В Центре «Зотов» проходит огромная выставка, рассказывающая об архитектуре конструктивизма.
Этому направлению здесь уже посвящали большой проект — «Логос: голос конструктивизма» (2023). Ход был смелый, хотя и неочевидный: представить конструктивизм как тотальный язык, не только пронизывавший все области художественного — от кино до книжного дизайна, — но и изменивший само отношение к слову, даже к букве. Внимание к Логосу предвосхитило философские диспуты XX века, правда, самих конструктивистов не сделало счастливее: их проект, как известно, был закрыт на самом верху. Нынешняя выставка «Работать и жить. Архитектура конструктивизма. 1917-1937» (кураторы — Полина Стрельцова и Ирина Финская), включающая свыше 500 экспонатов, обращается к более традиционной проблематике, ведь конструктивисты прославились своими градостроительными инициативами. Они ставили перед собой амбициозную цель — создание нового человека — и планировали достичь ее через изменение городской и архитектурной среды. Эксперимент, как мы знаем, п
Масштабная экспозиция посвящена проектам, многие из которых остались на бумаге, но при этом изменили лицо современной архитектуры.
ровалился: люди оказались упрямыми существами, слишком ценившими личное пространство. Однако конструктивистские здания — воплощения минимализма, рациональности и полезности — подарили миру немало передовых идей. Ведь конструктивисты хотели не просто создать нового человека, но и сделать его жизнь лучше и эффективнее — и поэтому пытались переформатировать места отдыха и работы. Борис Смирнов — ленинградский архитектор, одно из открытий для широкой публики — проектировал мебель для родильных палат, предлагая эргономичные варианты. Еще из его удачных опытов — тщательно выверенные кресла для кинотеатров. Впоследствии Смирнов оставил архитектуру — в 1930-е на запятнавших себя конструктивизмом смотрели косо — и прославился как основатель ленинградской школы художественного стекла (его внук Александр Теребенин в свою очередь стал талантливым фотографом — к сожалению, в 2021 году он трагически погиб).
Многие идеи и находки конструктивистов успешно прошли проверку временем. Например, мысль о том, что форма должна следовать за функцией — а значит, лишние детали не нужны. Правда, ставка на минимализм, в том числе и в материалах, часто была вынужденной: революция и Гражданская война обескровили страну, денег катастрофически не хватало. Поэтому при строительстве такого шедевра, как дом Наркомфина, использовали камышит — материал из спрессованных стеблей камыша. На выставке без упоминания об этом памятнике, конечно, не обошлось: здесь можно увидеть макет устройства знаменитой ячейки F — двухуровневой, с внушительной кубатурой при относительно небольшой площади.
Это здание — один из реализованных проектов, а сколько их осталось на бумаге! Например, в Ленинских горах должен был появиться Институт библиотековедения имени Ленина — с огромным параллелепипедом книгохранилища и внушительным шаром, вмещавшим в себя аудитории и планетарий. С Москвой институт связывал бы аэротрамвай — вероятно, прототип нынешнего монорельса. Проект был дипломной работой студента Ивана Леонидова — будущего знаменитого архитектора. Его идеи произвели фурор: говорят, во время защиты диплома наставник Леонидова, выдающийся зодчий Александр Веснин, заявил о рождении новой архитектуры. Конструктивисты, опьяненные будущим, придумывали невероятные, удивительные проекты. Правда, их фантазия опиралась на строгие рационалистические выкладки. Недаром идеалом для них была машина, механизм, а человек виделся винтиком этой машины: в чудесном будущем все должно было работать четко и слаженно.
Но жизнь, как известно, сложнее правил. Попытка перевести хаос на разумные рельсы в итоге не удалась. Для конструктивистов точкой отсчета всегда был человек, но уже в 1928-м на первый план вышли совсем другие ценности. Архитектура перешла от рацио к эмоциям: теперь ей нужно было вдохновлять людей, воодушевлять на подвиг, и потому на смену аскетизму пришел сталинский ампир. Эта эволюция хорошо видна на примере здания Новосибирского театра оперы и балета. Первоначальный проект поражал воображение: в «сверхмеханизированном театре планетарного типа» в основе сцены и зрительного зала планировали установить круговые платформы, а через пространство театра могли бы проходить колонны демонстрантов и даже техники. Однако в итоге все свелось к строительству вполне традиционного театра — правда, огромного и с уникальным тонким куполом, а его фасад — после критики конструктивистского проекта — приобрел более богатый декор. Об этом подробно рассказывает стенд, посвященный Новосибирску в разделе «Урало-Кузбасс». Есть здесь и примеры конструктивизма в других городах — от Новокузнецка до Магнитогорска: в создании выставки участвовали команды из Екатеринбурга («Территория авангарда», Лариса Пискунова, Александр Думчиков) и Новосибирска («Ново-Сибирск. Конструктивизм!», Евгений Дубровин, Карина Ляникова).
Заканчивается выставка на одновременно грустной и оптимистической ноте. Кураторы вновь обращаются к Ивану Леонидову, родившемуся слишком поздно и толком не успевшему поучаствовать в конструктивистском проекте. Сколько его блестящих идей остались неосуществленными! И все же в годы Великой Отечественной, на фронте, во время кровопролитных боев он придумал утопический Город солнца — с необычной архитектурой. В этом воплощении Града небесного должны были жить в мире и согласии самые разные народы. Можно назвать эти идеи одной из форм эскапизма. А можно подивиться воле человека, его способности мечтать — даже в самых тяжелых обстоятельствах. И задуматься самим: как выглядели бы наши города, если б конструктивистский проект все-таки победил.