Волковский фестиваль: новые прочтения, новые формы

РЖАВЧИНА, или ПОЕДИНОК НА ПОВОРОТНОМ КРУГЕ

"Таланты и поклонники" в Театре имени Маяковского

Хлещет черная вода из крана,
хлещет рыжая, настоявшаяся,
хлещет ржавая вода из крана.
Я дождусь - пойдет настоящая…

Андрей Возненсенский

Ржавчина, разъевшая нынешнего человека изнутри  – портрет нашего времени. В спектакле "Таланты и поклонники" Театра Маяковского (постановка Миндаугаса Карбаускиса), которыми открылся XIII Междунардный Волковский фестиваль, ржавые стены мира, с темными потеками,  тускло отсвечивающими золотом, - основной образ спектакля (сценография Сергея Бархина). В  центре – поворотный театральный круг, который герои спектакля вращают, раскручивают, отталкиваясь от тверди одной ногой, точно в детстве на самокате. Возможно, круг - это театральная рутина, заезженная граммофонная пластинка,  в которую превратили театр Островского. Когда Островского модернизировали, звучал окрик: - Назад к Островскому!  Возвращайтесь к традиции! Когда Островский становился театральной рутиной, призывали: - Вперед к Островскому!


Но Островского  уже давно называют Русским Шекспиром. Круг – и судьба героини, и судьба мировая, судьба каждого, кто сидит в зрительном зале… И все-таки бытовое его прочтение доминировало на нашей сцене. Миндаугас Карбаускис перевертывает традиционное представление о "Талантах и поклонниках". Домна Пантелеевна – Светланы Немоляевой стала душой и центром спектакля, не менее, а быть может, и более, нежели Негина. Умудренная жизнью, радующаяся внезапному подарку судьбы – Великатову  и понимающая неизбежный трагизм жизни.

Негина, романтическая"белая птица" Островского, с чистой нежной душой,  у Карбаускиса – "комический курьез". В ситцевом бедном платьице, кофтеночке, платочке на голове, в короткой юбчонке. Простоватость, наив, полуграмотность, деревенская патриархальность, девичья непреклонность и неприступность – такой предстает Негина - Ирина Пегова в начале спектакля..  В концепции Карбаускиса Негина грезит о театре, но ей не дано в нем быть. Она к этому выводу придет самостоятельно. Она стоит над Петей Мелузовым,  понимая, что Петя превосходит ее не морализаторством, но чем-то высшим, (чем всегда поражают герои Даниила Спиваковского). Петя – будущий великий ученый. Экстрасенсорными жестами Негина пытается перетащить его разум в свою головку. Но не дано.


Трудно поверить, что она - актриса, которая может увлечь кого-то своим творчеством. Кто-то находит сходство этой Негиной с кустодиевскими купчихами. Но  в первом акте она смахивает на пресловутую "Свету из Иванова", с ее наивной верой в светлое будущее, затем – со столь же яркой безапеляционностью и некоторым хамством. Потом, когда поединок на театральном круге и сюжет гоголевской "женитьбы" завершатся выбором жениха – Великатова, Негина предстанет в ярко-красном пышном наряде – с кринолинами, комической дымковской игрушкой, ряженой, аляповатой в своей неестественной парадности.. 

Спектакль Карбаускиса наполнен чеховскими мотивами. Как интенсивно учился Чехов у Островского!  У Великатова – Михаила Филиппова - много от Лопахина из "Вишневого сада". Судьба актрисы провинциальной сцены – как перекликаются Сашенька Негина и Нина Заречная! В "Талантах" есть почти чеховская фраза: "Осенью-то нас в Москву зовут, там актрисы нужны стали". – говорит Домна Пантелеевна. А Негина потом в финале скажет, что едет в Москву.

Петя Мелузов – Даниил Спиваковский - неловкий и нескладный - у Чехова станет бароном Тузенбахом. Скрытый, невидимый лиризм - и страстное желание трудиться…  Ирина и Тузенбах ("Три сестры")  в их желании неустанного труда вышли из Островского. -  Петя постоянно твердит Сашеньке (Ирина Пегова) о честной трудовой жизни. "Мы с тобой хотим честную, трудовую жизнь вести, так об лошадях ли нам думать!" И Сашенька вроде бы не против." Ведь и в трудовой жизни есть свои удовольствия".


