«Что касается денег, грех жаловаться — партнеры обещания выполнили»
6 октября 2022 ● "Известия"
Гендиректор Третьяковки Зельфира Трегулова — о финансировании музея в непростых условиях, шедеврах из-за рубежа и новом фондохранилище в Коммунарке.
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Зураб Джавахадзе
Третьяковская галерея приобрела в Лондоне самое крупное произведение искусства в своей истории и покажет его уже в следующем году. В условиях удорожания логистики музей переориентируется на собственную коллекцию, но планирует сотрудничество с Индией и Мексикой по части кино. Об этом в интервью «Известиям» рассказала гендиректор Третьяковки Зельфира Трегулова. Беседа состоялась в преддверии старта одного из главных выставочных проектов сезона — «Дягилев. Генеральная репетиция».
Самый большой экспонат
— Как сложившаяся международная ситуация сказалась на жизни Третьяковской галереи?
— Нам пришлось переформатировать большое количество своих выставочных программ. При этом меня поразило, что, когда перед нами встала задача быстро — за два-три месяца — придумать и разработать серьезные проекты, которые могли бы заменить запланированные ранее и сорвавшиеся экспозиции, мои коллеги с невероятной интенсивностью и энтузиазмом включились в эту работу. В сложной ситуации мобилизуются совершенно особые внутренние ресурсы, и ты понимаешь, что нет ничего невозможного. Если ты знаешь, что в таком-то зале такого-то числа должна открыться выставка, значит, это нужно обеспечить. Залы Третьяковки не могут стоять пустыми.
Прежде всего это заставило нас осознать возможности собственного собрания. Зачастую мы не могли рассчитывать даже на вещи из российских музеев, поскольку логистика стала дороже, а бюджеты точно не увеличились. Впрочем, что касается денег, грех жаловаться. Все наши партнеры, которые обещали нам поддержку в 2022 году, свои обещания выполнили. Более того, у нас сейчас помимо пула наших традиционных партнеров, крупных корпораций, многие из которых находятся под санкциями и, тем не менее, не прекращают поддержку, формируется новый круг патронов и меценатов. В частности, замечательные женщины. Кто-то из них руководит серьезным бизнесом, кто-то — супруга предпринимателя. Их степень вовлеченности — это новый шаг в нашей работе со спонсорами.
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Зураб Джавахадзе
— Правильно ли я понимаю, что выставки этого сезона будут собраны из собственной коллекции музея?
— Да. Это касается и выставки «Моя Третьяковка. Из виртуального в реальное. Часть 1», которая идет у нас с сентября, и нашего нового крупного проекта — «Дягилев. Генеральная репетиция». Это будет очень яркая иммерсивная экспозиция, в центре которой — тема репетиции, вхождения в мир того или иного спектакля, когда перед тобой не просто двухмерные эскизы и фотографии, а аутентичные трехмерные костюмы, делающие этот спектакль для тебя сегодня живым. Так же, основываясь на своем собрании, мы готовим выставку Алексея Щусева. Всё это — открытие материала, который мы никогда не показывали. Что-то давно находится в нашем собрании, однако не демонстрировалось публике, а что-то совсем недавно поступило в фонды музея.
— Например?
— Назову фантастическую коллекцию костюмов первых дягилевских балетных сезонов. Или невероятные листы Алексея Щусева — эскизы архитектуры Марфо-Мариинской обители и Казанского вокзала вкупе с замечательным портретом работы Бориса Кустодиева, датированным 1915 годом, когда Щусев работал как раз над Казанским вокзалом.
Ну а в 2023 году у нас будет выставка Николая Рериха. И это действительно вызов, потому что у Рериха очень много поклонников, но есть и несколько снобистское отношение к нему. В этом смысле нам придется пройти между Сциллой и Харибдой. Абсолютной сенсацией проекта может стать демонстрация театрального задника к «Половецким пляскам», выполненного Рерихом в 1908 году, если удастся его привести в экспозиционное состояние к тому моменту. Третьяковская галерея совсем недавно приобрела это произведение в Лондоне. Причем сначала коллекционеры запрашивали очень большую сумму в €1 млн, но нам удалось ее снизить в несколько раз.
