В качестве иллюстрации к материалу использованы комиксы южноафриканского художника и редактора журнала Bittercomix Антона Каннемайера.
«Слышь, долбоебы! Ну и кто из вас, убогого мудачья, пососет сегодня мой член святой?»
Когда богатый и знаменитый рок-музыкант — а именно, некий ирландец в ковбойской шляпе — разглагольствует о судьбах Африки, это, наверно, еще не самое мерзкое в жизни. Бывает кое-что и похуже — вот только ничего сейчас не припомню. Вы скажете, что Рождество — этот сезон душещипательных рассказов — действует на меня дурно, и я переродился в диккенсовского Скруджа? Что ж, у Пола Хьюсона, именующего себя Боно, тоже найдется литературный аналог — миссис Джеллиби из «Холодного дома». Помните, эта дама вечно трещала о своей подопечной деревне Бориобула-Гха, «что на левом берегу реки Нигер»? Миссис Джеллиби пыталась спасти африканцев от невзгод, финансируя кофейные плантации и затеи типа «вытачивания ножек для роялей и экспортной торговли оными ножками» — точнее, неустанно выклянчивая пожертвования у всех вокруг.
Видно, удел Африки — сделаться ареной пустословия и разрекламированных широких жестов. Но идея, будто Африка смертельно больна и излечить ее может только помощь извне, особенно знаменитости и благотворительные концерты, — всего лишь опасный домысел, порожденный чванством. Мы — те, кто более сорока лет назад вызвался преподавать в школах Корпуса мира (Корпус мира — американское агентство, созданное в 1961 году по инициативе президента Джона Ф. Кеннеди для формирования положительного имиджа США в развивающихся странах; его сотрудники занимаются просвещением и обучением жителей развивающихся стран. — Esquire) в глухих районах Малави, ужасаемся, вновь приезжая в эту несчастную, истощенную засухами страну или узнавая свежие новости оттуда. Но почти все предлагаемые решения проблемы удручают нас еще сильнее.
Я не против гуманитарной помощи, устранения последствий стихийных бедствий, просветительских кампаний «Анти-СПИД» или продажи медикаментов по доступным ценам. Не возражаю я и против небольших программ типа «Детской деревни Малави», которые осуществляются под бдительным присмотром международных организаций. Я говорю о другом — об идеологии «надо давать больше денег», о концепции, что Африку спасут только новые престижные проекты, труд волонтеров и списание внешнего долга. Пора бы нам набраться уму-разуму. Будь моя воля, я не переводил бы средства частных жертвователей и государств благотворительным организациям и правительствам, которые не отчитываются за каждый доллар — а ведь никто столь скрупулезно и не отчитывается. Упорно швырять деньги в одну и ту же прорву — не просто расточительность, но и пагубный идиотизм, означающий, что мы не замечаем очевидного.
Если сейчас в Малави население невежественнее и болезненнее, а разруха и нищета усилились, по сравнению с началом 1960-х, когда я там жил и работал, то отнюдь не потому, что стране мало помогали советом и деньгами. Тысячи и тысячи иностранных учителей, врачей и медсестер, щедрая зарубежная помощь — все это поступает в Малави широким потоком, но государство, которое когда-то подавало большие надежды, пошло вразнос.
В первой половине 1960-х мы верили, что вскоре Малави станет сама себя обеспечивать школьными учителями. Так и случилось бы, если бы мы направили горстку волонтеров для обучения местных педагогов. Но мы десятки лет посылали учителей через Корпус мира. Малавийцы не шли работать в школы: профессия непрестижная, зарплата мизерная. Государство стало рассчитывать на приезд американских волонтеров — дескать, они-то и выучат детей в буше. А образованные малавийцы тем временем эмигрировали. Когда в Малави появился университет, иностранных преподавателей там тоже встречали с распростертыми объятиями; малавийцы занимали профессорские кафедры лишь в редких случаях — такая уж политика. В медицинских училищах тоже преподавали заезжие. Малавийки начали получать дипломы медсестер, но их переманивали в Великобританию, Австралию и Соединенные Штаты, то есть нужда в иностранных медсестрах в Малави только возрастала.
В 2000 году министра образования Малави обвинили в присвоении нескольких миллионов долларов из бюджета. На президента Замбии завели уголовное дело за казнокрадство. Нигерия разбазарила свои нефтедоллары. Ну и что? Те, кто упрощенно понимает проблемы Африки, все так же призывают прощать долги и помогать безвозмездно. Мне довелось выступать в Фонде Билла и Мелинды Гейтс. Из зала явно повеяло холодком, когда я противопоставил успехи Ботсваны — страны, где руководство действует ответственно, — клептомании ее соседей. Филантропы создают почву для расхитительства, глядя сквозь пальцы на злоупотребления властей, нечестные выборы и глубинные причины невзгод страны.
Гейтс простодушно признался, что хочет просто избавиться от своих обременительных миллиардов. Боно — один из его доверенных советников по этой части. Гейтс хочет слать в Африку компьютеры — затея напрасная, если не сказать безумная. Я рекомендовал бы отгружать карандаши и бумагу, веники и швабры: именно в этом остро нуждаются школы, виденные мной в Малави. А вот учителей я бы перестал посылать — пусть малавийцы остаются на родине и сами учат своих детей. Нужен какой-то механизм — вроде письменного обязательства или торжественной клятвы, который заставит африканцев, получивших медицинское или педагогическое образование за государственный счет, работать в их собственной стране.
Когда я там жил, Малави была лесистой, буйно-зеленой страной с трехмиллионным населением. Теперь почва изъедена эрозией, леса сведены, а жителей стало двенадцать миллионов; дожди смывают плодородный слой почвы в реки, русла мелеют, зато ежегодно случаются разрушительные наводнения. Деревья, на которых держалось экологическое равновесие, срублены — где на дрова, где при расчистке земель под фермерские поля. За сорок лет существования независимой Малави там было два президента: первый страдал манией величия и называл себя мессией, второй, форменный аферист, после вступления в должность немедленно распорядился печатать новые деньги — со своим портретом. В 2004 году пришел третий, Бингу ва Мутарика, и для почина оповестил, что закупит целую партию «майбахов» — едва ли не самых дорогих автомобилей в мире.
Многие школы, в которых мы работали сорок лет назад, разорены: стены размалеваны граффити, стекла разбиты, вокруг высокий бурьян. Деньгами тут дела не поправишь. Один мой друг — крупный малавийский чиновник — как-то стал полушутя настаивать, что мои дети обязательно должны поработать у него в школах. «Им это пойдет на пользу», — уверял он.
Оно и правда. Работа учителем в Африке — одна из лучших страниц моей жизни. Но, похоже, наш пример никого не вразумил. Дети моего малавийского друга работают, естественно, в Соединенных Штатах и Великобритании. Никому и в голову не приходит стимулировать среди самих африканцев волонтерство, которым иностранцы занимаются десятки лет. Между тем образованной и способной молодежи в Африке предостаточно: эти ребята намного эффективнее изменили бы ситуацию, чем сотрудники Корпуса мира.
Африка — чудесное местечко. Она намного красивее, спокойнее и предприимчивее, чем ее обычно изображают. Конечно, до процветания ей далеко, но по своей натуре Африка намного более самодостаточна, чем можно было бы подумать. Однако Африка производит впечатление незаконченности и крайне отличается от остального мира. Этот ландшафт, где человек может нарисовать себе новое лицо, — просто магнит для истероидов, жаждущих убедить мир в собственной значимости. Таких персонажей пруд пруди. Белые знаменитости особенно любят совать нос в африканские дела. Увидев, как Брэд Питт и Анджелина Джоли гладят по головкам эфиопских детей и поучают весь свет, как важна филантропия, я немедленно подумал: «Тарзан и Джейн!»
Боно — эта миссис Джеллиби в сорокалитровой ковбойской шляпе — не только уверен, что знает панацею от бед Африки, но и так громко об этом кричит, что убеждает остальных. В 2002 году он съездил в Африку вместе с экс-министром финансов Полом О’Нилом, агитируя за списание долгов. После этого его пригласили на ланч в Белый дом, где он развивал теорию «надо давать больше денег» и рассуждал об уникальной неприспособленности африканских стран к практической жизни.
Но так ли уж они неприспособлены? Если бы Боно внимательно пригляделся к Малави, он узрел бы свою же Ирландию в ее предыдущем воплощении. Много столетий для обеих стран были характерны неурожаи, межрелигиозная рознь и вообще междоусобицы, семейные дрязги, заносчивые вожди кланов, недоедание, неудачливое земледелие, древние ортодоксальные верования, зубная боль и капризная погода. Малави тоже обижалась на судьбу, тоже была колонией британских землевладельцев, управлявших своими имениями заочно, тоже кишела священниками, как блохами.
Всего несколько лет назад в Ирландии презервативами торговали только из-под полы, разводы не разрешались. Зато, совсем как в Малави, пиво продавалось на каждом углу — бери хоть ведрами, а пьяные бесчинства были бичом нации. Ирландия, этот остров бездействия, или, говоря словами Джойса, «старая свинья, пожирающая своих сыновей», была европейским аналогом Малави и по сходным причинам экспортировала преимущественно эмигрантов.
Печально, что многим африканцам легче попасть в Нью-Йорк или Лондон, чем в захолустье у себя же на родине. На север Кении не доберешься; к городу Мойале на эфиопской границе ведет никудышная дорога, да и смотреть там не на что — я увидел только тощих верблюдов да бандитские шайки. Запад Замбии — белое пятно на карте, юг Малави — terra incognita, север Мозамбика и сегодня — ковер из противопехотных мин.
Зато уехать из Африки для африканцев — легче легкого. Как подтверждает недавний доклад Всемирного банка, эмиграция квалифицированных специалистов из малых и средних африканских стран на Запад просто опустошительна.
На самом деле, способных людей в Африке предостаточно, и даже денег хватает. Снисходительная заботливость благодетелей подорвала у Африки веру в себя, но даже под властью непорядочных чиновников африканцы доказали свою предприимчивость — качество, которого за ними не признают никогда.
Выход может подсказать история той же Ирландии. Ирландцы много веков стремились пристроиться в чужих краях, но затем обнаружили, что образованность, оседлость, толковое правительство и банальное усердие могут превратить их родину из вечной неудачницы в процветающую страну. Короче говоря — вы меня слышите, мистер Хьюсон? — ирландцы доказали, что в домоседстве что-то есть.
© Paul Theroux, 2005. Перевод Светланы Силаковой.