Федеральные телеканалы начали шумно обсуждать тему ксенофобии и национализма в России. Кампания вышла несколько двусмысленной, так как слово с охотой давали и сторонникам националистической идеологии. Тем временем в стране произошло еще несколько нападений и убийств, в которых явственно читался «нацистский след».
Беда в том, что медийные «цунами» вокруг этой темы подчас напоминают игру, которая удобна всем вовлеченным в нее сторонам. Националисты фактически получают доступ в телеэфир — если не впрямую, то через подробное освещение их действий. Власти демонстрируют свою озабоченность проблемой. Оппозиция пользуется очередным поводом, чтобы «наехать» на власть.
Вопрос обсуждать необходимо, поскольку без публичного обсуждения его решение немыслимо. Но, во-первых, в нынешних условиях, когда говорить о ксенофобии в телеэфир выпускают Владимира Жириновского, мы рискуем просто «заболтать» проблему. Во-вторых, истоки национализма отнюдь не сводятся к проискам группы «плохих парней». Так или иначе эту проблему создает все общество. В-третьих, угрозу ксенофобии глупо и опасно превращать в этакую «тему», в инструмент решения тех или иных политических задач — как это склонна рассматривать часть политического класса.
Складывается впечатление, что сейчас разговору не хватает простого различения понятий. «Говоря о росте ксенофобии, необходимо разделять три стороны этой проблемы: насилие, мотивированное националистическими убеждениями, националистическую пропаганду и ксенофобские общественные настроения», — говорит директор информационно-аналитического центра «Сова» Александр Верховский. Эти стороны взаимосвязаны, но обсуждать их все же следует по отдельности.
Очистить улицы
Уличная преступность на национальной почве — самое заметное и наиболее обсуждаемое проявление ксенофобии. Именно случаи избиений и убийств в российских городах выходцев с Кавказа или из Средней Азии служат спусковым крючком, дающим старт очередной дискуссии о национализме. Но при всей остроте проблемы уличного насилия надо понимать, что это только наиболее зримое и скандальное проявление проблемы. Причем такое проявление, справиться с которым можно в относительно короткие сроки.
Примечательно, что представители диаспор — азербайджанской, корейской и некоторых других, — с которыми довелось побеседовать «Эксперту», говорят об уличном насилии на национальной почве с большим возмущением, но без страха. Наши собеседники говорили скорее об угрозе межнациональному миру в России, о том, что русские тоже не могут считать себя защищенными от уличного насилия, нежели о физической угрозе представителям своих диаспор. Тем же азербайджанцам, похоже, больше проблем создают милицейские притеснения, чем нацистские выходки.
Однако уровень насилия на почве ксенофобии в последнее время растет. По данным центра «Сова», в 2004 году было зафиксировано 254 нападения, а в 2005?м — 394. По подсчетам Всероссийского азербайджанского конгресса, с начала 2006 года только выходцы из Азербайджана подверглись более чем сорока нападениям «по национальному признаку». Здесь же надо отметить как положительный факт, что в последние два года сокращается число убийств на национальной почве: по статистике «Совы», с 46 в 2004 году до 28 в 2005?м. «Этот спад связан с активизацией правоприменения по сравнению с 2004 годом, — считает Александр Верховский. — Несколько громких и успешных судебных процессов по обвинениям в преступлениях на почве национальной вражды сыграли свою роль». В этом плане в Петербурге, напротив, резкая активизация нацистов происходит на фоне удивительно мягких судебных приговоров (например, по делу об убийстве Хуршеды Султоновой), что вызывает у преступников чувство безнаказанности. Причем, по мнению Верховского, дело тут не столько в ксенофобских настроениях милиции и присяжных, сколько в неумении прокуратуры поддерживать обвинение по таким делам в суде.
