Юбилей — повод говорить о юбиляре, но этот юбилей прямо с Рублевым не связан. Мы не знаем, когда родился Рублев, 1360 год — условная дата, придуманная в 1960-м. Так что на самом деле у нас не 650-летний юбилей Рублева, а 50-летний юбилей его 600-летия. И это повод сравнить, что было тогда и что теперь.

Тогда — выставка, на которой было в два раза больше произведений, тогда — великий фильм Тарковского, тогда — прекрасные книги, научная Виктора Лазарева и философская Дмитрия Лихачева, тогда — серьезное культурное явление. Андрей Рублев образца 1960 года — это сосредоточие нескольких культурных мифов и надежд. Там были традиционные сюжеты, оставшиеся от XIX века: во-первых, Андрей Рублев — взлет русской школы, переставшей быть византийской провинцией и Византию превзошедшей, во-вторых, Андрей Рублев как выражение Сергия Радонежского, как идеал русской культуры и государственности в образе светлой гармонии единения. К этому добавились два шестидесятнических мифа: Андрей Рублев как надежда на русский Ренессанс (это был основной тезис Дмитрия Лихачева) и Андрей Рублев как прорыв к индивидуальному, личному творчеству, вырвавшемуся из средневековой безымянности (это тема Тарковского). Этих четырех тезисов вполне хватало, чтобы собрать вокруг имени Андрея Рублева всю проблематику русской историософии: русский путь, русская вера, русская личность, Россия и Запад.

Когда попадаешь на эту выставку, то понимаешь, что все, чем занимались искусствоведы следующие 50 лет,— это разрушение этих мифов. Трудно назвать искусствоведа-древнеруссника, который бы с приятной искренностью воцерковленного самодовольства не объяснял тебе, что Андрей Рублев Тарковского — это каэспэшная пошлятина про походы в мокрых кедах по владимирским болотам, не имеющая никакого отношения к Андрею Рублеву. С тезисом о русском Ренессансе даже и не спорили, потому как это им смешно. Что касается научных тезисов Виктора Лазарева, то из его построений вытащили большую часть произведений, которые он считал рублевскими, все, что осталось, перередактировали, уничтожили его концепцию эволюции Рублева и заодно, как следствие, художественную оценку его творчества. О соотношении с Византией и национальной самоидентификации русской школы на пути просветленной гармонии в противовес темной экстатичности поздневизантийской живописи пришлось забыть. Ну а отношения с Сергием Радонежским и историософию русской государственности забрали себе церковные авторы.

Это, вероятно, была большая и ценная духовная работа. Вопрос в ее результате. Я бы сказал, извините, что он ужасен. Эта выставка такова, что возникает стойкое ощущение глубокой духовной немощи, поразившей сословие искусствоведов-древнеруссников.

Дизайн этой выставки свидетельствует об острейшей эстетической слепоте тех, кто ее делал. Как можно было повесить на одну стену Звенигородский чин и Троицу — разноформатные и разномасштабные произведения, уму непостижимо. Да, конечно, эти вещи выглядят так, что есть ощущение, что они написаны одной рукой и эта рука отличается от всех других произведений на выставке, но слушайте, это же не слайды к докладу о стилистике Андрея Рублева, это же выставка! Каждое из этих произведений способно удержать зал — у вас что, в ГТГ места на Рублева нет? Чего вы пихаете его вещи, как в запасник? А Васильевский чин сбоку? Вас кто учил ставить иконостас сбоку от входа, да еще так, что нет места отойти, чтобы увидеть его целиком? А ступени из ковролина, ведущие к вратам Троицкого собора? Это в провинциальных парикмахерских такие делают — так там на подиумах сушуары стоят, а не иконы Рублева! Вы что делаете? А этот портал с фотографиями фрески? Какому слепцу пришло в голову, что можно в одном пространстве, при одном свете соединить икону и принты на пленке? Что же это за несчастье такое?

Это до такой степени возмутительно, что я бы даже, вероятно, в стилистике сегодняшних блогеров, сказал, что перед нами яркий пример того, как все деньги на юбилейную выставку Рублева сперли, а потом сделали крошечную бездарную экспозицию, чтобы отчитаться. Это называется "датская выставка" — к дате для галочки. Но я боюсь, что дело еще хуже.

Когда люди делают выставку, они что-то хотят сказать людям. И вот вопрос к коллегам — вы что хотели сказать людям про Рублева, когда делали эту выставку? Ответ очевиден. Он заключается в том, что мы ни на что не претендуем, мы только смиренно храним иконы Рублева и академически их изучаем. Вот отсеяли все произведения, которые, как мы установили, не Рублев, выставили те, которые точно связаны с его именем, или, точнее, с его кругом. Эстетическая оценка, философское содержание, религиозный смысл — это не к нам. Мы ученые. Мы сделали скромную, честную выставку, не привнося в нее никакого содержания.

Смысла в этом никакого. Те произведения, которые собрались в результате 50-летней работы по отсеву, не составляют никакого единства, ни один искусствовед и художник не скажет, что Троица и Васильевский чин написаны одной рукой. Это вообще разные по технике изготовления вещи, одна сделана одним художником, другая — произведение крупной артели, где каждый специализирован: одни лики пишут, другие орнаменты — тут человек шесть работало, а того, который писал Троицу, среди них, скорее всего, не было вовсе. А соединить это с археологическими фрагментами, которые вы показали в начале, можно только от полной глухоты к искусству, только если считать икону историческим артефактом, близким по датировке к археологическим фрагментам. Вам не удалось создать какого-либо образа Рублева. Но вы и не пытались. Вы искренне полагаете, что ваше хранение материальных объектов, их обследование и сортировка и есть то, ради чего существуют выставки и музеи. И вы делаете отчетную выставку по результатам этой работы.

Я с отвращением отношусь к идее передачи церковных ценностей из музеев в собственность РПЦ, но я должен сказать, что в этой ситуации отстаивание этой позиции обречено. Можно винить в этом государство, можно переживать, что оно уничтожило одну из лучших искусствоведческих школ, потому что они перед агрессией РПЦ деморализованы, испуганы и духовно бессильны. Но вообще-то это нечестно, потому что та, уничтоженная школа выросла в условиях, когда государство накатывало совсем не так. И я боюсь, что счет надо предъявлять к себе, к искусствоведам. Мы предали традиции ваших учителей, мы изничтожили их идеи и идеалы, но не родили своих. И в итоге нам нечего сказать людям. На вопрос о том, что такое Андрей Рублев, мы в состоянии только выдать инвентарные данные — это четыре упоминания в исторических источниках плюс один сохранившийся фресковый цикл, три во фрагментах, связываемых с его временем, одна несомненная икона, 34 иконы, связываемых с его именем, столько же отсеянных. Вот полюбуйтесь, мы для этого выделили 38-й зал и оформили его как умели.

Лучше бы не выделяли.

ГРИГОРИЙ РЕВЗИН

Коммерсантъ