Уже раздалось с начальственных небес: «А подать сюда Ляпкина-Тяпкина!». В смысле: Константина Эрнста, руководителя Первого канала. Уже на парламентском Олимпе приготовились допросить со всей строгостью министра связи и информации. Уже директор той школы, в стенах которой идут съемки сериала, объявила, что ее ученики просят прекратить их. (Теперь надо думать, будет освоена новая мотивировка решительных организационных решений: «Идя навстречу пожеланиям учащихся… запретить, не пущать, наказать и т.д.»).

Уже в Интернете можно прочесть риторические вопросы, смысл которых: «А нельзя ли расстрелять Валерию Гай Германику?»

Одни убеждены, что ее кино – клевета. Другие – готовы согласиться, что – правда, но не для широкого круга. Есть и те, кто находят картину школьных нравов, нарисованную в сериале, сглаженной в сравнении с реальностью.

Более всего задетыми себя чувствуют учителя, поскольку, по их мнению, коллеги на экране выглядят «полуобученными обезьянами».

Как выглядят ученики, не нравится папам и мамам; их чада – «какие-то сексуально озабоченные юные самцы и самки».

Есть претензии и эстетического порядка: мало в картине искусства.

***
Мне-то как раз кажется, что искусства в этом сериале ровно столько, чтобы зритель мог проникнуться драматизмом ситуации – и не только в школьной среде. Просто для многих, в том числе и для эстетически продвинутых зрителей, язык этого художественного высказывания непривычен. Не потому, что так уж он в новинку в принципе. Он непривычен в формате так называемого сериального продукта. Непривычна подвижная камера. Не в правилах формата сверхкрупность планов, обостряющая субъективность взгляда на происходящее, скороговорка диалогов, калейдоскопичность и компактность сюжетных мотивов. Да и сам формат серии – 26 минут – раздражает публику, привыкшую к часовым и даже к двухчасовым отрезкам времени.

Непривычен и уровень достоверности, взятой в рамку кадра реальности, которая, впрочем, не просто механически перенесена на экран, но выразительно, образно обработана и подана. Притом, что вмешательство режиссера, оператора, художника в «картинку» представляется минимальным. От того возникает иллюзия импровизационности течения подглядываемой жизни.

Исподволь подробности среды становятся ее образами и даже назойливыми символами. Вот эта железная решетка в вестибюле школьного здания. Добродушный охранник, решающий кроссворды, когда школьники рассасываются по классам. Пожилой учитель истории – отсылка к учителю истории из «Доживем до понедельника. Чтобы подчеркнуть преемственность коллизии, режиссер снимает актера, похожего на состарившегося Вячеслава Тихонова. 
Из хаоса школьного быта выглядывает довольно строгая система устоявшихся отношений, порядков, правил, интересов.

Вброшенный в обитель девятого «а» новичок нарушает равновесие этого инерционно живущего от каникул до каникул мирка. Новичок, как бы, испытание «мирка» на его прочность и непроницаемость.

Дети тоскуют, томятся, но кое-как, без особого напряжения тянутся к знаниям. Учителя бодрятся и тянут лямку долга.

Чем все это кончится, пока трудно сказать. Может быть, организм типового учебного заведения будет до конца вывернут наизнанку…

Может, просто его полихорадит, и он отторгнет бунтаря, или приведет его к общему знаменателю, и все вернется на круги своя… И все пойдет своим чередом. И четвертая четверть учебного 2010-го года пройдет как по маслу.

Впрочем, уже только первое знакомство с изнаночной стороной среднестатистической школы шокирует: отвязанность учеников, беспомощность учителей, раскуривание наркотиков, гормональные проблемы юных отроков и отроковиц. И т.д. 
Упования на то, что этот или другой школьный сериал, но уже с образцово-показательными мальчиками и девочками, с учителями-макаренками, с педагогами-песталоццами, изменит ситуацию в школе, пустые.

Споры о том, насколько соответствует телекартинка реальности, в пользу бедных.

А уж эти отчаянные вопли по поводу того, в какое время надо показывать кино, а в какое – не надо, и вовсе ни к чему. Не до жиру, не до подробных выкладок социологов, когда старые общественные связи истлели до основания, а новые – не завязались, не стали плотью социума.

***
Нам говорят заслуженные учителя, что наша средняя школа уже другая, что в ней уже другие дети, которые по-другому относятся к учебе, к жизни, к отцам, матерям, бабушкам и дедушкам. Если так, отлично!

Но почему все так разволновались? Ведь жизнь – первична, а сериал – вторичен.

Сериал Германики – художественен. Вот в чем – объяснение всероссийского скандала. Раз это искусство, значит школа в данном случае – метафора.

В искусстве всякий предмет, оказывающийся в фокусе внимания художника, не остается конечной целью изображения. Искусство всегда еще о чем-то ином.

Школа – это такой общественный институт, в котором видно с наибольшей, с максимальной отчетливостью все, что есть неправедного, болезненного в этом лучшем из миров. Это свойство, характерное для всех стран, при всех режимах и во все века. Вспомним ли мы нашего Помяловского с его «Очерками бурсы», не нашего Диккенса с его живописаниями образовательно-воспитательных учреждений… Вспомним ли мы фильм Трюффо «400 ударов»…

Наконец, как не обратиться к памятным советским фильмам, начиная с «Первоклассницы», с «А если это любовь», «Друг мой, Колька», «Доживем до понедельника», кончая картинами Динары Асановой «Не болит голова у дятла», «Ключ без права передачи». А еще был положенный на полку «Дневник директора школы», была картина «Чужие письма». Под занавес советской власти с трудом пробилось на экран «Чучело» Роллана Быкова.

Это все фильмы про школу и, вместе с с тем, о чем-то ином. О том, что варилось в головах людей и творилось в обществе.

По одним этим лентам можно изучать историю общественных умонастроений нашей страны на протяжении более полувека. Все социальные, идеологические, гуманитарные и общечеловеческие кризисы взрослого мира в них отразились.
И как мог не отразиться в новейшем кино слом не только индивидуального, но и массового сознания. Вот мы и увидели себя в зеркале «Школы», где учителя, родители и школьники живут по законам, если не казармы, то зоны, где к тому же лицемерие, цинизм, формализм стали нормой.

Говорят, что сериал Германики – кривое зеркало. Возможно. Но позволю себе заметить, что кривое зеркало не только искажает прекрасные черты прекрасных явлений; оно выпячивает дефекты, изъяны того, что не очень прекрасно и особенно того, что очень безобразно.

Именно это и сделала «Школа» как по отношению к самой школе, так и относительно сегодняшнего общественного уклада.

Впрочем, она еще не так уж и много сделала. Она только заикнулась, а какое волнение случилось, какие волны негодования поднялись…

Уже хорошо. Стало быть, первые уроки мастер-класса вчерашней школьницы Валерии Гай Германика не прошли даром. 
Поживем, поучимся…  

Юрий Богомолов

РИА Новости