— Насколько я понимаю, этот театральный задник стал самым крупным произведением в собрании Третьяковской галереи. Каковы его размеры и чем он еще интересен?
— Он происходит из известной коллекции, в которой находились также костюмы первых дягилевских сезонов. Размер полотна — 10 на 23 метра. При этом надо понимать, что занавесов и задников дягилевских «Русских сезонов» в мире сохранилось всего пять: работы Пабло Пикассо к спектаклям «Парад» и «Голубой поезд», к «Шехеразаде» Римского-Корсакова авторства Валентина Серова, к «Жар-птице» Наталии Гончаровой для постановки в Ковент-Гардене и, собственно, декорация Рериха. Всё. Уникальность того, что нам удалось приобрести благодаря нашим партнерам и спонсорам, просто не поддается описанию.
Но театральный задник прекрасен и сам по себе. Когда мы его развернули в зале Врубеля, думаю, в шоке были все, поэтому что это абсолютно невероятное произведение, совершенно авангардная работа. Понимая ее уникальность, мы разрабатывали концепцию реконструкции здания на Крымском Валу уже с прицелом на ее экспонирование. Там будет специальное двухуровневое пространство, позволяющее подойти близко к этой грандиозной декорации и рассмотреть ее с балкона второго уровня. Она станет частью Дягилевского зала, который мы планируем открыть как часть постоянной экспозиции.
— Уточню: сначала театральный задник будет показан на выставке Рериха в 2023 году, а после реконструкции здания Новой Третьяковки окажется в постоянной экспозиции?
— Да, именно так, если, конечно, мы успеем его привести в экспозиционный вид к выставке Рериха. Реставрация такого гигантского полотна — огромная работа. Поначалу было вообще непонятно, как ее проводить. Что, закрыть на пять лет зал Врубеля? А в меньшем пространстве его не развернуть. 10 на 23 — это 230 кв. м.
Но наши специалисты, которые придумали четыре года назад невероятное ноу-хау, когда встала задача реставрации картины Репина «Иван Грозный и сын его Иван», сейчас тоже нашли вариант, как реализовать проект. К ретроспективе Рериха они обещают придать заднику такой вид, в котором его можно показывать, а после завершения выставки реставрация продолжится.
«Коллекция Третьяковки неделима»
— Я помню, изначально была идея, что в здании после реставрации появится еще и открытое фондохранилище, куда смогут прийти простые зрители.
— Конечно, эта идея осталась и обязательно будет реализована.
— А сроки как-то скорректировались?
— Мне сложно говорить о сроках, потому что там настоящий пазл. Чтобы закрыть здание Новой Третьяковки на реконструкцию, нужно закончить здание на Кадашевской набережной. Мы очень надеемся, что в конце следующего года строительство будет закончено, оно сейчас идет совсем другими темпами. Поставлена задача на уровне правительства, и к ее реализации мы идем по прямой. Когда здание будет готово, мы перевезем туда сокращенную версию экспозиции XX века, а фонды переедут в фондохранилище в Коммунарке, но там пока еще стройка не началась.
— Когда начнется?
— Не могу сказать. К сожалению, это процесс, над которым мы не властны.
Ход работ по строительству корпуса Третьяковской галереи на Кадашевской набережной в центре Москвы.
Фото: Агентство городских новостей "Москва"/Мобильный репортер
— В итоге в Коммунарке когда-нибудь будет полноценное экспозиционное пространство?
— Его главное предназначение — фондохранилище. Но есть договоренность о том, что также там будут выставочные залы и пространства для образовательных программ и мы не уйдем оттуда и после того, как реконструкция здания на Крымском Валу закончится. Нам будет чем заняться в Коммунарке. Мы прекрасно понимаем, что можем создать там важный очаг культуры для этого огромного района Новой Москвы.