Проблема ксенофобских настроений в милицейской и прокурорской среде существует. Однако этот фактор не выступает определяющим. «Если милиционер, видя, например, как в вагоне метро бритоголовые подростки избивают азербайджанца, не вмешивается, то в чем здесь дело: в его ксенофобии или просто в нежелании лезть в драку?» — спрашивает Александр Верховский. Скорее, тут стоит говорить не о предрассудках тех или иных милиционеров или прокуроров, а в целом о проблеме низкой эффективности правоохранительной системы и весьма специфической манере работы правоохранителей. В качестве иллюстрации почти анекдотический случай. В 2002 году в Ставрополе против ученого-этнолога Виктора Авскентьева было возбуждено уголовное дело по статье о разжигании межнациональной розни. Состав преступления краевая прокуратура обнаружила в подготовленной Авксентьевым монографии «Ставрополье: этноконфликтологический портрет», где приводились данные соцопросов, из которых следовало, что некоторые жители края не любят армян. Ученый был, разумеется, оправдан в суде за отсутствием состава преступления, а само возникновение уголовного дела многие наблюдатели связали с тем, что прокуратуру края тогда возглавлял Роберт Адельханян, позже назначенный главой международно-правового управления Генпрокуратуры.
Из этого следует, что оправданное и естественное возмущение фактами, когда милиция или прокуратура бездействует, сталкиваясь с преступностью на национальной или расовой почве, не должно вытеснять другого — постоянной работы по совершенствованию правоприменения и усилий по наведению порядка в деятельности правоохранителей. Сами по себе обвинения в адрес милиции ничего не дадут.
Русские Ле Пены
«Месячник борьбы с фашизмом», организованный в апреле федеральными телеканалами, выглядит тем двусмысленнее, что в последнее время и само телевидение, и российский политический класс становятся все более терпимыми к ксенофобской пропаганде. «Еще несколько лет назад существовал разрыв между политическим мейнстримом и маргиналами, — считает Александр Верховский, — но сейчас эти границы размываются». По мнению Верховского, во многом это происходит благодаря деятельности партии «Родина» и Движения против нелегальной иммиграции, которые адаптировали социально приемлемый политический язык для ксенофобской пропаганды. Аудитория прекрасно понимает, что подразумевают лидеры того же ДПНИ, говоря об угрозе нелегальной иммиграции (чтобы убедиться в ксенофобских взглядах этого движения, достаточно зайти на его интернет-форум), однако с юридической точки зрения их публичные высказывания построены корректно. Можно сказать, что российские националисты освоили политические технологии европейских крайне правых, которые известны своей способностью к пропаганде на грани допустимого.
Дальше все строится по нормальной телевизионной логике: в эфире должна быть хоть капля интриги, а политический мейнстрим особой живостью не блистает. Проблема решается за счет привлечения националистов, поскольку, с одной стороны, многие из них не позволяют себе совсем уж неприличных высказываний, а с другой — не обращаются к тем темам, на которые у Кремля аллергия: свобода слова, Ходорковский и прочее (с этой точки зрения Проханов для телевизионщиков предпочтительнее, скажем, Немцова).
К этому надо добавить неразборчивость в выборе союзников, которой грешат и власть, и оппозиция. В свое время Кремль пестовал «Родину», закрывая глаза на присутствие в ее рядах одиозных деятелей, позже подписавшихся под известным антисемитским обращением в Генпрокуратуру. А российская либеральная оппозиция, обсуждая снятие «Родины» с выборов в Мосгордуму и отказ в регистрации ее списков еще на нескольких региональных избирательных кампаниях, больше внимания обращала на то, что «Кремль давит оппозиционную партию», а не на историю с ксенофобским агитационным роликом «Родины». Сюда же стоит отнести симпатии некоторых либералов к национал-большевикам.
Помимо русского национализма и «русской» ксенофобии в России имеется еще и «национализм меньшинств». Последний традиционно более приемлем для общественного сознания. К примеру, когда премьер Чечни Рамзан Кадыров в интервью популярной газете говорит, что не одобряет браки чеченских женщин с русскими мужчинами, никто не только не тянет премьера в суд, но даже и не вспоминает, какой именно идеологической традиции свойственно осуждение смешанных браков. Всплеск пропаганды «русских» ксенофобов вызывает ответ в виде лозунгов типа «мусульман (татар, кавказцев — нужное подчеркнуть) обижают», начинается цепная реакция, и в итоге повестка публичной политики становится по сути этнонационалистической: русский/нерусский. Господство этнонационалистической повестки гарантированно приведет к провалу любых попыток укрепления толерантности, что можно сделать, только отучив людей мыслить этническими общностями, вроде «все таджики торгуют наркотиками» или «все чеченцы гордые». Кроме того, такая повестка создает тепличные условия для роста нацистских группировок.
Здесь, конечно, можно порассуждать об ответственности телевидения, однако у проблемы есть еще одна сторона. «Национальная тема» не была бы так востребована, если бы публичная политика не была бы столь стерильной. Когда в телеэфире не обсуждаются многие действительно важные проблемы, неизбежно появляются «темы-призраки» вроде тех, которые продвигает ДПНИ, а качество самой полемики резко снижается.
Черная социализация
Опросы, фиксирующие отношение российских граждан к тем или иным этническим группам, которые, по мнению Александра Верховского, репрезентативно отражают уровень ксенофобских настроений, показывают, что более 50% населения в той или иной степени поддерживает лозунг «Россия для русских». В частности, к чеченцам и цыганам негативно относится более половины россиян, а среди молодежи до 25 лет 60?70%, и эти проценты медленно, но верно растут.
Ученый-этнолог родом из Дагестана, переселившийся в Москву, рассказывал корреспонденту «Эксперта», как вскоре после переезда его среди ночи разбудил звонок в дверь. За дверью стояла толпа соседей с участковым. Как выяснилось, жители дома не поленились ночью вызвать милиционера, потому что испугались поселившегося в их доме человека неславянской внешности. Вопрос был исчерпан только после предъявления паспорта с московской пропиской. Случай показывает, что основу российской ксенофобии составляет почти животный и массовый страх. Несмотря на несколько лет стабилизации и экономического роста, население России остается напуганным, подавленным и, как следствие, агрессивным. Проблемы в отношении к «инородцам» лишь одно из проявлений таких чувств.
Откуда это все берется при таком экономическом росте, который сейчас в России? Рискнем высказать одну гипотезу. Уже почти два года (особенно ярко эта тенденция проявилась после Беслана) российская элита занимается поисками врага или бесконечно рассуждает об угрозе распада страны, для каковой нет ровным счетом никаких объективных оснований, транслируемых и «государственниками», и «либералами».
С этой точки зрения было бы неверным считать ксенофобию молодежным явлением. «Дети — это увеличительное стекло, показывающее проблемы, которые переживают взрослые, — говорит Ирина Демакова, завкафедрой педагогики и психологии Академии повышения квалификации работников образования, — а на эти проблемы у нас накладывается еще и кризис системы воспитания. Школа может научить детей нескольким иностранным языкам и обращению с компьютером, но при этом, как правило, не учит конструктивно взаимодействовать друг с другом и с обществом. Не предлагая детям нормальной социализации, мы обрекаем их на своего рода 'черную социализацию', в том числе в рядах скинхедских группировок».
Сейчас убежденных активных нацистов в стране немного: на «Правый марш» в ноябре прошлого года вышло около трех тысяч человек. Основную угрозу создают не столько нацистские группировки, сколько разлитые в воздухе ксенофобские настроения. Ведь многие преступления на национальной или расовой почве совершаются не скинхедами, а обыкновенными выпившими подростками, действующими не по убеждениям, а под влиянием иррациональной агрессии по отношению к «чужим». Когда работает иррациональная агрессия, уместнее говорить не о политической, а о социальной проблеме. А также о проблеме нравственной: умение понять и принять другого — один из стержневых элементов российской культуры, без которого наша страна перестанет быть самой собой. И это куда важнее выборов 2008 года.