Не так давно Рощин, еще оставаясь в ЦИМе, дал своей группе новое название «А.Р.Т.О.», то есть «актерское режиссерское театральное общество», хотя, надо думать, расшифровка тут вторична по отношению к самому названию, повторяющему имя знаменитого театрального экспериментатора, так ценимого в стенах Центра Мейерхольда. А потом А.Р.Т.О. стал муниципальным театром и расположился на Сретенском бульваре в помещении маленького театрика «Русский дом», о котором можно вспомнить только то, что здесь когда-то играли первую постановку «Шопинг & fucking». Стать государственным театром, живущим на субсидию, -- редкая удача, такое в последние годы мало кому удавалось (Сергею Женовачу с его «Студией театрального искусства», например, не удалось), так что вот и еще один повод прийти на спектакль «Савва. Ignis sanat» -- первую премьеру, открывшую сцену нового московского театра.
Ну и, наконец, обстоятельство номер три -- пьеса. Очень редко ставящаяся драма Леонида Андреева, использующая в названии фрагмент эпиграфа к шиллеровским «Разбойникам» «огонь исцеляет» (в свою очередь цитирующим Гиппократа), пьеса, написанная после первой русской революции и запрещенная цензурой тут же в 1906 году, главным героем имела террориста и была полна антиклерикальных мотивов. Чем не актуальный сюжет? Речь тут идет о молодом террористе-одиночке Савве, атеисте и богоборце, вернувшемся в дом отца, держащего трактир на территории большого монастыря. Савва хочет руками корыстолюбивого послушника взорвать особенно почитаемую тут икону прямо перед большим церковным праздником, на который собираются толпы народа. И в итоге священники дают этому взрыву состояться, повернув дело так, что чудотворная икона осталась невредима, а заодно толкают паломников забить Савву до смерти.
После снятия с пьесы цензурных запретов «Савву» ставили мало, и теперь видно почему: это действительно не слишком удачное произведение. Тяжеловесное, патетическое, почти лишенное действия, однообразно, как тупая пила, зудящее все об одном и, кстати, сильно и не лучшим образом напоминающее пьесы Горького. Спектакль Рощина, в котором участвуют только три актера из его команды (Дмитрий и Иван Волковы, ставшие и авторами музыкального сопровождения, и Кирилл Сбитнев, играющий Савву), одновременно значится дипломной постановкой для актеров четвертого курса Щукинского училища (курс В. Фокина и М. Пантелеевой). Спектакль не только не вытянул эту тягостную пьесу, но и усугубил все, что было в ней самого мучительного, и добавил своего.
В маленьком черном зале театра «А.Р.Т.О.» темно, декораций нет, только стол со стульями да скамья, и лица актеров выхватываются из мрака тусклыми лучами прожекторов. Фонограмма под гудящую музыку читает ремарки замогильными голосами. Актеры с первой минуты действия начинают безжалостно кричать и до самого конца с этой надрывной ноты так и не сходят. Для тех, кто следит за творческой биографией Рощина, видно, что этот спектакль не совсем для него обычен. Но парадоксальным образом новость заключается в том, что Рощин как раз пытался сделать постановку обычной, не в своей всегдашней «мистериальной» манере, а ближе к традиционному психологическому театру. Только, к сожалению, никакого настоящего психологизма в игре бьющихся в истерике студентов нет. Конечно, профессиональные актеры выглядят несколько лучше: Сбитнев кричит меньше других, Иван Волков в роли некогда убившего своего ребенка, кающегося странника по прозвищу «Царь Ирод» поначалу, пока тих и почти косноязычен, даже кажется значительным, но потом, как и все, начинает испускать вопли. Дмитрий Волков, изображающий странноватого философа и бывшего семинариста Сперанского, со своим скрипучим голосом, длинными жидкими космами и шляпой ортодоксального иудея даже занятен, но во втором акте он выходит с клоунски набеленным лицом и кровавыми губами, и совсем перестает быть понятно, кто он и что тут делает. Вообще этому спектаклю и прежде всего его режиссеру можно было бы задать множество вопросов. Но даже задавать их очень скоро уже нет сил. Все силы уходят на то, чтобы выдержать четыре часа мучительного и не слишком внятного действа, которое наваливается на зрителя, как пресс, сверлит, зудит и грузит многозначительным и мрачным пафосом. А что требует в ответ -- не понять.
Дина ГОДЕР
Время новостей