— К вопросу об использовании новых зданий Третьяковки: сейчас много говорят о том, что в региональных филиалах могут оказаться части коллекции ГТГ на постоянной основе. Это возможно?
— Нет, коллекция Третьяковки неделима. В регионах будут организовываться обычные временные выставки по три-четыре месяца и длительные экспозиции на полтора-два года (надеюсь, нам удастся оформить в Министерстве культуры необходимые для этого разрешения). Но в итоге всё вернется в Москву.
Другое дело, что мы планируем формировать фонды этих филиалов за счет работ тех художников, которые живут в данных регионах, и с помощью привлечения коллекций, которые уже там существуют. Допустим, во Владивостоке есть собрание галереи «Артэтаж». Это очень интересный срез того, что происходило в художественной жизни города за последнее 30 лет. В Самаре живут яркие художники, мы будем организовывать арт-резиденции в нашем здании Фабрики-кухни.
— Юридически эти произведения, созданные или приобретенные в регионах, будут входить в коллекцию Третьяковской галереи?
— Если вещи поступят в филиалы, которые являются подразделениями Третьяковской галереи, то да, это будет собрание ГТГ. И вот как раз такие экспонаты останутся на постоянной основе «дома». Именно поэтому во всех наших региональных зданиях запланированы фондохранилища.
— Проще говоря, в итоге получится, что части коллекции ГТГ все равно будут постоянно храниться в регионах, но это не то, что уедет из Москвы, а только то, что изначально было или появилось на местах?
— Да, можно сказать так.
Картины из Узбекистана, кино из Индии
— Что сейчас происходит с музейным обменом? Насчет Европы всё понятно. А со странами СНГ и других регионов есть какое-то взаимодействие?
— Пока нет практики выдачи разрешений на вывоз даже в дружественные страны. Но мы очень надеемся, что в следующем году эта ситуация изменится, и планируем несколько проектов. Прежде всего, это выставка Третьяковской галереи в Фонде Гейдара Алиева в Баку. Мы и сейчас очень серьезно работаем с Узбекистаном, это взаимодействие касается коллекций русского искусства в Нукусе и Ташкенте. Мы оказываем им всяческую поддержку, принимаем сотрудников на стажировки, реставрируем работы и в процессе реставрации обучаем людей. В свою очередь, они готовы участвовать в наших выставочных проектах.
— То есть выдавать вещи в Москву?
— Да. Они бы с удовольствием приняли и нашу выставку, только пока нам негде ее показывать, потому что строительство нового здания Национального музея еще только начинается. Но как только оно закончится, мы в тот же момент будем готовы представить там свой проект.
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Павел Волков
— Будут какие-то изменения в договоренностях по правилам выдачи? После ситуации с коллекцией Морозовых этот вопрос стоит весьма остро.
— Я не могу на него ответить. Такие вопросы регламентирует государство, а не музеи.
— Возвращаясь к теме сотрудничества с другими странами, планируется ли что-то с Китаем, Индией?
— С Индией у нас был запланирован большой проект, но, к сожалению, его невозможно реализовать в этом году по причине того, что стоимость транспортировки из Дели в Москву выросла сразу в три раза. Весь бюджет, отведенный на эту выставку, ушел бы только на перевозку произведений. Тем не менее мы достаточно активно общаемся с посольством Индии и рассчитываем в этом году организовать у нас показ современных индийских фильмов. Это не Болливуд, обратите внимание. Такие же переговоры мы ведем с посольствами Мексики и Таиланда. В этих странах есть очень интересное новое кино, которое мы готовы демонстрировать у себя.
«Они не хотели этого видеть»
— Сейчас много споров о том, как художники и арт-институции должны реагировать на те драматичные события, которые происходят в мире. Собственно, дискуссия восходит к старой философской дилемме: может ли искусство «не замечать» окружающих реалий?
— Это тот вопрос, который нужно задать художникам.
