Новая волна "андреевщины" на российских подмостках началась с "Рассказа о семи повешенных" о последнем дне юных террористов (режиссер Миндаугас Карбаускис). В конце прошлого сезона Борис Мильграм поставил в Перми мюзикл по пьесе "Жизнь Человека" (музыка Владимира Чекасина) с ее идеей бессмысленного круговращения человеческой жизни. И вот "Екатерина Ивановна"- история одного выстрела, символизирующего распад брака.
Видимо, таково свойство всех концов и начал - зависать в напряженно-эсхатологических предчувствиях. Мало кто с такой экспрессивной прямотой зафиксировал кризисные настроения, как это сделал Леонид Андреев в своих экзальтированных текстах.
Евгений Марчелли назвал жанр спектакля "драма в 2-х частях с разрывом". Разрывы здесь проходят на всех уровнях - эстетическом, психологическом, эмоциональном, социальном и философском. Последствия выстрела депутата Государственной Думы Георгия Стибелева (Владимир Майзингер) в свою жену растягиваются на два акта жизни, из которых первый еще лежит по эту сторону добра и зла, а второй - уже по иную, в которой буквально и символически царит дьявольский "красный смех" (название известного рассказа Андреева).
Разместив выстрел на авансцене театрального внимания (художник Олег Головко весь первый акт располагает прямо "на носу" у зрителя, на фоне белесой стены), одев персонажей столетней давности в современные пиджаки и маечки (костюмы Светланы Матвеевой), Марчелли незаметно сместил историю ближе к нашему времени, ни на секунду не забывая о декадансе как времени ее рождения.
Едва не убитая мужем за воображаемую связь, Екатерина Ивановна (выдающаяся актерская работа Анастасии Светловой) реализует эти мужские фантазии в таких вакхических размерах, которые никакому депутату никакой думы не могли бы прийти в голову. Выстрел, то есть неосуществленное убийство, пережитое ею всей полнотой существа, она обращает на все общество, на весь мир, в котором нет больше места любви и семейным ценностям. Владимир Майзингер (Стибелев) играет "невинную", обаятельную и бессознательную маску зла, не сознающего своего падения. Она же полностью осуществляет мужнины подозрения, переспав с Ментиковым, всю ничтожную, из Достоевского почерпнутую подлость которого с аскетической элегантностью играет Николай Шрайбер.
В этом - страшный и горький смысл андреевской пьесы, едва ли не впервые в русской культуре обозначившей трагическую тему ХХ века: мужская агрессия, существующая в скрытом виде, получает в женщине меру предельного, самоубийственного жеста. То, как играет это Анастасия Светлова, делает спектакль Марчелли отважным не только в тематическом, но в эстетическом смысле. Как пружина напряженная и сдержанная в первом акте, во втором актриса обнаруживает перед нами внутренний ландшафт взрыва, сравнимого с атомным.
Не случайно все действие происходит в мастерской художника Коромыслова, ближайшего друга депутата (Алексей Кузьмин), больше похожей на лабораторию алхимика. Ее агрессивный красный цвет только подчеркивает дьявольский характер метаморфозы, происшедшей с миром, который замечает, кажется, только эта сходящая с ума женщина.
Заставив Екатерину Ивановну позировать ему в образе Саломеи, художник срывает с нее все покрывала, являя миру ее вызывающе прекрасное тело. Публика ярославского театра, уже наслышанная об этом "аттракционе", с радостью достает свои "мыльницы", чтобы запечатлеть диковинку. Но вскоре ей становится лихо не от телесной, но от нервной обнаженности, с которой вступает актриса в свою самую кульминационную сцену. Танец семи покрывал, танец Саломеи (напомним, отрезавшей голову Иоанну Крестителю) предстает как душераздирающий брейк-данс (хореограф Игорь Григурко), и в этих ее конвульсиях немалая часть женской аудитории с замиранием сердца и слезами на глазах узнает свои невидимые миру "танцы".
В спектакле Евгения Марчелли, несмотря на весь его стильный экспрессионизм, явно видны не только мотивы русского исторического декаданса, пришедшегося на начало позапрошлого века, но и того более глубинного упадка, который по-разному, но одинаково сильно разглядели еще раньше Федор Достоевский и Август Стриндберг.
Российская газета