«Лучше быть реалистом, чем импрессионистом»
10 июля 2024 ● "Литературная газета"
Почему?
Новый Альбион. Судно Френсиса Дрейка Золотая лань. 2007. Холст, масло. 60 х 90 см
Об этом «ЛГ» расспросила известного российского художника Семёна Кожина
- Свою недавнюю выставку вы назвали «Семён Кожин. Попутный ветер». Трудно ли сегодня художнику поймать его?
- На выставке было представлено 250 картин. Большую часть составили этюды, выполненные с натуры, многие я никогда прежде не выставлял. Для меня попутный ветер – символ вдохновения. И то, и другое возникает так же внезапно, как и исчезает. Предсказать их невозможно. И сама выставка стала тому подтверждением. Изначально мы готовили проект, посвящённый авторскому праву - не столько с художественным, сколько с юридическим уклоном. Предполагалось выставить картины и подлинные документы, связанные с защитой авторских прав, страхованием, экспертизой, документооборотом и т.д. Опыт по этой части у меня достаточно солидный. Защита авторских прав, страхование, логистика – проблемы сегодня особенно острые. Репродукции твоих картин используют без указания авторства. Пропавшие работы могут предложить выкупить на аукционе. Европейская, да и американская практика такова, что похищенные картины получают другие названия, несколько раз «прокручиваются» через публичные аукционы, и потом даже при наличии квалифицированного юриста крайне сложно доказать, что они вообще тебе когда-то принадлежали. И, к сожалению, даже выигранный тобою суд не гарантирует, что решение будет исполнено. Одним словом, если не умеешь извлекать уроки из негативного опыта, количество грабель, попадающихся на пути растёт в геометрической прогрессии.
Семён Кожин
- Неужели хотелось поделиться только негативным опытом?
- Нет, конечно. У меня есть очень плодотворный опыт привлечения меценатов и работы с музеями. Просить о помощи – это психологический порог, который многие перешагнуть не могут, словно они нищие, молящие о милостыне. Деловые люди видят ситуацию иначе – у тебя есть нечто ценное, во что они могут вложить средства. Вот они и оценивают твой потенциал и возможные риски.
- Творчество – стезя ненадёжная. Не жалеете, что выбрали этот путь?
- Знаю коллег, прекративших заниматься творчеством. Для него, помимо способностей, нужна внутренняя ответственность. Тренировать её очень хорошо помогает общение с серьёзными бизнесменами: они знают – никакое начинание не развивается по прямой, спады и подъёмы неизбежны. Кто-то проходит через банкротство, бывает, что и не по одному разу, и снова начинает всё с начала. Только умение всё тщательно обдумать, взвесить и подготовить даёт возможность довести задуманное до конца, будь то издание книги или организация выставки. В этом смысле художник должен быть скорее реалистом, чем «импрессионистом».
- Творческая натура должна быть практичной?
- На мой взгляд – да. Составить бизнес-план, продумать стратегию разговора с меценатами и спонсорами – мозги работают в другом режиме, чем когда ты занимаешься творчеством. Такая двойственность, как правило, является свойством характера.
- В итоге выставка получилась совершенно иной. Упустили попутный ветер?
- Если что-то не случается, значит – не время. А ветер был пойман на другом галсе. Я люблю этюды. Мне нравится прислушиваться к настроению окружающего ландшафта. Впечатления, которые он тебе дарит, невзирая на ветер, дождь или замерзающие при -20 краски, как правило, гораздо сильнее тех, что возникают в мастерской. И зрителям они передаются более чётко. Иногда они даже говорят о картине моими словами.
- Ваши работы были представлены во многих зарубежных галереях – Singulart, Saatchi Art, Artfinder, Fine Art Fmerica. Надо думать, что и вас западные санкции не миновали?
- Да, из галерей меня, как и многих моих коллег, попросили на выход. Причём очень оперативно – в течение двух-трёх недель после начала СВО. Работы сняли с аукционов, закрыли доступ к картинам. Где-то в весьма резкой форме, где-то деликатно написали – «до лучших времен». Некоторые прямо писали – если вы покинете страну, мы вас тут же разблокируем. Санкции коснулись и тех, кто живёт за границей с тех пор, когда быть гражданином мира считалось в порядке вещей, но зарегистрирован в галереях по российским паспортам. Интересно другое – эти лучшие времена, похоже, уже наступают – Singulart, Saatchi Art, Artfinder доступ коллекционеров к моим работам уже разблокирован.
- С чем это связано, как думаете?
- Вероятно, с изменением личной точки зрения владельцев галерей. Решения, принятые под влиянием эмоций, пересматриваются и заменяются более взвешенными. Есть у меня работа под названием «Новый Альбион. Судно Френсиса Дрейка “Золотая лань”» Френсиса Дрейка. Знаменитый галеон, совершивший вторую в истории кругосветку, я писал на фоне коктебельских скал. И тем не менее, эту картину пять раз просили американские писатели для обложек своих книг. Они знали, где написана картина и откуда родом художник, но это их нисколько не смущало. Идея «отмены» нашей культуры оказалась заведомо провальной.
- Кто эти люди, покупающие произведения искусства?
- Если речь о коллекционерах, то ими движет неукротимая страсть. Остальные приобретают произведения, которые дополняют их картину мира. Человек покупает картину, реагируя на эмоцию, которую она в нём рождает. А это возможно только в случае, если они – единомышленники. Язык искусства интернационален. Он не нуждается в переводе, потому что обращен непосредственно к душе.
- Ваши картины за рубежом есть не только в частных собраниях, но и, к примеру, в коллекции королевы Елизаветы II. Не задумывались о том, как могла сложиться их судьба?
- Интересный вопрос. Собранием британского королевского дома – в нём только живописных полотен почти восемь тысяч – управляют специально назначаемые директора. Их сотрудники вполне могли проверить каталоги на предмет «неблагонадёжности» и отправить «неправильные» картины в запасники или продать на аукционе. Но, возможно, что королевская коллекция, как жена Цезаря – вне подозрений. Есть моя работа и в коллекции Совета Европы: 24 февраля 2016 года «Вид на Пушкинскую площадь – Новый год» был подарен Российской федерацией Совету Европы. Хотел бы я знать, что с ней стало…
- В последнее время и в профессиональном сообществе, и в обществе в целом, наблюдается устойчивый интерес к произведениям советских художников. С чем связан такой поворот?
- Долгие годы соцреализм привычно ругали за так называемую «лакировку действительности». Но это направление официозом отнюдь не исчерпывалось. Мне кажется, это движение по спирали вверх – на новый уровень восприятия. С одной стороны – это стремление мысленно окунуться в эпоху, когда жизнь была куда стабильней. Но это – на поверхности. В действительности всё гораздо глубже. Возможно, это желание снова вернуться к чёткой системе координат «добро-зло», «созидание-разрушение», «свет-тьма».
Об этом «ЛГ» расспросила известного российского художника Семёна Кожина
- Свою недавнюю выставку вы назвали «Семён Кожин. Попутный ветер». Трудно ли сегодня художнику поймать его?
- На выставке было представлено 250 картин. Большую часть составили этюды, выполненные с натуры, многие я никогда прежде не выставлял. Для меня попутный ветер – символ вдохновения. И то, и другое возникает так же внезапно, как и исчезает. Предсказать их невозможно. И сама выставка стала тому подтверждением. Изначально мы готовили проект, посвящённый авторскому праву - не столько с художественным, сколько с юридическим уклоном. Предполагалось выставить картины и подлинные документы, связанные с защитой авторских прав, страхованием, экспертизой, документооборотом и т.д. Опыт по этой части у меня достаточно солидный. Защита авторских прав, страхование, логистика – проблемы сегодня особенно острые. Репродукции твоих картин используют без указания авторства. Пропавшие работы могут предложить выкупить на аукционе. Европейская, да и американская практика такова, что похищенные картины получают другие названия, несколько раз «прокручиваются» через публичные аукционы, и потом даже при наличии квалифицированного юриста крайне сложно доказать, что они вообще тебе когда-то принадлежали. И, к сожалению, даже выигранный тобою суд не гарантирует, что решение будет исполнено. Одним словом, если не умеешь извлекать уроки из негативного опыта, количество грабель, попадающихся на пути растёт в геометрической прогрессии.
Семён Кожин
- Неужели хотелось поделиться только негативным опытом?
- Нет, конечно. У меня есть очень плодотворный опыт привлечения меценатов и работы с музеями. Просить о помощи – это психологический порог, который многие перешагнуть не могут, словно они нищие, молящие о милостыне. Деловые люди видят ситуацию иначе – у тебя есть нечто ценное, во что они могут вложить средства. Вот они и оценивают твой потенциал и возможные риски.
- Творчество – стезя ненадёжная. Не жалеете, что выбрали этот путь?