— Но площадку-то для их художественного высказывания предоставляют музеи, в частности, Третьяковка. Что выбрать — злободневность или, наоборот, бегство от проблем?
— Это зависит от внутреннего самоощущения. Мы прекрасно понимаем, что музеи обладают мощным терапевтическим воздействием, но ведь мы же показываем не только идиллию. Я считаю, что искусство должно давать людям самые различные эмоции, в том числе и переживания драматического характера, иначе смысл и суть искусства исчезают. В особенности, мне кажется, это относится к русскому искусству.
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Кристина Кормилицына
— Помню, меня потрясла выставка «Некто 1917», объединившая работы, написанные именно в год февральской и октябрьской революций.
— Это один из лучших выставочных проектов Третьяковки, незаслуженно недооцененный.
— «Известия» оценили его в полной мере.
— Я говорю о публике. Вероятно, ее отпугивало название «Некто 1917», восходящее к цитате из Хлебникова.
— Так вот, меня поразило, что в 1917-м художники, видя за окном драматичные исторические события, писали произведения вовсе не про революцию или войну. Они создавали натюрморты, пейзажи и так далее.
— Да-да. Вот вам ответ на вопрос: они не хотели этого видеть. Некоторые говорили о каких-то глобальных проблемах, на размышления о которых их натолкнули происходившие события. Вспомните «Расею» Бориса Григорьева. Но напрямую отразил ситуацию только Борис Кустодиев в своей картине, посвященной Февральской революции. Это «Вид из окна». Художник, уже будучи парализованным, сидел перед окном и просто писал, что происходит на улице.
Справка «Известий»
Зельфира Трегулова окончила искусствоведческое отделение исторического факультета МГУ. После аспирантуры того же вуза курировала международные выставки русского искусства во Всесоюзном художественно-производственном объединении Е.В. Вучетича, заведовала отделом зарубежных связей и выставок. Работала на руководящих должностях в ГМИИ имени Пушкина и Музеях Московского Кремля. С 2013 года возглавляла Государственный музейно-выставочный центр РОСИЗО. С 2015-го — гендиректор Третьяковской галереи.
Третьяковская галерея приобрела в Лондоне самое крупное произведение искусства в своей истории и покажет его уже в следующем году. В условиях удорожания логистики музей переориентируется на собственную коллекцию, но планирует сотрудничество с Индией и Мексикой по части кино. Об этом в интервью «Известиям» рассказала гендиректор Третьяковки Зельфира Трегулова. Беседа состоялась в преддверии старта одного из главных выставочных проектов сезона — «Дягилев. Генеральная репетиция».
Самый большой экспонат
— Как сложившаяся международная ситуация сказалась на жизни Третьяковской галереи?
— Нам пришлось переформатировать большое количество своих выставочных программ. При этом меня поразило, что, когда перед нами встала задача быстро — за два-три месяца — придумать и разработать серьезные проекты, которые могли бы заменить запланированные ранее и сорвавшиеся экспозиции, мои коллеги с невероятной интенсивностью и энтузиазмом включились в эту работу. В сложной ситуации мобилизуются совершенно особые внутренние ресурсы, и ты понимаешь, что нет ничего невозможного. Если ты знаешь, что в таком-то зале такого-то числа должна открыться выставка, значит, это нужно обеспечить. Залы Третьяковки не могут стоять пустыми.
Прежде всего это заставило нас осознать возможности собственного собрания. Зачастую мы не могли рассчитывать даже на вещи из российских музеев, поскольку логистика стала дороже, а бюджеты точно не увеличились. Впрочем, что касается денег, грех жаловаться. Все наши партнеры, которые обещали нам поддержку в 2022 году, свои обещания выполнили. Более того, у нас сейчас помимо пула наших традиционных партнеров, крупных корпораций, многие из которых находятся под санкциями и, тем не менее, не прекращают поддержку, формируется новый круг патронов и меценатов. В частности, замечательные женщины. Кто-то из них руководит серьезным бизнесом, кто-то — супруга предпринимателя. Их степень вовлеченности — это новый шаг в нашей работе со спонсорами.