– Такие благородные, высокие замыслы... даже завидно, - говорит Великатов Пете. – Кто вам мешает иметь благородные, высокие замыслы? – парирует Петя. -. –Помилуйте! –раздается в ответ. - Нас проза жизни одолела. И рад бы в рай, да грехи не пускают.

Грехи Великатова,  Дулебова, Бакина и иных присных – материальные расчеты и прагматизм. Мельчает душа! О благородстве сегодня никто не помнит.  Ржавчина и золото (как богатство) в спектакле слиты. В финале гудящий и дымящий раскочегаренный самовар (на рояле), движущийся круг, и вот уже - на всех парах несется поезд, унося Негину с Великатовым в Москву, в Москву, в Москву…. Негина возвращается к себе, прежней, в  том же ситцевом платьице, трикотажной кофтеночке, старых сношенных туфельках…

"НА ДНЕ". ТРАВМАПУНКТЫ ЧЕТВЕРТОГО АКТА

Из пьесы Горького  "На дне" Оскарас Коршуновас взял лишь четвертый акт. Герои как будто сошли с известной фрески Тайной вечери.  "Добрый гений пьесы", "чудесный старец", "проповедник любви", носитель христианских идеалов Лука уже исчез из ночлежки. Они сидят перед зрителями в пространстве сцены за длинным общим столом, переговариваясь и размышляя о вечных истинах, пробиваясь к ним, утверждая или отбрасывая. Бегущей строкой мелькают перед нами известные со школьной скамьи афоризмы: "Человек – это звучит гордо!", "Надо уважать человека", "Человек создан для лучшего"… 


Но никакой романтизации или поэтизации персонажей нет. Философия и проповедь любви в их декларациях вступает в непреклонное противоречие с поступками. То и дело вспыхивают драки и скандалы,  герои физически калечат друг друга, и тайная вечеря становится всеобщей потасовкой или трамплином для смерти-самоубийства (Актер).  Когда-то они жили высокими идеями, смыслами… Потом утратили их и будто в потемках, как слепцы, пытаются обрести их снова. Пространство беспробудного пьянства. Когда-то, в 1902 году в спектакле Станиславского сознание героев было куда выше бытия. Во время драки Сатин размахивал бутылкой.  Немирович дал ему в руки сапог. Создатели спектакля спорили с известным лозунгом "Сапоги выше Шекспира!" и уповали на своих босяков. Лука пробуждал их лучшие чувства…. У Коршуноваса и бытие, и сознание персонажей – забубенное, дикое, шальное и темное. На столе - горы пустых водочных бутылок. Режиссер оспаривает наработанный театрами за десятилетия пафос пьесы, прочтение ее как гимн человеку. Вывод печален – судьбы изломаны. Но на гору ящиков из-под пива, как на вершину, -вскарабкивается Человек Театра и читает монолог Гамлета "Быть или не быть?" Его пафос и отрешен от героев, и обращен к ним. Но более всего монолог Гамлета –вызов зрительному залу… Он звучит полностью, долго,  заставляя зрителей слушать Шекспира…

ПАРАДОКСЫ ЖЕНСКОЙ СУДЬБЫ. "МИРАНДА" И "ЖЕНИТЬБА"

Три женских судьбы даны чередом, подряд в трех разных спектаклях (Негина, Миранда в спектакле по "Буре" Шекспира Оскараса Коршуноваса, театр ОКТ, Вильнюс), Агафья Тихоновна ("Женитьба" в постановке Сергея Федотова,Пермский театр "У моста"). Женщина как идеал, красота - изначально дискредитирована, оставаясь лишь в мечтах, снах и тоске по несбывшимся возможностям….


