С картинки в твоём букридере

В Пермском Музее современного искусства открылась выставка «Родина», собранная Маратом Гельманом из самых эффектных произведений последних лет


В этой выставке, вместе со своей символической сборной России по искусству, галерист движется от станции «Россия-2» через станцию «Москва – сортировочная» к главной цели нашего всеобщего путешествия – перрону идентичности «Россия – 1».


С чего начинается «Родина»? С истории страны, комиксом разложенной на отдельные квадраты? Или же с мелькания медийных лиц, заполнивших всё пространство от горизонта до горизонта своими физиономиями, как на фреске Дмитрия Врубеля и Виктории Тимофеевой «2007»?


ПМСИ продолжает практику больших выставок. После дебютного «Русского бедного» и просветительского «Видения», провокативного «Евангельского проекта» Дмитрия Врубеля и Виктории Тимофеевой, фотографических ретроспектив Александра Слюсарева и Амана Гельда, после «Ночи в музее» и «Инсталляций Александра Бродского» пришла пора актуального украинского искусства, опыт которого обобщила куратор Екатерина Дёготь.

Днепр на Каме


Или же с репродукций в «Родной речи», слепленных, как на панно Александра Виноградова и Владимира Дубоссарского «Времена года русской живописи», в единое целое? С чего-то иного?


Нынешнее потребление прекрасного так же непредсказуемо и многопланово как гаджеты, которые все мы юзаем; когда, условно говоря, существует не одна библиотека (или музей) на всех, но миллионы маленьких библиотек и музеев, собранных каждым пользователем в компе на своём столе (или даже в кармане) по собственному усмотрению, образу и подобию.


Отсюда и возникает вся эта бесконечная пестрота подходов к искусству и к темам искусства, его идеологиям и техникам: от общего – к частному, от большого – к малому, от старого – к новому. Ну, или наоборот: от новизны к дряхлости, от конкретного к высказыванию вообще, от личного к схематичному, полуабстрактному...


Выставку «Родина» весьма условно можно разделить на несколько зон (округов), самый монументальный из которых посвящён историческим и историко-культурным штудиям, причинам событий и их следствиям.


Далее следуют разделы, посвящённые работе с текущей повседневностью и её приметами, складывающимися в фигуры отдалённого (и не очень) будущего, входящими в расход реди-мейдов и суммированную протяжённость.


Поиски общей идеи продолжаются и обобщаются в подборке, разбирающей архетипы и стереотипы нынешнего русского существования, стремительной и точной.


Кто способен обобщить и продвинуть сознание современного человека дальше – от того, что есть к тому, что будет? Точно не политики и даже не учёные. Именно художники занимаются проектированием и осуществлением будущего, первоначально моделируемого, а затем спускающегося в реал из залов музеев и галерей, предварительно осуществляясь именно там.


Любая галерея или музей современного искусства – да это ж, можно сказать, локальное «Сколково»: научно-исследовательский институт сотворения реальности художественными средствами.


Новая правда создаётся из выхлопов настоящего настоящего, а так же из осколков прошлого – ведь она, правда-то, порождается как раз на передовом рубеже культурной мысли, за которую у нас теперь, так уж сложилось, именно пластические искусства отвечают. Художники, а не артисты или подотставшие театральные деятели, и не всё наше скопом подуставшее кино и даже не как бы литература, но именно что актуальный художественный процесс.


Ведь если романист пишет о будущем то выходит, извините, фантастика. А если художник…


Именно скульпторы, живописцы, инсталляторы, фотографы или видеоаристисты, как никто другой из всей этой бесконечной и многожанровой «армии искусств», работают с медленно, на наших глазах, проступающей реальностью «будущего».


Такова уж специфика мышления; все они даже на самих себя смотрят как бы со стороны грядущих поколений, которые обязаны воздать им должное изнутри того самого Музея, куда, как известно, возьмут не всех.


Сегодня искусство и есть передовой фронт науки самоосмысления, те полевые исследования, что приносят наиболее отдалённые и непрогнозируемые результаты. Сегодня искусство и есть прямой и крайне конкретный разговор о том, что со всеми нами происходит.


Став медиумом, резонируя на опережение, именно современный художник вырабатывает вещество, в котором зарождается, способна зародиться новая, обобщающая всех идея…


На грани нервного срыва построена «Оттепель», видео Дмитрия Гутова, идущее под музыку Дмитрия Шостаковича и отсылающее к хрестоматийному пейзажу Фёдора Васильева и суровому стилю шестидесятников.


В «Родине-дочери» Алексей Беляев-Гинтовт увеличивает, даже раздувает размеры изображаемого пафоса (красномордое лицо монументальной скульптуры), тогда как Алексей Каллима, напротив, уменьшает в размерах жизнь «Молодых богов» внутри своего чеченского фотографического цикла.


Совсем иной божественный лик предлагает Константин Худяков в проекте «Deisis/Иисус». А фотографии Сергея Браткова, рассказывающие истории гуляющих на набережной морячков, и вовсе опускают нас на грешную землю.


Зритель начинает уставать от перманентного, недозированного КВН. Понимая это, многие нынешние художники добавляют в техники дополнительные порции серьёза. Даже осмысление истории, которой посвящена едва ли не большая часть «Родины», этот извечный повод для стилистических насмешек, перешло на иной этап развития – соц-артитсткая (и псевдо соц-артистиская) шелуха смехуёчков осталась, в основном, в тот самом прошлом, что предаётся охаиванию.


Виталий Комар и Александр Меламид


Посмотрите сколь серьёзными стали даже самые известные наши пересмешники - Виталий Комар и Александр Меламед, создавшие последнюю реинкарнацию ленинского мавзолея с предельной аккуратностью, дабы не повредить ни щусевского шедевра, ни многочисленной скульптурной Ленинианы. Схожим путём идёт и Илья Чичкан, усаживающий за стол «Ялтинской конференции» трёх умильных обезьянок. Обезьянки действительно милые.


Вот и Елена Китаева в «Новых деньгах» отнюдь не смеётся, предлагая конвертировать в экономические рычаги главные достижения отечественной культуры – ботичеллевский разворот Улановой или же супрематизм Малевича, кстати, задействованный так же и в псевдоиконе Александра Сигутина, и в проекте Андрея Юродивого «ЖЗЛ». А «Поиски маньяка» из цикла «Новых русских сказок» Александра Якута изображают полицейскую машину с включённой мигалкой на фоне сумасшедшей врубелевской или же клодмоневской сирени.


Фрагменты «Евангельского проекта» Врубеля и Тимофеевой стали главной выставкой последней «Арт-Москвы». Некоторое время назад художники начали отбирать и перерисовывать, значительно увеличивая в размерах, фотографии из ежедневной новостной ленты. Матери, оплакивающие детей в Беслане или Палестине, провинциальные бомжи и столичные гопники, счастливые футболисты на Кубке мира или иракские беженцы… Каждому изображению Дмитрий Врубель, идеолог проекта, находил цитату из Священного Писания, которая входила с современными изображениями в странный сильный резонанс.

Благая весть из Перми


Хотя и сегодня, несмотря на технологические и техногенные прорывы, некоторые отдельно взятые живописцы, по привычке, всё ещё вырабатывают, выжимают, выдавливают из себя по капле, остатки живописного канона, пытаясь едва ли не буквально вписать (или выписать) историю страны (она же история искусства) в махровую сегодняшнюю реальность.


Причём, не только для того, чтобы объяснить кто мы и куда идём, но и дабы придать этой нашей современности дополнительный вес, объём и основательность – совсем как в «Двойной диверсии» Дианы Мочулиной, опирающейся в праздничной и одновременно суггестивной панораме на канонические соцреалистические позы и привычные социальные расклады.


Так Сергей Калинин и Фарид Богдалов занимают у Репина форму его великого во всех смыслах «Заседания законодательного собрания», дабы и нынешнее политическое сословье выглядело не менее внушительно и благородно (здесь даже Жириновский смотрит на зрителя орлом), чем раньше.


Нечто похожее изображают в своих монохромных муралях, базирующихся на многократно утверждённой и уравновешенной советской иконографии, Илья Гапонов с Кириллом Котешовым.


Понятно почему такой интерес к традиции происходит – грядущее темно и порядок его поступления в настоящее непонятен, концепцию грамотно хрен сформулируешь.


Но можно, однако, пойти путём профессора Марка Бента, породившего прекрасный афоризм – «теория – это история», де, когда не знаешь что, как и с чем увязать, то просто излагай происходящее последовательно от начала до конца. И тогда концепция снизойдёт на тебя сама. Достаточно, день за днём и шаг за шагом, описывать по порядку поступления информации то, что происходит (вокруг или же с тобой).


Бисерные ордена на парадных шинелях Дмитрия Цветкова, то ли вспоминают о застойных традициях, то ли возвещают их приход («Ордена»).


Портреты Путина и Медведева, выполненные Сергеем Колесниковым состоят из акриловых факсимиле первых лиц (Путин состоит из медведевских автографов и, методом перекрёстного опыления, наоборот).


В «Новом правительстве» Григория Острецова руль власти и стол, покрытый красным кумачом, захватили инопланетные человечки, а современную арт-сцену – герои комиксов с лицами Марата Гельмана, Екатерины Дёготь, Иосифа Бакштейна и других культуртрегерских випов, раздрызгивая по сторонам свою красочную харизму.