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Зураб Джавахадзе
— Правильно ли я понимаю, что выставки этого сезона будут собраны из собственной коллекции музея?
— Да. Это касается и выставки «Моя Третьяковка. Из виртуального в реальное. Часть 1», которая идет у нас с сентября, и нашего нового крупного проекта — «Дягилев. Генеральная репетиция». Это будет очень яркая иммерсивная экспозиция, в центре которой — тема репетиции, вхождения в мир того или иного спектакля, когда перед тобой не просто двухмерные эскизы и фотографии, а аутентичные трехмерные костюмы, делающие этот спектакль для тебя сегодня живым. Так же, основываясь на своем собрании, мы готовим выставку Алексея Щусева. Всё это — открытие материала, который мы никогда не показывали. Что-то давно находится в нашем собрании, однако не демонстрировалось публике, а что-то совсем недавно поступило в фонды музея.
— Например?
— Назову фантастическую коллекцию костюмов первых дягилевских балетных сезонов. Или невероятные листы Алексея Щусева — эскизы архитектуры Марфо-Мариинской обители и Казанского вокзала вкупе с замечательным портретом работы Бориса Кустодиева, датированным 1915 годом, когда Щусев работал как раз над Казанским вокзалом.
Ну а в 2023 году у нас будет выставка Николая Рериха. И это действительно вызов, потому что у Рериха очень много поклонников, но есть и несколько снобистское отношение к нему. В этом смысле нам придется пройти между Сциллой и Харибдой. Абсолютной сенсацией проекта может стать демонстрация театрального задника к «Половецким пляскам», выполненного Рерихом в 1908 году, если удастся его привести в экспозиционное состояние к тому моменту. Третьяковская галерея совсем недавно приобрела это произведение в Лондоне. Причем сначала коллекционеры запрашивали очень большую сумму в €1 млн, но нам удалось ее снизить в несколько раз.
— Насколько я понимаю, этот театральный задник стал самым крупным произведением в собрании Третьяковской галереи. Каковы его размеры и чем он еще интересен?
— Он происходит из известной коллекции, в которой находились также костюмы первых дягилевских сезонов. Размер полотна — 10 на 23 метра. При этом надо понимать, что занавесов и задников дягилевских «Русских сезонов» в мире сохранилось всего пять: работы Пабло Пикассо к спектаклям «Парад» и «Голубой поезд», к «Шехеразаде» Римского-Корсакова авторства Валентина Серова, к «Жар-птице» Наталии Гончаровой для постановки в Ковент-Гардене и, собственно, декорация Рериха. Всё. Уникальность того, что нам удалось приобрести благодаря нашим партнерам и спонсорам, просто не поддается описанию.
Но театральный задник прекрасен и сам по себе. Когда мы его развернули в зале Врубеля, думаю, в шоке были все, поэтому что это абсолютно невероятное произведение, совершенно авангардная работа. Понимая ее уникальность, мы разрабатывали концепцию реконструкции здания на Крымском Валу уже с прицелом на ее экспонирование. Там будет специальное двухуровневое пространство, позволяющее подойти близко к этой грандиозной декорации и рассмотреть ее с балкона второго уровня. Она станет частью Дягилевского зала, который мы планируем открыть как часть постоянной экспозиции.
— Уточню: сначала театральный задник будет показан на выставке Рериха в 2023 году, а после реконструкции здания Новой Третьяковки окажется в постоянной экспозиции?
— Да, именно так, если, конечно, мы успеем его привести в экспозиционный вид к выставке Рериха. Реставрация такого гигантского полотна — огромная работа. Поначалу было вообще непонятно, как ее проводить. Что, закрыть на пять лет зал Врубеля? А в меньшем пространстве его не развернуть. 10 на 23 — это 230 кв. м.
Но наши специалисты, которые придумали четыре года назад невероятное ноу-хау, когда встала задача реставрации картины Репина «Иван Грозный и сын его Иван», сейчас тоже нашли вариант, как реализовать проект. К ретроспективе Рериха они обещают придать заднику такой вид, в котором его можно показывать, а после завершения выставки реставрация продолжится.
«Коллекция Третьяковки неделима»
— Я помню, изначально была идея, что в здании после реставрации появится еще и открытое фондохранилище, куда смогут прийти простые зрители.
— Конечно, эта идея осталась и обязательно будет реализована.
— А сроки как-то скорректировались?
— Мне сложно говорить о сроках, потому что там настоящий пазл. Чтобы закрыть здание Новой Третьяковки на реконструкцию, нужно закончить здание на Кадашевской набережной. Мы очень надеемся, что в конце следующего года строительство будет закончено, оно сейчас идет совсем другими темпами. Поставлена задача на уровне правительства, и к ее реализации мы идем по прямой. Когда здание будет готово, мы перевезем туда сокращенную версию экспозиции XX века, а фонды переедут в фондохранилище в Коммунарке, но там пока еще стройка не началась.
— Когда начнется?
— Не могу сказать. К сожалению, это процесс, над которым мы не властны.
Ход работ по строительству корпуса Третьяковской галереи на Кадашевской набережной в центре Москвы.
Фото: Агентство городских новостей "Москва"/Мобильный репортер
— В итоге в Коммунарке когда-нибудь будет полноценное экспозиционное пространство?
— Его главное предназначение — фондохранилище. Но есть договоренность о том, что также там будут выставочные залы и пространства для образовательных программ и мы не уйдем оттуда и после того, как реконструкция здания на Крымском Валу закончится. Нам будет чем заняться в Коммунарке. Мы прекрасно понимаем, что можем создать там важный очаг культуры для этого огромного района Новой Москвы.
— К вопросу об использовании новых зданий Третьяковки: сейчас много говорят о том, что в региональных филиалах могут оказаться части коллекции ГТГ на постоянной основе. Это возможно?
— Нет, коллекция Третьяковки неделима. В регионах будут организовываться обычные временные выставки по три-четыре месяца и длительные экспозиции на полтора-два года (надеюсь, нам удастся оформить в Министерстве культуры необходимые для этого разрешения). Но в итоге всё вернется в Москву.
Другое дело, что мы планируем формировать фонды этих филиалов за счет работ тех художников, которые живут в данных регионах, и с помощью привлечения коллекций, которые уже там существуют. Допустим, во Владивостоке есть собрание галереи «Артэтаж». Это очень интересный срез того, что происходило в художественной жизни города за последнее 30 лет. В Самаре живут яркие художники, мы будем организовывать арт-резиденции в нашем здании Фабрики-кухни.
— Юридически эти произведения, созданные или приобретенные в регионах, будут входить в коллекцию Третьяковской галереи?
— Если вещи поступят в филиалы, которые являются подразделениями Третьяковской галереи, то да, это будет собрание ГТГ. И вот как раз такие экспонаты останутся на постоянной основе «дома». Именно поэтому во всех наших региональных зданиях запланированы фондохранилища.
— Проще говоря, в итоге получится, что части коллекции ГТГ все равно будут постоянно храниться в регионах, но это не то, что уедет из Москвы, а только то, что изначально было или появилось на местах?
— Да, можно сказать так.
Картины из Узбекистана, кино из Индии
— Что сейчас происходит с музейным обменом? Насчет Европы всё понятно. А со странами СНГ и других регионов есть какое-то взаимодействие?
— Пока нет практики выдачи разрешений на вывоз даже в дружественные страны. Но мы очень надеемся, что в следующем году эта ситуация изменится, и планируем несколько проектов. Прежде всего, это выставка Третьяковской галереи в Фонде Гейдара Алиева в Баку. Мы и сейчас очень серьезно работаем с Узбекистаном, это взаимодействие касается коллекций русского искусства в Нукусе и Ташкенте. Мы оказываем им всяческую поддержку, принимаем сотрудников на стажировки, реставрируем работы и в процессе реставрации обучаем людей. В свою очередь, они готовы участвовать в наших выставочных проектах.