- Знаю коллег, прекративших заниматься творчеством. Для него, помимо способностей, нужна внутренняя ответственность. Тренировать её очень хорошо помогает общение с серьёзными бизнесменами: они знают – никакое начинание не развивается по прямой, спады и подъёмы неизбежны. Кто-то проходит через банкротство, бывает, что и не по одному разу, и снова начинает всё с начала. Только умение всё тщательно обдумать, взвесить и подготовить даёт возможность довести задуманное до конца, будь то издание книги или организация выставки. В этом смысле художник должен быть скорее реалистом, чем «импрессионистом».
- Творческая натура должна быть практичной?
- На мой взгляд – да. Составить бизнес-план, продумать стратегию разговора с меценатами и спонсорами – мозги работают в другом режиме, чем когда ты занимаешься творчеством. Такая двойственность, как правило, является свойством характера.
- В итоге выставка получилась совершенно иной. Упустили попутный ветер?
- Если что-то не случается, значит – не время. А ветер был пойман на другом галсе. Я люблю этюды. Мне нравится прислушиваться к настроению окружающего ландшафта. Впечатления, которые он тебе дарит, невзирая на ветер, дождь или замерзающие при -20 краски, как правило, гораздо сильнее тех, что возникают в мастерской. И зрителям они передаются более чётко. Иногда они даже говорят о картине моими словами.
- Ваши работы были представлены во многих зарубежных галереях – Singulart, Saatchi Art, Artfinder, Fine Art Fmerica. Надо думать, что и вас западные санкции не миновали?
- Да, из галерей меня, как и многих моих коллег, попросили на выход. Причём очень оперативно – в течение двух-трёх недель после начала СВО. Работы сняли с аукционов, закрыли доступ к картинам. Где-то в весьма резкой форме, где-то деликатно написали – «до лучших времен». Некоторые прямо писали – если вы покинете страну, мы вас тут же разблокируем. Санкции коснулись и тех, кто живёт за границей с тех пор, когда быть гражданином мира считалось в порядке вещей, но зарегистрирован в галереях по российским паспортам. Интересно другое – эти лучшие времена, похоже, уже наступают – Singulart, Saatchi Art, Artfinder доступ коллекционеров к моим работам уже разблокирован.
- С чем это связано, как думаете?
- Вероятно, с изменением личной точки зрения владельцев галерей. Решения, принятые под влиянием эмоций, пересматриваются и заменяются более взвешенными. Есть у меня работа под названием «Новый Альбион. Судно Френсиса Дрейка “Золотая лань”» Френсиса Дрейка. Знаменитый галеон, совершивший вторую в истории кругосветку, я писал на фоне коктебельских скал. И тем не менее, эту картину пять раз просили американские писатели для обложек своих книг. Они знали, где написана картина и откуда родом художник, но это их нисколько не смущало. Идея «отмены» нашей культуры оказалась заведомо провальной.
- Кто эти люди, покупающие произведения искусства?
- Если речь о коллекционерах, то ими движет неукротимая страсть. Остальные приобретают произведения, которые дополняют их картину мира. Человек покупает картину, реагируя на эмоцию, которую она в нём рождает. А это возможно только в случае, если они – единомышленники. Язык искусства интернационален. Он не нуждается в переводе, потому что обращен непосредственно к душе.
- Ваши картины за рубежом есть не только в частных собраниях, но и, к примеру, в коллекции королевы Елизаветы II. Не задумывались о том, как могла сложиться их судьба?
- Интересный вопрос. Собранием британского королевского дома – в нём только живописных полотен почти восемь тысяч – управляют специально назначаемые директора. Их сотрудники вполне могли проверить каталоги на предмет «неблагонадёжности» и отправить «неправильные» картины в запасники или продать на аукционе. Но, возможно, что королевская коллекция, как жена Цезаря – вне подозрений. Есть моя работа и в коллекции Совета Европы: 24 февраля 2016 года «Вид на Пушкинскую площадь – Новый год» был подарен Российской федерацией Совету Европы. Хотел бы я знать, что с ней стало…
- В последнее время и в профессиональном сообществе, и в обществе в целом, наблюдается устойчивый интерес к произведениям советских художников. С чем связан такой поворот?
- Долгие годы соцреализм привычно ругали за так называемую «лакировку действительности». Но это направление официозом отнюдь не исчерпывалось. Мне кажется, это движение по спирали вверх – на новый уровень восприятия. С одной стороны – это стремление мысленно окунуться в эпоху, когда жизнь была куда стабильней. Но это – на поверхности. В действительности всё гораздо глубже. Возможно, это желание снова вернуться к чёткой системе координат «добро-зло», «созидание-разрушение», «свет-тьма».