«Доска почёта» Сергея Каменного упорядочивает портреты гастарбайтеров самого разного происхождения, но изображённых на поверхности инструментов, применяемых при строительстве или ремонта для затирки стен.


Синие носы (Александр Шабуров, Вячеслав Мизин). Кухонный супрематизм. 2006


Однако, все эти прошлые, нынешние и будущие времена никогда не существуют в чистом виде, но, взаимодействуя, наслаиваются друг на друга. Создавая нечто вроде палимпсеста, положенного в том числе и основу «Редины», где из-под пятницы торчит суббота (как всё в том же «Кухонном супрематизме» «Синих носов»), а то и воскресение – в виде диахронического плетня Дмитрия Гутова и Виктора Бондаренко («Россия для всех»).


Язык пластики, подобно музыкальному, стремиться к универсальности и интернациональности, он передаёт информацию без какого бы то ни было перевода мгновенно и прямо в мозг; именно так считывают коды.


На узнавании держатся портреты главных отечественных утопистов и мечтателей в «Атлантисе» Валерия Кошлякова, а так же самодержавно-иронические эмблемы Юрия Шабельникова.


Его же графический памятник «Солдатам труда» и Штрилиц с обезьянкой Александра Гнилицкого построены на информации уже имеющейся в голове зрителя, к которой новым знанием прикрепляется рема безусловного пластического решения.


Ещё один шаг вглубь, едва ли не на атомарный уровень делают художники, работающие с архетипическими материями.


Светящиеся берёзовые стволы, перелётным клином, уходят в небо у Николы Овчинникова в «Они возвращаются.


«Голубые города» Татьяны Антошиной состоят из множества симметричных (и даже синхронных, как в одноимённом плаванье) спринцовок, клизмирующих окружающее пространство, наподобие луковок православных храмов.


Бесконечность пространства возникает в железной «Дороге» и движущимся поезде Александра Бродского вместе с колыханием штор и позвякиванием чайных ложечек.


Фаллическая мощь властной вертикали восстаёт во весь свой нешуточный рост у группы «Война». Но, положа руку на сердце, кто из нас, рассматривая «ХУЙ в ПЛЕНу у ФСБ» обращал внимание на рассветный луч надежды, прорезающий вечные северные сумерки, не менее мощно и визуально убедительно, чем единственно в этом случае верный рисунок на мосту.


Главная русская еда, пупырчатый пластилин существования в «Хлебах» Анатолия Осмоловского не пошл как балалайка или терем, ибо обобщающ, и понятен даже марсианину, а то и снеговику, целой толпе снеговиков, запрудивших арбатские переулки в одноимённой акции Николая Полисского.


А сами-то мы кто? Марсиане или снеговики? А, может быть, красные человечки из уличной скульптурной инсталляции «Слава труду!» группы Pprofessors?


У Дмитрия Цветкова карта России состоит из подушечек для орденов; а у Хаима Сокола та же самая карта, рваной раной или чёрной дырой (куда уж нагляднее) проступает через дыру в стене («Дыра»), а флаг коммуниста задеревенел и покрылся ржавчиной («Флаг»).


Коллажные «Газеты» Алексея Трегубова, подобно шедеврам раннего кубизма, создают многослойную и многоуровневую картину реальности, где схлёстываются и взаимодействуют разнонаправленные пространственные плоскости. Другое дело, что в отличие от коллажей Пикассо и Брака, нынешние реальности целиком, а не частями, состоят из одних лишь медиасимулякров.


Собирая реальность в снопы образов, художники учат смотреть на то, что больше меня (Родина) своими и, одновременно, подстриженными, чужими глазами. Со стороны или, как уже говорилось, из будущего – так уж они устроены и с этим ничего не поделать.


Подобно предшественникам, чьи работы (или их отдельные элементы, мотивы и формальные, а так же повествовательные приёмы) взяты в оборот, нынешние художники точно так же претендуют на создание новых хрестоматийных произведений.


Правда, в силу специфики своей эпохи, эти творения более разнообразны и интерактивны, нежели раньше – очутиться в учебнике им уже недостаточно. Оттого, так стремительно, они и рвутся на территорию жизни.


Вполне логично выставка «Родина» устроена как парад гипотетических обложек не менее условного рекламного журнала, наподобие тех, что выходили во времена холодной войны для распространения «идеологически выверенной» информации.


Ибо нынешнюю идеологию формулируют не политики, но скульпторы, инсталляторы и живописцы, привлекающие для осуществления своих идей законно избранных слуг народа.


В этой выставке, вместе со своей символической сборной России по искусству, Марат Гельман движется от станции «Россия-2» через станцию «Москва – сортировочная» к главной цели нашего всеобщего путешествия – перрону идентичности «Россия – 1».


Дмитрий Бавильский


СНАSKOR.RU


Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе