Саша несет эту службу больше тридцати лет и знает театр во всех его высоких и низких проявлениях. То, что не заметит глаз, выхватит объектив его камеры. В архиве накопились тысячи снимков. Можно было бы сделать проект «История театра с Александром Иванишиным». Но он предложил другой — живой, современный, потому что в силу профессиональных и личных качеств допущен в святая святых — на репетиции.
— Ты когда впервые попал на репетицию?
— Много-много лет назад я служил в штате Театра сатиры, еще при Плучеке. И меня обязали запечатлеть, как Миронов работает над спектаклем «Прощай, конферансье!». Андрей сопротивлялся моему вторжению как мог, но его уломали. Должен заметить, что никто из режиссеров в отличие от артистов съемок не любит — они всегда облегченно вздыхают, когда я прощаюсь. Я уже тогда понял, что на репетиции надо быть человеком-невидимкой. Когда сидевший ко мне спиной Миронов в какой-то момент вдруг закричал на Высоковского: «Зяма, перестань фотографироваться», — я понял, что это выстрел в меня. Актеры всегда чувствуют присутствие камеры, а режиссеры по-разному реагируют. Могут делать вид, что не замечают, могут сорваться: «Вы мешаете!», а могут действительно о тебе забыть. Я как-то завлиту «Студии театрального искусства» показывал фотографии Женовача, неожиданно в комнату вошел Сергей и просто обомлел: «Господи, да когда же вы это снимали?» А я ведь несколько часов щелкал, он ничего не заметил.
— Ты за кем уже подглядел, готовя наш проект?
— За Камой Гинкасом, Юрием Погребничко, Кириллом Серебренниковым, ну и конечно, снимал у Женовача, с которым дружу. Сразу скажу, они все очень разные и манера репетировать совсем разная. Юра почти не двигается, очень редко на сцену поднимается. Зато Кирилл в непрерывном движении, очень эмоционален, играет и за актеров, и за зрителей — хохочет, чуть ли не аплодирует. А вдруг заскучает, и понимаешь, что эту сцену он будет переделывать.
— Что ты для себя вынес, приобщившись к творческому процессу?
— Прежде всего ощущение тяжелейшего труда. К концу дня, в какой бы манере режиссер ни репетировал, он абсолютно выжат. Но если спросишь: «Что, сегодня очень трудная была репетиция?» — ответ, как правило, одинаковый: «Да нет, обычная». Меня просто завораживает, как постановщик сконцентрирован, как держит в голове целое, видит будущий спектакль... Но главное впечатление — магическое. Извините за высокий штиль, это присутствие при акте рождения. Вот появились волосики на голове, вот нос, глазки и, наконец, живой человек. Спектакли именно рождаются, и этот процесс в отличие от кино не кончается на премьере. Я ведь многие спектакли смотрю по десять раз и вижу, как они живут. Именно поэтому и стал театральным фотографом.
Я далек от мысли, что мои фотографии передадут всю завораживающую красоту репетиционного процесса, но мне кажется, что для тех людей, которые ходят в театр и любят его, немного расширится театральное пространство.
Мария Седых
«Итоги»