яркий, многоцветный. Обыденные предметы утрачивают здесь свои реальные очертания. Многоэтажный дом соразмерен холодильнику. Огромной, пульсирующей тревожным огнем, оказывается чашка с замершим на лету всплеском кофе. Мир утрачивает реальные очертания. Сценографию и костюмы "Процесса" создали художники Мария Трегубова и Алексей Трегубов. Обыденная реальность разомкнута, расчленена, обманчива и уже не может служить опорой человеку. Мир, в котором оказывается Йозеф К. в лучшем случае эксцентричен, но эта эксцентрика готова взорваться фантасмагорией. Не судебное обвинение, а ирреальный мир надвигается здесь на человека.
Главный герой - Йозеф К. - бросается к буфету достать документы, буфет предательски уезжает сторону. Все, что раньше привычно оберегало, будь то домашний уют, размеренная жизнь, справки и документы, все оказывается абсолютно ненадежной защитой. Но Йозеф К. решительно не замечает не только странностей, но и явного уже ведьмовства окружающего его мира. Ни зубных щеток, величиной с бревно, ни перепончатых дамских лапок, ни крысиных усов Судьи. Судья - высокий чин в группе потусторонней нечести. Елена Немзер играет эту роль очень точно и вкрадчиво, на полутонах, как истинный мастер гротеска.
Дядя Альберт, явившийся вроде бы на помощь, предлагает зрителям соленые огурцы и знакомит героя с подозрительными людьми. Игорь Волков ведет свою роль по тонкой грани подозрения. Что-то с этим человеком в белой шляпе не так, не те у него намерения, не ради спасения племянника он явился, а так - в свое удовольствие поучаствовать в общем хороводе нелепой ситуации.
Аттила Виднянский уводит "Процесс" именно в традицию фантасмагории и глумления над человеком, ставит Кафку как Булгакова и Гофмана. Человеческие драмы здесь вершатся под аккомпанемент писающей в эмалированный горшок белой, бутафорской собачки. Отдельной новеллой становится в спектакле история коммерсанта Блока. Эта роль Валентина Захарова из тех, что невозможно забыть. Диапазон - от жесткой рок-эксцентрики до трагедии, портрет героя - от сомнительного типчика, пытающегося обхитрить судьбу до обреченного на гибель в противостоянии судьбе маленького человека.
Фото: Владимир Постнов / пресс-служба Александринского театра
Реальность судеб в этом ирреальном, сновидческом мире, где пластика героев подчеркнуто хореографична, где есть танец с подушками, явлена драматически, психологически отчетливо.
В чем же дилогия с "Преступлением и наказанием"? В том, что Йозеф К. наследует мир, которые достался ему уже после преступления Раскольникова. Человек стоит перед высшим законом, как в притче "У Врат закона", а это одна из важнейших сцен спектакля, но объяснить ему этот закон уже никто не может.
Перед премьерой Аттила Виднянский говорил, что ждать от его спектакля актуальных политических смыслов не следует. Он не о системе государственного правосудия, не о машине любой государственной власти. Действительно, не об этом. Но он о том, что внутреннее сопротивление мороку мира возможно, необходимо. И это в отличие от философии романа Кафки.
Йозеф К. в пижаме, похожей на арестантскую робу, в огромном, длиннополом пальто романтического героя проходит сквозь череду случайных связей, собственное утраченное детство, никакую собственную жизнь. Но он разрывает грубую оберточную бумагу, в которую его уже было и упаковали, и надпись написали. Ивану Трусу удается то, что дорого стоит, ему удается показать движение души героя. Это - пробуждение. Как величайшую ценность Йозеф К. прижимает к груди маленького мальчика, самого себя из воспоминаний. И уже не пытается понять логику этого рядящегося цветным мира. Йозеф от всего этого бежит. Стражи ловят его, волокут в темную пропасть за черной дверью. Дверь захлопывается.
Но финал спектакля, не эта точка, а многоточие. Йозеф К. уже изменился, - в нем уже есть стремление выбраться из этого морока.
Премьера по мотивам одноименного романа Франца Кафки составила своего рода дилогию со спектаклем "Преступление и наказание", ранее созданным венгерским мастером на петербургской сцене, и представила если не радикальный, то более чем неожиданный для российской публики взгляд на кафкианский мир.
В российской традиции мир Франца Кафки - монотонный, черно-серый мир безысходности более абсурдной, нежели фантастической. Аттила Виднянский поставил в Петербурге спектакль визуально яркий, многоцветный. Обыденные предметы утрачивают здесь свои реальные очертания. Многоэтажный дом соразмерен холодильнику. Огромной, пульсирующей тревожным огнем, оказывается чашка с замершим на лету всплеском кофе. Мир утрачивает реальные очертания. Сценографию и костюмы "Процесса" создали художники Мария Трегубова и Алексей Трегубов. Обыденная реальность разомкнута, расчленена, обманчива и уже не может служить опорой человеку. Мир, в котором оказывается Йозеф К. в лучшем случае эксцентричен, но эта эксцентрика готова взорваться фантасмагорией. Не судебное обвинение, а ирреальный мир надвигается здесь на человека.
Главный герой - Йозеф К. - бросается к буфету достать документы, буфет предательски уезжает сторону. Все, что раньше привычно оберегало, будь то домашний уют, размеренная жизнь, справки и документы, все оказывается абсолютно ненадежной защитой. Но Йозеф К. решительно не замечает не только странностей, но и явного уже ведьмовства окружающего его мира. Ни зубных щеток, величиной с бревно, ни перепончатых дамских лапок, ни крысиных усов Судьи. Судья - высокий чин в группе потусторонней нечести. Елена Немзер играет эту роль очень точно и вкрадчиво, на полутонах, как истинный мастер гротеска.
Дядя Альберт, явившийся вроде бы на помощь, предлагает зрителям соленые огурцы и знакомит героя с подозрительными людьми. Игорь Волков ведет свою роль по тонкой грани подозрения. Что-то с этим человеком в белой шляпе не так, не те у него намерения, не ради спасения племянника он явился, а так - в свое удовольствие поучаствовать в общем хороводе нелепой ситуации.
Аттила Виднянский уводит "Процесс" именно в традицию фантасмагории и глумления над человеком, ставит Кафку как Булгакова и Гофмана. Человеческие драмы здесь вершатся под аккомпанемент писающей в эмалированный горшок белой, бутафорской собачки. Отдельной новеллой становится в спектакле история коммерсанта Блока. Эта роль Валентина Захарова из тех, что невозможно забыть. Диапазон - от жесткой рок-эксцентрики до трагедии, портрет героя - от сомнительного типчика, пытающегося обхитрить судьбу до обреченного на гибель в противостоянии судьбе маленького человека.
Фото: Владимир Постнов / пресс-служба Александринского театра
Реальность судеб в этом ирреальном, сновидческом мире, где пластика героев подчеркнуто хореографична, где есть танец с подушками, явлена драматически, психологически отчетливо.
В чем же дилогия с "Преступлением и наказанием"? В том, что Йозеф К. наследует мир, которые достался ему уже после преступления Раскольникова. Человек стоит перед высшим законом, как в притче "У Врат закона", а это одна из важнейших сцен спектакля, но объяснить ему этот закон уже никто не может.
Перед премьерой Аттила Виднянский говорил, что ждать от его спектакля актуальных политических смыслов не следует. Он не о системе государственного правосудия, не о машине любой государственной власти. Действительно, не об этом. Но он о том, что внутреннее сопротивление мороку мира возможно, необходимо. И это в отличие от философии романа Кафки.
Йозеф К. в пижаме, похожей на арестантскую робу, в огромном, длиннополом пальто романтического героя проходит сквозь череду случайных связей, собственное утраченное детство, никакую собственную жизнь. Но он разрывает грубую оберточную бумагу, в которую его уже было и упаковали, и надпись написали. Ивану Трусу удается то, что дорого стоит, ему удается показать движение души героя. Это - пробуждение. Как величайшую ценность Йозеф К. прижимает к груди маленького мальчика, самого себя из воспоминаний. И уже не пытается понять логику этого рядящегося цветным мира. Йозеф от всего этого бежит. Стражи ловят его, волокут в темную пропасть за черной дверью. Дверь захлопывается.
Но финал спектакля, не эта точка, а многоточие. Йозеф К. уже изменился, - в нем уже есть стремление выбраться из этого морока.