Основанная в 2007 году однофамильцами знаменитого русского промышленника и мецената, Галерея Мамонтовых отдаёт приоритет в своей коллекции русским художникам первой половины ХХ века. Точнее — Серебряного века, являющегося одним из самых значимых, самых блистательных и плодотворных периодов в истории русской культуры. А также тем, кто так или иначе связан с основными направлениями в изобразительном искусстве той поры.
Представляя более семидесяти живописных работ народного художника России, члена Союза художников и Союза театральных деятелей Владимира Серебровского (1937–2016), созданных с 1970 по 2015 год, Галерея Мамонтовых открывает его с неожиданной стороны — как прямого продолжателя лучших традиций стиля модерн. В этом уникальность и ценность настоящей масштабной экспозиции.
Выпускник ВГИКа, один из лучших отечественных театральных художников, Серебровский на протяжении всей своей долгой творческой жизни работал в разных советских и российских театрах — Театре им. М. Н. Ермоловой, Свердловском государственном театре оперы и балета им. А. В. Луначарского, Таджикском государственном академическом театре оперы и балета им. Садриддина Айни, Театре на Малой Бронной, Азербайджанском государственном русском драматическом театре им. С. Вургуна…
Около тридцати лет как главный художник МХАТа им. М. Горького, в который пришёл по приглашению Татьяны Дорониной, успешно реализовывал свои идеи на сцене, опираясь на традиции, заложенные крупнейшими представителями Серебряного века — Александром Головиным, Иваном Билибиным, Мстиславом Добужинским, Александром Бенуа. Его имя на афишах более сорока поставленных здесь спектаклей.
При этом немало времени уделял станковой живописи.
На открытии выставки кто-то заметил: «Картины Серебровского — «это его душа». В них же запечатлены основные этапы пути художника.
Отсчёт с 1970 года не случаен. Чуть раньше, в тридцать лет, у Серебровского произошла первая встреча, благодаря опять же театру — оформлял спектакль в Душанбе, — с Востоком. Ошеломив, как когда-то художников Серебряного века, и своей многовековой культурой, и невиданной первозданной многоликой природой, с тех пор он его уже не отпускал.
Величественные, застывшие словно навеки громады гор поражали, завораживали неприступностью и магической тайной. Рождая чувство причастности этому бесконечному вечному бытию.
По словам Серебровского, Восток для него — это прежде всего «состояние неразбросанности ума», «некоей сосредоточенности и покоя».
Восхищаясь фантастическими пейзажами, за десять лет художник прошёл по Таджикистану километры — в прямом смысле — дорог. В отличие от альпинистов, которые карабкаются ввысь с огромными рюкзаками и вокруг «практически ничего не видят» — «смотрят только под ноги», художник любил, как объяснял он сам, «в горах ходить по асфальту», вертя головой по сторонам, «направо и налево». Кстати, «в Таджикистане очень хорошие дороги. А на Памире — особенно».
И лишь спустя те десять лет, ставшие постепенным погружением в мир Востока, стал рисовать. «Причём рисовать очень точно, — говорил он в той же видеозаписи. — Я ходил с карандашом и рисовал все камешки, все расщелины гор, все изгибы скал. И более того, подписывал внизу, в каком месте я это делал». Поэтому называл свои зарисовки не только дневником художника, но и «географическим путеводителем». Позже в мастерской преображал их в станковые картины, в которых отразилось изучение восточной философии, восточных языков, восточного искусства.
Жаркое солнце Средней Азии, словно растопив в своих щедрых лучах мрачные, унылые краски на его палитре, не оставило от них ни малейшего следа. Он расстаётся с «тяжёлым» холстом в пользу более «лёгких» материалов — бумаги и картона. Масляные краски заменяет на гуашь и темперу, которые основаны на воде, имеющей на Востоке особый символический смысл.
