Художница Елена Ильичева: когда рисую кистью, плохо себя чувствую

Творческий тандем

— Елена, вы работаете не кистями и мастихином, а лезвием и мужским носком. Как вы пришли к этой технике?

— Мы с мужем Владимиром рисуем с 14 лет. Конечно, писали кистью. К 1998 году у нас была "восьмерка одесских художников". Мы должны были каждый год выставляться на фестивале у Виктора Хаматова в Киеве. Это вызвало соревновательный дух. Я начала проводить эксперименты, чтобы обогнать своих друзей. Думаю: чем кисти вытирать? У меня была куча носков дома — Володиных, Пашиных. Решила вытирать кисти после масляной краски носком. Потом раз — носок надела на руку. Смотрю — хорошо двигает краску носок. Потом смотрю — лезвие (раньше лезвие "Нева" было). Хорошо распространяет краску. Еще хорошо шкрябает графику, внутри живописи.


Когда рисуешь кистью, плохо себя чувствуешь, потому что кисти непослушны.


Зато очень хорошо, когда рукой начинаешь двигать краску. Тем более из пальцев идет энергия, мы насыщаем работу. Получается еще и акварельный эффект. А когда лезвием шкрябаешь, получается графический эффект. Конечно, потом нужна кисть, только колонковая, и лессировка, как у старых мастеров. Но я не устаю благодарить Бога за то, что у меня есть такая техника, потому что чем дальше, тем больше она приносит нового. Вот только вчера я изобрела еще одну технику! Потом буду делиться.

— Владимир Ильичев тоже художник. Вы в тандеме пишете работы?

— Мы в училище познакомились, нам было 14 лет, учились у одних и тех же преподавателей: Тамары Егоровой, Василия Соколова. После училища начали самообразованием заниматься. Даже институт нам не дал таких знаний, как самообразование.

Мы живем в Одессе почти на Дерибасовской, угол Садовой, в старинном доме XIX века. Одна из комнат была моей мастерской. Конечно, Володя, несмотря на свой ресторанчик "Лунный свет", заходил ко мне в мастерскую. Мы постоянно разговаривали: как сделать такие картины, чтобы:

- они дорого продавались;
- я могла заявить о себе как самостоятельный художник на персональных выставках.

Потихоньку Володя и сам этому научился. Несмотря на то, что он был очень хорошим ресторатором и бизнесменом, он начал со мной работать. Но у нас не соревнование, а сотрудничество. Что-то Володя лучше делает, что-то я. У меня натюрморты, у Володи архитектура в живописи, он любит рисовать архитектурные сломы парижских замков. Иногда мы объединяемся. Я знаю, что Володя сильнее меня в графике. Говорю: "Володя, прошкрябай мне немного графики". Володя сел — раз, конструкцию выстроил архитектурную. Всё, у меня пошло вдохновение иньское. Володя дал янскую энергию.


Мы подписываем работы то моей фамилией, то Володиной: все знают, что мы пишем в четыре руки.



Учителя и ученики

— Не умея что-либо делать, нельзя это донести до других людей. Когда заканчивается ремесло и начинается искусство?

— Эта грань известна всем художникам. Сначала что вижу, то и рисую. Потом — что мыслю, то и рисую. А потом — подозреваю, что это может быть, и это рисую. Художник начинает рисовать невидимый мир.

Бывает, сначала художник пишет картину, а потом со второй половины работы картина начинает командовать художником, заставляет соблюдать гармонию, чтобы не испортить то, что уже написано. То есть брали с натуры, немного из воображения. Потом отключили и натуру, и воображение, и уже пишут, как молятся. Как будто бы шепчут на ухо что-то сами себе.


Поэтому для художника очень важно знакомство с самим собой: кто он такой и есть ли у него, что сказать миру через живопись.


— Ваши работы смотришь как будто через призму времени. Вроде бы натюрморт, а дальше идет история. Ее хочется читать, домысливать. Все ли зрители понимают ваши картины?

— Анжелочка, у вас три вопроса в одном, поэтому по очереди. Первый вопрос: почему призма времени? Потому что наши учителя в самообразовании:

Рафаэль,
Тициан,
Леонардо да Винчи,
Микеланджело,
Врубель,
Пармиджанино.

Они посвятили всю жизнь изучению искусства, их произведения светят через века, вдохновляют, потому что они серьезно подошли к этому, а не поверхностно, как современные художники — намазюкали что-то и побежали требовать побольше денег. А старые мастера соревновались сами с собой.


Рембрандт написал 100 автопортретов. То есть он 100 раз знакомился с собой.


Если картины пережили 600 лет, то почему бы нам не попасть к Леонардо в мастерскую и не поучиться у него графике, которая настолько проникновенна, правильна, духовна, что больше не у кого учиться? Оттуда идут эти умения, знания, натюрмортный фон XVIII — начала ХХ века.

Второй вопрос: почему с натюрмортом хорошо разговаривать? Потому что он дает возможность художнику поразмыслить над философскими идеями, не обращая внимания на натуру. Потому что, когда живой человек позирует, сильно не пофилософствуешь, его образ начинает главенствовать.

Третий вопрос: понимают ли люди наши картины? У нас было много выставок по миру, в том числе в Москве, в Санкт-Петербурге, в России.


Мы продолжаем мастер-классы по нашей технике, потому что зацепились за территорию русскоязычных студентов, которые почти так же мыслят, как мы.


У нас родители, бабушки, дедушки из России. Поэтому мы считаем своим долгом раскрывать творческий потенциал людей, которые хотят рисовать в любом возрасте. Все мои работы остались в Москве, благодаря Игорю Метелицыну — моему арт-менеджеру, который взялся их продавать, и потом я уже спокойно могла в Москве действовать как серьезный художник.

— Кумиры у вас есть в живописи?

— Из старых мастеров я перечислила. Из современных художников — Юрий Купер, Михаил Шемякин, Александр Мельников, немного украинских художников. Они не то что кумиры. Мы идем созвучно. Мы начали давать мастер-классы после выставок, потому что почувствовали жажду людей рисовать таким же образом и получать удовольствие во время живописи.


Когда работа находит своего покупателя, не пачка денег тебя делает счастливым, а момент живописи, настолько эта техника подходит человеческой эргономике — возить руками по краске.


Мы очень любим питерскую краску "Мастер-класс", пользуемся только ею. Ни льняного масла не надо, ни разбавителя, она сама по себе двигается очень хорошо.


В первый день всё растерли, во второй день всё прошкрябали, с третьего дня начинаем колонковой кистью писать пастоз.


Пастозной живописи уделяем 10 %, потому что 30% составляет полуакварельная протирка, 20% — шкрябка, графика внутри живописи. Мы на ней даже можем остановиться, но если хотим более глубинную живопись, начинаем писать 10-15% пастоза, увеличиваем высоту мазка. А потом уже, когда всё высохнет, долго работаем лессировками, как старые мастера делали.

К нам приезжают с Дальнего Востока или из Голландии наши студенты, несмотря на возраст. Человеку может быть 60 лет, а он за один мастер-класс пишет картину, если только он послушный.

Поделиться