— То есть выдавать вещи в Москву?
— Да. Они бы с удовольствием приняли и нашу выставку, только пока нам негде ее показывать, потому что строительство нового здания Национального музея еще только начинается. Но как только оно закончится, мы в тот же момент будем готовы представить там свой проект.
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Павел Волков
— Будут какие-то изменения в договоренностях по правилам выдачи? После ситуации с коллекцией Морозовых этот вопрос стоит весьма остро.
— Я не могу на него ответить. Такие вопросы регламентирует государство, а не музеи.
— Возвращаясь к теме сотрудничества с другими странами, планируется ли что-то с Китаем, Индией?
— С Индией у нас был запланирован большой проект, но, к сожалению, его невозможно реализовать в этом году по причине того, что стоимость транспортировки из Дели в Москву выросла сразу в три раза. Весь бюджет, отведенный на эту выставку, ушел бы только на перевозку произведений. Тем не менее мы достаточно активно общаемся с посольством Индии и рассчитываем в этом году организовать у нас показ современных индийских фильмов. Это не Болливуд, обратите внимание. Такие же переговоры мы ведем с посольствами Мексики и Таиланда. В этих странах есть очень интересное новое кино, которое мы готовы демонстрировать у себя.
«Они не хотели этого видеть»
— Сейчас много споров о том, как художники и арт-институции должны реагировать на те драматичные события, которые происходят в мире. Собственно, дискуссия восходит к старой философской дилемме: может ли искусство «не замечать» окружающих реалий?
— Это тот вопрос, который нужно задать художникам.
— Но площадку-то для их художественного высказывания предоставляют музеи, в частности, Третьяковка. Что выбрать — злободневность или, наоборот, бегство от проблем?
— Это зависит от внутреннего самоощущения. Мы прекрасно понимаем, что музеи обладают мощным терапевтическим воздействием, но ведь мы же показываем не только идиллию. Я считаю, что искусство должно давать людям самые различные эмоции, в том числе и переживания драматического характера, иначе смысл и суть искусства исчезают. В особенности, мне кажется, это относится к русскому искусству.
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Кристина Кормилицына
— Помню, меня потрясла выставка «Некто 1917», объединившая работы, написанные именно в год февральской и октябрьской революций.
— Это один из лучших выставочных проектов Третьяковки, незаслуженно недооцененный.
— «Известия» оценили его в полной мере.
— Я говорю о публике. Вероятно, ее отпугивало название «Некто 1917», восходящее к цитате из Хлебникова.
— Так вот, меня поразило, что в 1917-м художники, видя за окном драматичные исторические события, писали произведения вовсе не про революцию или войну. Они создавали натюрморты, пейзажи и так далее.
— Да-да. Вот вам ответ на вопрос: они не хотели этого видеть. Некоторые говорили о каких-то глобальных проблемах, на размышления о которых их натолкнули происходившие события. Вспомните «Расею» Бориса Григорьева. Но напрямую отразил ситуацию только Борис Кустодиев в своей картине, посвященной Февральской революции. Это «Вид из окна». Художник, уже будучи парализованным, сидел перед окном и просто писал, что происходит на улице.
Справка «Известий»
Зельфира Трегулова окончила искусствоведческое отделение исторического факультета МГУ. После аспирантуры того же вуза курировала международные выставки русского искусства во Всесоюзном художественно-производственном объединении Е.В. Вучетича, заведовала отделом зарубежных связей и выставок. Работала на руководящих должностях в ГМИИ имени Пушкина и Музеях Московского Кремля. С 2013 года возглавляла Государственный музейно-выставочный центр РОСИЗО. С 2015-го — гендиректор Третьяковской галереи.