Миранда (Айрида Гинтаутайте), дочь Просперо,  находится в полупарализованном состоянии, она мычит, косноязычна, не может двигаться. Отец лечит ее театром, постоянно читает "Бурю" Шекспира и никогда не может дочитать до конца. Интерьер советской квартиры состарен (не 90-е гг., а 60-е - черно-белый телевизор «Рекорд», по которому транслируют «Лебединое озеро», старый радиоприемник, портрет Чюрлениса на полке, шахматы, горы книг, перевязанные веревками… "Лебединое озеро" считывается мгновенно как знак распада советской системы, бури, которая настигает неизбежно, но внезапно. Дом нестабилен. Отец и дочь – выброшены на остров. Архипелаг островов с названием СССР (это не произносится, но подразумевается). Остров символичен и многозначен. Мир, страна, квартира, комната… Больны шекспировские герои, и Шекспир становится своего рода прикладным текстом, подспорьем для режиссера. Болезненно и травмировано сознание художника, для которого Миранда – его Литва (и Чюрленис с его неистовой любовью к Литве не случаен). Насилие Калибана – причина болезни Миранды, ее каталепсии. Отец беспробудно пьет, из его груди вырывается крик-рычание, рыдание по дочери и своей судьбе…  Советская шинель на кресле – тот же Калибан. И спектакль – своего рода – плач-рыдание по Литве, попранной в известные времена, загубленной, растоптанной…  Но с равным успехом мы можем отнести ассоциации Корушноваса к России, ее истории и сегодняшнему дню, или  к сегодняшнему безумному миру, который похож на сплошной Травма-пункт…

Повилас Будрис и Айрида Гинтаутай, два уникальных актера разыгрывают «Бурю», преображаясь в шекспировских персонажей. Миранда играет Ариэля, Просперо становится Фердинандом,  но и женоподобный Фердинанд – не обретение для Миранды. Фантасмагории становятся явью, явь – перетекает в сны… Спектакль расширяет свои границы, уходя от резких политических смыслов. Он многогранен и в этом постепенном приближении к первоисточнику, к Шекспиру

Отец не выдерживает неизвестности и погибает. В финале спектакля Миранда появится в дверном проеме – на фоне бьющего света – в свободной пластике балета, Одиллией или Одеттой из "Лебединого озера". Или – умирающим лебедем Сен-Санса. Что впереди? Ответ – может дать только зритель.


Открытием в "Женитьбе" Театра "У моста" для многих зрителей явилась фигура Черта – Кочкарева, провокатора и режиссера своего бесовского спектакля. Подколесин – всего лишь игрушка в руках дьявола, отстаивающая свое самостояние. Актеры с помощью своего руководителя и педагога Сергея Федотова воплотили известную концепцию Мережковского из его исследования "Гоголь и черт". Федотов наполняет спектакль разного рода мистическими проделками нечистой силы…. Но подлинное открытие спектакля  - Агафья Тихоновна - Ирина Молянова. Брутальная, огромная юная богатырша – такой Агафьи Тихоновны мы не видели. В начале – не только белая дебелая, но почти дебильная, тоже косноязычная…  Первый акт дал разноцветную палитру ее женихов, прекрасный слаженный актерский ансамбль. Второй акт закономерно (для режиссуры Федотова) ушел от фантастического гротеска к психологическим поискам.  Типы и типажи выявили не только характерность, но и характеры... Агафья Тихоновна предстала в своей человеческой тоске по женскому счастью, в надежде на обретение новой участи. Одна из самых сильных сцен, когда женихи почти разрывают ее на части, пытаясь завладеть правом на невесту как на недвижимость…  Ржавчина, а не женихи…  Но Агафьи Тихоновны она не коснулась. Она тоже стала жертвой, игрушкой… В финале Черт-Кочкарев сжигает свой бесовской сценарий и соединяет возлюбленных. Подколесин, выпрыгнувший в окошко, возвращен к невесте. Но оба стоят – обреченные судьбе. Счастья нет, оно невозможно и недостижимо…  У этой "Женитьбы" – пронзительный трагический финал….

Спектакли фестиваля рассчитаны не на одномерное, а на многоуровневое прочтение. Жизнь человека предстает в разных срезах и несет как минимум, тройной груз.  Меньше всего театр ориентирует зрителя на развлечение. Напротив, он требует от зрительного зала непрерывной духовной отдачи  и деятельной умственной энергии. Многое зависит от зрителя. Как прочтет он тексты спектакля? О нашей публике участники фестиваля отзываются с благодарностью – публика щедра на аплодисменты, охотно включается в действие, ловит каждую реплику. Но говорят и о публике консервативной, не привыкшей к новациям и отвергающим их. В зале существуют две стихии, но движение фестиваля подтверждает движение публики к новым театральным формам.

Северный край
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе