— Как ты соотносишь свою художественную деятельность с городской средой? Что ты пытаешься изменить в городе и каким образом выстраиваешь своё взаимодействие с ним?
— Люди часто говорят, что улицы чем-то наполнены, но на самом деле они пусты, и в Екатеринбурге это особенно заметно. То, с чем ты сталкиваешься в городских кварталах, конечно, оказывает на тебя воздействие: через картинки, запахи, звуки. Но большая часть того, что там можно получить, — не самые нужные для тебя вещи. Я стремлюсь очеловечить улицы и что-то привнести в них. Улица ни за кем не закреплена, она принадлежит всем и каждому, и при этом часто оказывается ничьей. Весь наш внутренний мир связан с городом — эта связь происходит через глаза, уши, рот, нос и кожу. Мы по городу ходим и в нём спим. Умираем и живём. Люди научились хорошо одеваться, красиво обставлять собственные квартиры, но до того, что происходит на улице, им часто нет дела.
Архитектурные концепции, которые легли в основу планировки многих советских городов в своё время, были живыми и интересными, но сейчас пребывают в состоянии клинической смерти. Нужно заново вдохнуть жизнь в эти идеи, вернуть им чистоту или заменить их чем-то новым. Уличное искусство в этой ситуации — как живая вода.
— По сути любое уличное искусство нелегально, что автоматически делает его политическим высказыванием.
— Да, похоже на правду.
Слова исчезают, но энергия, которая есть в книгах, остаётся. Остаётся на стене, новыми словами
— Как в художественных работах появляются дополнительные политические смыслы? Это реакция на актуальные события?
— Да, если эти события действительно меня касаются и волнуют, то я не могу не реагировать. Если делаешь что-то на злобу дня, это должно быть честным. Я не предлагаю путей решения, а задаю вопросы, оставляя пространство для размышлений. Стараюсь придерживаться простой и чистой формы. Cодержание, которое я вкладываю в это форму, может быть сложным и многогранным. Я использую понятные инструменты: элементы массовой культуры или отсылки к теме страха, к тому, что связано с властными механизмами.
Работа, обладающая силой, должна быть сделана там, где нельзя, там, где нет ничего от культуры.
Работа, обладающая силой, должна быть сделана там, где нельзя, там, где нет ничего от культуры. Произойдет детонация — это и есть уличное искусство
— Твоя работа «Стабильность» — это реакция на конкретные события, происходящие в стране?
— Да, это реакция на события на Болотной площади. Напряжение в обществе растёт, но в тех формах, которые оно приобретает, очень много лжи. Я не верю в него, не верю в желание войны — оно нагнетается властью и теми, кто хочет крови. Когда людей ставят в такие условия, они не могут реализовать протест мирным путём.
— Что может сделать искусство в этой ситуации?
— Ответом на вопрос должны быть работы, а не размышления. Мы все знаем и все понимаем, но это никуда не движется, ни во что не воплощается. Я верю, что с помощью искусства и той неожиданности и удивления, которым оно обладает, можно как-то помочь людям в их внутренней жизни. А внутренний мир — это источник всех внешних проявлений, всех поступков и действий.
— Тогда что ты думаешь о более радикальных художественных высказываниях, например об акции Петра Павленского?
— Провокация — сложная форма. Непросто найти правильный баланс, когда ты специально задаёшь очень громкий вопрос. Это создаёт столько дополнительного шума, что тебя уже не слышат. Обсуждать будут наглость твоего жеста, а не его смысл. Я с большим уважением отношусь к акции Павленского на Красной площади. Это очень сильный жест, мне он близок и я его понимаю и во всём поддерживаю. Но людям, далёким от современного искусства, этот жест может быть непонятен. С другой стороны, нельзя быть понятным для всех. Что касается других случаев, например акции Pussy Riot, то тут мне сложно что-то сказать. Я слишком много думал над этим, и шестерёнки, которые крутились в моей голове, пытаясь найти ответ на этот вопрос, просто стёрлись до основания.
— «Стабильность» была сделана не на улице, не в городе. Это попытка выйти за пределы уличного искусства?
— В определённый момент городской контекст Екатеринбурга стал для меня слишком рутинным. И пока нет возможности планомерно работать в разных городах, я решил использовать пространство зимнего поля. Это важный момент. Огромное снежное поле — это то, что можно назвать русским пространством. Оно похоже на галерею, потому что белое и чистое. Но в поле есть ветер, свет, сказочные, архетипические смыслы, оно открыто во все стороны. Галерейные пространства по сравнению с ним — больничные палаты.
Фигура #1: Стабильность
— Что ты думаешь по поводу попытки создать музей стрит-арта в Петербурге?
— Это компромисс, но он имеет смысл. К примеру, я бы никогда не смог найти такую большую стену для своего манифеста и у меня не было бы возможности и времени так спокойно и планомерно заполнять её буквами. Мой манифест — это текст, в котором я объединил все свои взгляды и мысли на тему уличного искусства. Логично, что он должен быть написан именно на стене. А здесь, с одной стороны, и не совсем улица, с другой — настоящая стена, реальное фабричное здание, действующее производство. И там этот текст намного более уместен, чем на бумаге или на экране компьютера. Это не обычный музей, большинство его экспонатов будут расположены на настоящих стенах и под открытым небом.
Возможно, большинство людей звучит иначе, чем город, в котором они оказались
— А как вообще так получилось, что ты стал заниматься уличным искусством?
— Я думаю, ещё рано писать мемуары. Во многом это произошло под влиянием философского образования, которое я получил. Оно породило во мне множество вопросов, ответом на которые стала моя деятельность на улице. Это бесконечное путешествие, во время которого я развиваюсь. Каждый, кто занимается уличным искусством, автоматически становится моим другом. В этом движении все равны: те, кто пишет «Нет войне» в районе метро «Площадь Восстания», ребята, которые клеят маленькие спикеры, — все мы занимаемся одним важным делом.
Вперёд в будущее
Как только люди начинают работать со средой, как только она попадает в фокус их внимания, среда автоматически начинает преображаться. А так моё главное пожелание довольно простое — побольше деревьев, поменьше машин.
Тимофей Радя приезжал в Петербург для участия в цикле лекций, организованном музеем стрит-арта и историческим факультетом СПбГУ.
ЕГОР РОГАЛЕВ