Значительная часть экспозиции и есть те горные пейзажи, сложившиеся в итоге в серию «Сто видов Памира»: «Ранняя весна. Зидды» (1984), «Вершины Памира. С самолёта» (1985), «Закат» (1985), «Серые горы. Дорога в Гушари» (1985), «Варзоб» (1985), «За Анзобским перевалом» (1986), «Памир. Около Мургаба» (1986) «Памир. Бартанг» (1986)… Они настолько осязаемы, притягательны, реалистичны — хотя в молодости художник был приверженцем абстрактного искусства! — что отчётливо ощущаешь горный разреженный воздух, отсутствие кислорода…
Цепочки заснеженных гигантских вершин, уступы и складки, глубокие трещины и разломы, изрезанные морщинами каменные глыбы, мощные отвесные скалы превращаются кистью художника в единый лаконичный эффектный декоративный орнамент. Играющий светом и тенью, сочными, чистыми, экспрессивными цветами и мягкими оттенками.
О частых путешествиях по Индии, Непалу, Японии, где Серебровский обучался медитативным практикам, рассказывают «Храм на окраине Дели» (1991), «Индия. Дехрадун. Долина ашрамов» (1992), «Воспоминания о Непале» (1993), «Парк Мейдзи» (1992), «Камакура» (1992), «Вечер в Камакуре» (1998)…
Логичным продолжением восточных пейзажей Серебровского стали русские. Лиричные, поэтичные. И так же, как и те, насыщенные светом и ярким цветом.
Приметы декоративности — в плавности и певучести линий, нарочитом обобщении форм, упрощении очертаний, интенсивности цветовых решений.
Возможно, в этих русских пейзажах едва слышные отголоски тех далёких пленэров в детстве на Волге, на которые брал с собой юного художника друг его семьи, близкий к символизму Николай Гущин…
Наслаждаясь красотой в неброском, неприметном, казалось бы, самом обыденном, что воспевал Серебровский?
Негромкую природу средней полосы России: в бликах солнца и цветных тенях «Тропинку» (1999); зеркальную гладь воды, будто «впитавшей» в себя и густые кроны деревьев, и синеву неба с пятнами облаков («В парке», 1999); словно покрытую инеем раскидистую иву, упругие гибкие «струи» которой сплошным потоком замерли на лету («Полотняный завод. Ветла», 2000); «Серебряный ручей» (2003), «Абрамцево» (2005), «Радонеж» (2007), «Андреевские пруды» (2008), «Лето. Владимирская область» (2009), «Цветы в саду. МГУ» (2014), ажурное сплетение всевозможных травинок-былинок…
Нередко художник «повторяет» ландшафт. Так рождаются целые живописные циклы: «Нескучный сад», «Подмосковье», «Кузьминки»…
Его пленяло многоцветье осени: ворох опавших жёлтых листьев на ступенях в саду, ритм контрастных тёмных стволов лип и клёнов, изысканная мозаика красных, оранжевых, парчовых, зелёных листьев, ещё «не рассыпанных» по земле, затишье озябших прудов, грустный шелест золотых берёз в прозрачный, уже веющий холодной свежестью сентябрь…
Любоваться пейзажами «Андреевский монастырь. Москва» (1995), «Осенние рябины» (1996), «Осенние берёзы» (1999), «Осенний ковёр» (2000), «Осень в московском парке. Осенние узоры» (2000), «Осенние листья» (2000) и многими-многими другими можно бесконечно…
Своеобразное «возвращение» Серебровского к Востоку — в его пейзажах «Осень. Воробьёвы горы» (1996) и «Нескучный сад» (2009), созвучных осенним картинам классика японского искусства ХХ века Каии Хигашиямы, творчество которого он почитал. Именно созвучных, имеющих близкое сходство, но отнюдь их не имитирующих…
Неразрывную, тесную, творческую связь Владимира Серебровского с известными символистами эпохи модерн — Константином Богаевским, Петром Уткиным, Максимилианом Волошиным, Павлом Кузнецовым, Сергеем Чехониным, Николаем Крымовым — наглядно подтверждают их картины из собрания Галереи Мамонтовых.
«Коктебельская бухта» (1927) Волошина, «Пейзаж с пирамидами» (1920-е) Богаевского органично соседствуют с его горными пейзажами «Памир. Гарм-Чашма» (1984), «Гиссарский хребет» (1986). «Бухарский натюрморт» (1910-е) Кузнецова — с картинами «Весна в парке Победы. Цветущие деревья. Душанбе» (1985), «Ягноб» (1986), «Цветущие сады Таджикистана» (1991) и «Анзоб. Оранжевые скалы» (1986). А «Пейзаж с отражением» (1900–1910-е) Чехонина — с уже упомянутыми «Радонеж» и «В парке» (1999). Здесь же «Пейзаж с озером» (1907) Уткина и «Пейзаж с купальщицей. Вечер» (1910-е) Крымова.
На вернисаже присутствовала вдова Владимира Серебровского — Тамара Варфоломеева. Много тех, кто хорошо знал его лично. Среди них — художник мультипликационного кино, график, народный художник России Сергей Алимов, композитор, народный артист Таджикистана Толибхон Шахиди, председатель правления Ассоциации художников театра, кино и телевидения, руководитель мастерской сценографии Российского университета театрального искусства Виктор Архипов, публицист, автор вступительной статьи в каталоге выставки Людмила Синицына, писатель, русский и французский культуролог Валерий Байдин…
Композитор, народный артист России Эдуард Артемьев считает Владимира Серебровского своим другом — давним и близким по мироощущению и интересам. «Кроме того, Серебровский недурно играл на фортепиано, — говорит он. — Особенно джазовые композиции великого Оскара Питерсона». Кстати, в двух фильмам из почти десяти, где Серебровский был художником-постановщиком, Артемьев — автор музыки: в вестерне «Встреча у старой мечети» (1969, «Таджикфильм») и «мимодраме из русской жизни» «Похождения Чичикова» (1992, ТО «Экран») по поэме «Мёртвые души» Николая Гоголя.
…Аптекарский огород. От едва заметного ветерка чуть вздрагивают нежные гуашевые лепестки великолепного розового куста. Ликующего, полного жизни и света, возвещающего о чудесном обычном летнем дне, о зыбкости земной красоты, о неповторимости каждого мгновения.
В этой картине на отдельном мольберте, как, возможно, ни в какой другой, особенно остро чувствуется душа художника. Он написал её в 2014-м, за два года до смерти.
Елена Константинова
4 декабря 2018 года
Выставка проходит с 22 ноября 2018 года по 31 января 2019-го по адресу: Москва, Лаврушинский переулок, дом 11, корпус 1.
Время работы: с 14.00 до 20.00.
Выходные дни: понедельник, вторник и 21 декабря 2018 года.
[1] Из стихотворения «Цвет завета» Василия Жуковского.
Владимир Серебровский. Анзоб. Оранжевые скалы. 1986. Холст на картоне, гуашь. 50Х70.
Владимир Серебровский. В парке. Картон, гуашь, 39,8 х 49,7 см. 1999 год
Владимир Серебровский. Закат. Бумага, гуашь, 48х70 см. 1985 год
Владимир Серебровский. Из цикла Нескучный сад. Картон, гуашь, творенное золото, 105х118. 2009 год
Владимир Серебровский. Воспоминания о Непале. Картон, гуашь, творенное золото, 80х99,2. 1993 год
Владимир Серебровский. Осенний ковер. Картон, гуашь, твореное золото, 105х118 см. 2000 год
Владимир Серебровский. Пионы. Восточный парк. Картон, гуашь, 80х100 см. 1993 год
Владимир Серебровский. Полотняный завод. Ветла. Картон, гуашь, 105х118 см. 2000 год
Владимир Серебровский. Осень. Воробьевы горы. Картон, гуашь, 79х100 см. 1996 год.