"Огонек" поговорил с переводчиком Петером Урбаном.
— Вам, конечно, известно, как Чехов относился к переводам своих произведений на немецкий...
— Чехов не знал хорошо немецкий и не мог сравнить переводы с оригиналами. Ему, наверное, кто-то сказал. У Антона Павловича было большое уважение к прогрессу в Германии, и ему казалось, что там нет Трофимовых и Лопахиных. По-моему, в этом он ошибался.
— К вопросу о прогрессе. Вы не пользуетесь компьютером. Печатная машинка делает вас ближе к Чехову?
— Может быть. Я ненавижу не только компьютер, но всю эту технологию. Двадцать лет назад я сделал такой выбор, и теперь уже поздно учиться. Моя жена — ас в этом деле. И в ее кабинете в нашем доме все постоянно пищит, звенит, жужжит, гудит... Я не могу работать в такой обстановке. Я должен слышать мои предложения, перед тем как я их напечатаю. И вторая причина: на компьютере можно легко править. Когда вы печатаете на машинке, вы обдумываете предложение дважды, прежде чем его напечатать.
— Вы русский язык XIX века и начала XX знаете лучше, чем современный? Не бывало, что вы, разговаривая по-русски, использовали слово времен Пушкина или Чехова, которое уже не употребляется?
— Бывает. Что совершенно естественно. Но я сталкивался и с современным русским языком. Это большая разница. Ты испытываешь настоящее наслаждение, если идешь в театр и слышишь со сцены текст Чехова, а не тот русский, на котором говорят в метро и на улице. Меня часто спрашивают, почему я не перевожу современных авторов. Я однажды пытался — перевел роман Владимира Сорокина "Очередь". Но я понял (с немецким у меня та же история), что языком молодого поколения я просто не владею. Я не смог бы, например, перевести на немецкий Пелевина, потому что языка рекламы, интернета — всего того, что обыгрывает Пелевин, я не знаю и знать не хочу.
Петер Урбан родился в 1941-м. Русский стал первым его иностранным языком в школе города Галле. В 1957-м семья перебралась из ГДР в ФРГ. В 1960-е Петер Урбан учил славистику в Вюрцбурге и Белграде. В университете писал докторскую на тему "Диалог у Чехова". Потом он, по его словам, сделал три попытки приблизиться к жизни писателя: издал переписку Чехова в пяти томах, которая принесла ему славу, а издательству убыток; опубликовал чеховскую хронику; выпустил альбом "Антон Чехов. Жизнь в фотографиях", сделанный с двух точек зрения — как мог выглядеть мир Чехова и как Чехов мог видеть мир. Многие годы Урбан собирал фотографии эпохи писателя, мест, где тот бывал, покупал снимки у антикваров. В итоге вышла книга, какой нет в России.
— Для перевода Чехова и других русских авторов вы пользуетесь советскими изданиями?
— У меня есть издание и Адольфа Маркса, и эмигрантское Ладыжникова... В Париже в антикварном магазине я нашел подшивку журнала "Осколки" за 1887 год с 15 произведениями Чехова, опубликованными впервые. Это большая ценность, и я, конечно, не мог пройти мимо. Но у меня есть и советские книги: что поделаешь, надо пользоваться и академическими изданиями советского времени.
— Советская власть вас ценила?
— Однажды советский Союз писателей пригласил меня в поездку по чеховским местам, чему я был очень рад.
— Это та поездка, когда вы три недели переписывали пометки Чехова на полях книги римского императора Марка Аврелия "Размышления"?
— Кажется, да. Союз писателей предложил мне поехать в Ялту. Я сказал, что хочу подержать в руках книгу Марка Аврелия с пометками, сделанными рукой Чехова. В советское время Марк Аврелий как философ-идеалист не ценился. То, что Чехов его цитировал, скрывалось. Но всегда говорилось, что книга из личной библиотеки находится в Ялте. Эта книга была настолько важна для Чехова, что при всех переездах он брал ее с собой. Сделать копию с пометок писателя в Ялте не было возможности, и я их переписал. Из записей Чехова я сделал в 1997-м небольшую книжечку "Антон Чехов читает Марка Аврелия". Но в России она, к сожалению, до сих пор неизвестна.
В интервью журналу Deutschland Петер Урбан сказал, что никогда не создает иллюзию, будто Чехов писал по-немецки. Но для него самое главное — сохранить литературную форму и порядок слов в предложении. "Перевод в любом случае — только приближение к тексту, он никогда не будет тождественен оригиналу",— считает Урбан. К заслугам Петера Урбана относят то, что Чехова по-немецки сегодня можно читать так, как он писал,— точно и коротко. Россия оценила труд переводчика: в 2008 году фонд Бориса Ельцина при поддержке Международного фонда гуманитарных исследований "Толерантность" наградил его премией Тургенева. "Я впервые понял, что моя работа не остается незамеченной в России",— говорит Урбан.
— Я знаю, вы считаете, что в ГДР плохо переводили русских классиков...
— Слависты ГДР были очень юными, и, думаю, им просто не хватало литературного опыта. Но при этом они переводили точнее, чем западногерманские. Русские классики в переводе звучали так чуждо, что Чехова долгое время не играли на сцене — считалось, его произведения невозможно играть. Говорили: "Странно, но это звучит совсем не так, как мы говорим. Так говорит, вероятно, русская душа".
— Правда, что сейчас в Германии пьесы Чехова очень популярны?
— К 150-летнему юбилею писателя было несколько постановок. Но театр в этой стране сильно изменился. Он меняется все больше, и спектакли уже носят характер мероприятий: без телемониторов на сцене и видео уже нет постановок. Как долго бедный Антон Павлович это выдержит, я не знаю. Последнее время Чехов-драматург известен больше, чем автор прозы. Уже в 1960 году, к 100-летию писателя, один немецкий режиссер сказал, что мы как люди не слишком многому научились с тех пор, как Антон Павлович закрыл глаза. Пьесы Чехова, как прежде, в высшей степени актуальны. Думаю, после Шекспира никто в литературе лучше не смог показать человека.
Юлия Ларина
Огонек