Кто кому на Руси ноги моет

“Чурки”, Лойтхойзер-Шнарренбергер и прочие неполиткорректности

Недавно сестра подарила мне немецкую книгу: повесть о том, как берлинский подросток вместе со своим одноклассником русского происхождения катается на угнанной “Ладе-Ниве” по германской глубинке, путешествуя в новую жизнь.

Немецкий автор очевидно поверхностно судит о русских: у малолетнего героя лицо татаро-монгола, он бывает пьян с утра, умело угоняет машины, азартно обругивает девочек немецким матом и в конце концов вообще оказывается голубым.

Старался немец-писатель — а вышел персонаж, отрицательный до уродства. Но не обижайтесь, наш автор действительно уважает своего голубого татаро-монгола: тот к немецкому другу не пристает — наоборот, учит его, как освободиться от бюргерских комплексов. А в германских творческих кругах считается сугубо правильным делать положительных героев из иммигрантов неарийской внешности, геев, алкашей, мелких преступников, инвалидов, представителей других меньшинств, маргиналов.

В отличие от России в Германии и на всем Западе показательно уважают слабых, аутсайдеров — тех, которые на первый взгляд лучше всех годятся в козлы отпущения. Это уважение также называется “политкорректность”. А большинство моих русских знакомых терпеть не могут эту политкорректность. И показательно практикуют неполиткорректность.

Как мне недавно объяснил мой московский друг Коля: “Говорят, новый мэр хачиков ненавидит, будет их гонять!” (Не знаю, с чего он это взял, но суть в другом.) Вспомнив, что я представитель политкорректного Запада, Коля, зло заулыбавшись, добавил: “И правильно сделает!” Это, кстати, было еще до того, как русская молодежь на Манежной площади начала “гонять хачиков”.

Неполиткорректность бывает милой, даже добродушной.

“Лойтхойзер-Шнарренбергер! Лойтхойзер-Шнарренбергер!” — с детской радостью кричит один мой коллега, как только меня увидит. Он считается крутым знатоком западноевропейского закулисья. Но называя двойную фамилию немецкого министра юстиции, товарищ дает мне понять, как смешон народ, которым управляют тетки-феминистки с такими уродливыми фамилиями. Как смешон весь Запад со своей эмансипацией и феминизмом. А менее утонченные русские души, узнав, что я немец, взмахивают рукой и весело кричат мне: “Зиг хайль!”.

Русские, может быть, самый неполиткорректный народ Европы, если не мира. Но это еще никакой не приговор. И я, наверное, не единственный немец, который завидует русским за их свободное пользование существительным “негр”. Тогда как у нас это достаточно безобидное латинское слово, просто обозначающее “черный”, давно считается оскорбительной неполиткорректностью по отношению к темнокожим жителям Африки и всей планеты.

Кстати, и сексуальная корректность достигла у нас абсурда. Еще в мои студенческие годы в Берлине ночью, когда навстречу шла одинокая девушка, мы переходили на другую сторону улицы, сигнализируя беззащитной девице, что никоим образом не намерены ранить ее женское достоинство. Конечно, приятнее жить в стране, где девушки, наоборот, обижаются на таких трусливых перебежчиков...

Одна моя русская приятельница в прямом смысле слова сбежала от рафинированной нетерпимости, в которую на Западе нередко превращается культ терпимости. Девушка, выпускница иняза и фанатка Франции, эмигрировала в страну своей мечты, а через год бросила и Францию, и учебу на французском юрфаке, и своего французского жениха. Вернулась на родину. Из-за занудства, с которым французский бойфренд и его друзья учили ее политкорректности. “Они постоянно ругали российскую политику на Кавказе, ругали Путина. А мне дали кличку “Сталина”, так как я защищала Россию. И упрекали меня в расизме, потому что я жаловалась на наглость молодых арабов”.

Неполиткорректность бывает честнее политкорректности, как удачная шутка, которая за интеллектуальными запретами или общественными табу открывает всю их пустоту и лживость. Давно, еще до того, как левые американские правозащитники вместе со своими оппонентами-консерваторами раскрутили полемическое понятие “политкорректность”, русские писатели уже придумали кучу героев, которые отличались именно своей неполиткорректностью: Печорин, Безухов и почти все герои Достоевского каждый по-своему бунтовали против общепринятых и лукавых нравов.

Однако тот факт, что Раскольников стал одной из самых ярких фигур в истории литературы, не отменяет вечную и банальную правду: рубить старушек топором — некорректно, даже преступно. И те мои русские друзья, которые с презрением издеваются над западной политкорректностью, забывают, что идея солидарности со слабыми и маргиналами — гораздо древнее, чем понятие политкорректности. Придумал и практиковал ее еще Иисус Христос, который очень последовательно мыл ноги не только своим, но и уважал чужих, и любил врагов.

А кого в Москве любят? Только своих.

Кого уважают, кому ноги моют? Только тем, кто сильнее.

Русская неполиткорректность переросла в свою, особую — мелкорусскую — политкорректность. Шутим и издеваемся исключительно над несвоими или слабыми — над “чурками”, гастарбайтерами, бомжами, либералами да голубыми. А власть, святую свою власть, уважаем.

Московская молодежь захватывает Манежную площадь не для того, чтобы требовать отставки президента, правительства, перекрасить кремлевскую стену или хотя бы оторвать головы церетелевским монстрам. А чтобы яростно и счастливо орать: “Е...ть Кавказ!”

Это было круто и, конечно, неполиткорректно, когда Путин предложил мочить бандитов в сортире. Бандитов тех давно замочили (кроме тех, которые перебежали), разбомбили и заново построили Грозный. Но потом ни премьер, ни президент, ни патриарх не поспешили объяснить русским людям, что мочить — больше не актуально.

Что мешает вашим властям раскрутить пропаганду терпимости, дружбы и любви не только к своим? Где Толстой, где Лермонтов? Нет “кавказских пленников”, “кавказских пленниц”, нет даже посредственной книжки или сценария о голубом дагестанце, который уродлив, но добр, который напивается, крадет машины, но своих русских друзей не трогает.

Путин вчера правильно заметил, что Россия — многонациональная страна, что и кавказцам в русских городах должно быть комфортно жить, и русским на Кавказе. Но он потратил свое известное остроумие не на то, чтобы отругать погромщиков, а на то, чтобы послать своих оппонентов из либеральной интеллигенции “бороденку сбрить и самим надеть каску. И вперед на площадь — воевать с радикалами”.

Понятно, что при такой риторике первых лиц и другие руководящие кадры предпочитают полемизировать с маргиналами-интеллигентами. Как тот молодой государственный чин, который очень смело обзывал только что покалеченного арматурой репортера Кашина “ящерицей”, “невидимкой”, “монстром” и “зомби”. Или повесил у себя в блоге такие остроумные истины, как “Шевчук — кусок говна”.

В Германии интеллектуальных спортсменов такого калибра называют “велосипедистами”: внизу — топчут ногами, а вверху — склоняются, как рабы.

В российском обществе это весьма популярный спорт. По отношению к “верхним” русская неполиткорректность комплексует гораздо больше, чем американский консерватизм или итальянский католицизм. У главы исполнительной власти любовница? Да вся Америка смеялась над толстушкой Левински и Биллом Клинтоном с его сигарой! А старый развратник Берлускони своими молоденькими подружками даже гордится! В России, однако, один лишь только намек на такую гипотетическую возможность — и газета сразу же закрывается. А все остальные испуганно-деликатно молчат.

Свое начальство — только обожаем. Воспитываем малышей так, чтоб не открывали рот, когда увидят своих королей голыми. Чтобы только с “чурками” общались в численном преимуществе и чтобы дальше отважно смеялись над малодушной западной политкорректностью: “Зиг хайль, фрау Лойтхойзер-Шнарренбергер!”. Сохранить 2

материал: Штефан Шолль

Московский комсомолец

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе