Ярмарка тщеславия по имени Круазетт

Нет, не зря русские облюбовали французский Лазурный берег. Начиная еще с вдовушки-императрицы Александры Федоровны, которую пленила Ницца. Русские виллы, выросшие по всему побережью, вошли в легенды. Русские нравы -- в местный фольклор. Считалось даже, что именно русское нашествие придало Ницце истинный блеск и шарм.

"Новые русские" пытаются традицию продолжить. С виллами все в порядке, но пока есть некоторый дефицит шарма.


Каннский айсберг


На Лазурном берегу три главных центра притяжения. Три города, где вечный праздник. Монако с его казино, аквариумом и "Формулой-1". Ницца с ее карнавалом, одним из трех древнейших и крупнейших в мире. И Канн с его кинофестивалем. Конечно, есть еще десятки приморских городков с их знаменитой керамикой и художественными галереями, с уникальной парфюмерией и изысканной кухней. Да и Канн известен не только как столица кино - здесь фестивали сменяют друг друга, не дав остыть разогретым подмосткам. Фестивали телевидения и джаза, фейерверков и гольфа, гонки яхт и частных самолетов, разнообразные водные праздники, а теперь еще и августовский фестиваль русского искусства - кино, театра, музыки, фольклора и ремесел.


Но главный аттракцион Канна - его кинофестиваль, призы которого в мире кино ценятся так же высоко, как американские "Оскары". Побывать на этом событии считает необходимым каждый уважающий себя деятель искусства, политики, бизнеса - это уже вопрос не удовольствия, а - престижа. Поэтому номера в сотнях здешних отелей бронируются едва ли не за год, несмотря на подскакивающие от возбуждения цены.


У Каннского киномарафона характер прирожденного полемиста и заводилы. Он и создан был как вызов фестивалю в Венеции, который в конце 30-х стал вотчиной Муссолини и впал в политиканство. С той поры Каннский фестиваль живет парадоксами, сюрпризами и скандалами. И только потом уже - фильмами.


Все картины, которые здесь крутятся, посмотреть не сможет никто. Несколько главных программ, от конкурса до "Двухнедельника режиссеров". Немыслимых размеров кинорынок с десятками залов, где картины идут круглосуточно. Но это лишь вершина айсберга.


Канн в майскую пору кинофестиваля - огромная ярмарка тщеславия. Если кто-то думает, что сюда едут смотреть кино, он ошибается. Кино здесь смотрят либо ушибленные - критики, которым нужно писать, жюри, которому нужно судить, либо деловые люди - купцы, отбирающие товар. Публика же вечерних, наиболее престижных просмотров, надев бабочки и платья с вырезом, идет демонстрировать публике и телекамерам именно этот вырез, а кино - лишь неизбежная нагрузка. И печальная необходимость. Его тут используют как тарантас, везущий к триумфу.


Каннский ритуал велик и многогранен. Это стихийно сложившаяся пьеса, которую играют все ее видимые участники - и звезда, и охранник, и репортер, и толпа. А главные участники невидимы. Это воротилы. Те, по мановению пальца которых заключаются многомиллионные контракты и запускаются фантастические проекты. Они, конечно, тоже незаметным ручейком протекают по красной лестнице Дворца фестивалей, но никто не обращает внимания. Так они хотят. Потому что судьбы киномира вершатся вовсе не там, где толпа и телекамеры.


Они вершатся даже не в Канне, а вблизи, на окрестных виллах, где день и ночь поют страстные французские лягушки. Здесь, в прохладе умопомрачительных вилл, поселились боги киномира.


Другой эпицентр событий - яхты, которыми усыпан горизонт. И хотя в Канне приемы и вечеринки гремят круглые сутки, самые главные шелестят именно здесь, на виллах и яхтах, и допущены сюда только нужные люди, - те, от кого зависит бизнес. Здесь начинается и заканчивается любое стоящее дело. Здесь заключаются сделки, здесь святая святых, здесь мотор кинематографа, от гула, сбоев и чихания которого мрачнел и матерился сам Феллини.


Все остальное не более чем раскрутка - фильма, проекта, фирмы, технологии, звезды. Здесь и нужны феерические платья и возбужденные толпы, и для них каждый день бурлит огромная ярмарка тщеславия. Эта важная пьеса доверена звездам. Им нужно вовремя явиться толпе, помахать ручкой и улыбнуться так, чтобы люди взревели. Точно по расписанию выйти к фотографам, причем не просто так, а в рамках сюжета: Скорсезе и топ-модель, Шарон Стоун и дитя. Шарон это дитя видит впервые, а Скорсезе не о чем говорить с топ-моделью. Но публике нужен предмет для пересудов, и сюжеты импровизируются на ходу.


В 1961-м, к примеру, на Круазетт разгорелось сущее ралли между тремя итальянскими суперзвездами. Не щадя живота своего, они бились за внимание толпы. В первый день фестиваля у подножья Дворца публика горячо приветствовала свою любимицу Софи Лорен. Взревновав к сопернице, Джина Лоллобриджида на другой день явилась в умопомрачительном туалете и собрала толпу еще более внушительную. На третий день обеих побила Клаудиа Кардинале - она привлекла наибольшее внимание уже потому, что ее имя значилось на афишах сразу двух фестивальных фильмов.


Премьера фильма здесь не просто просмотр для избранных счастливцев - на ушах должен стоять непременно весь город. Поэтому когда в 1998-м шли "Братья Блюз - 2000", по Канну разъезжали щедро декорированные грузовики с джаз-бандами. В день показа "Годзиллы" воображение потрясали многоэтажные плакаты с изображением отеля "Карлтон", раздавленного огромной лапой японского чудища. Потом на тротуарах появились таинственные надписи: "Две плохие мышки" - это героини новой комедии интриговали зрителей. К концу фестиваля надписи на тротуарах сообщили последнюю горячую новость: "Две плохие мышки факнули Годзиллу!".


Слово "факать" на русский язык непереводимо.


В первый постперестроечный год по набережной Круазетт прогарцевали гусары российского нувориша с экзотичной даже для России фамилией Таги-заде: икра тогда поедалась тоннами, от русских ждали сенсаций. Это был момент, когда о перестроечной России говорили все.


Потом все кончилось, Россия не оправдала надежд, осталась мрачной византийской загадкой. Зато на Канн обрушились шторм и Мадонна. Ревущая от восторга толпа ждала самую отвязную и развязную из певиц - вместо нее явилась примерная школьница в беленьких носочках до колен и с прической, забранной на затылке в узел. Маскарад длился недолго - очаровательная улыбка, неуловимое движение руки, и публика увидела все, чего так страстно жаждала.


Потом и Америка впала в немилость в гордом Канне, французы - давние борцы с английским языком. Спилберговские динозавры стадами бродили по Круазетт, между ними рисовался фундаментальный Шварценеггер, шокируя нервных француженок не по-здешнему развитой мускулатурой. Но в конкурс попали только три заокеанских фильма, причем оба не из "мейнстрима", а - с обочины. Американцы кучковались в своем полотняном шатре-резиденции, пили там джин-энд-тоник и жаловались на французский сервис. Кто-то даже предложил в журнале "Мувинг пикчерс" перенести киносмотр в страну, менее враждебную к американцам, - например, в Россию.


Увы, и эти времена прошли.


Последний фестиваль ХХ века поразил полным (и тоже, конечно, скандальным) несовпадением предпочтений зрителей и прессы с решением жюри под предводительством канадца Дэвида Кроненберга. Этот фестиваль был одним из самых сильных, в нем участвовали первые режиссеры мира, от Линча до Джармуша, от японца Китано до француза Леоса Каракса. Но жюри все главные пальмовые веточки раздало посредственным фильмам никому не известных людей из Бельгии и Франции, а лучшими актерами фестиваля, опять же по мнению жюри, оказались бывший военный и рабочая холодильной фабрики, нанявшиеся на роль в надежде заработать. Объяснить это решение не смог никто, фестиваль разъехался в полном недоумении - но этим опять-таки вошел в историю.


Каннский пирог


Приз Каннского фестиваля - штука серьезная. Он открывает все двери. Пальмовая веточка на афише - гарантия того, что фильм обойдет всю планету. Поэтому так разгораются страсти, поэтому столько обид. Сюда зарекался ездить Феллини, сюда обещал больше ни ногой Никита Михалков, сюда на 50-летие фестиваля забыли пригласить Делона, и тот отныне забыл Канн.


Но мало кто держит обещание. Униженные и оскорбленные делают лицо и возвращаются с робкой надеждой.


Канн, как хорошо выпеченный пирог, многослоен, и это слои социальные. Разъярены журналисты - их тут делят на пять каст. Тем, кто с желтым билетом, нет входа никуда, "голубым" дают право посмотреть то, что останется от "розовых", "розовые" мечтают о розовом билете с пятнышком - только вожделенное пятнышко гарантирует точное попадание на все просмотры. И уж никто не мечтает о карточке белой, которая здесь редка, как белый медведь на Ривьере. Когда мне поначалу выделили голубую карточку, я вставал в шесть утра и в полвосьмого, как первый ученик, уже стоял у самой лестницы, чтобы в полдевятого меня впустили посмотреть кино. Мимо шли, помахивая разноцветными ксивами, мои старшие коллеги, а "голубые" все ждали в тоске и безнадежности, пока стражи не поднимали над головой скрещенные руки - мол, мест больше нет. Потом я стал розовый с пятнышком, гордо шел, посматривая свысока на желто-голубых бедолаг. А потом, в один прекрасный год, я неожиданно стал обладателем той самой, редкой, как белый медведь на Ривьере. Теперь можно не пробиваться сквозь толпы, а спокойно заходить в зал через двери, распахнутые только для жюри и "нас избранных, счастливцев праздных”.


Так Канн приучает к мысли, что и развитая демократия - штука относительная.


Впрочем, однажды я убедился в относительности и такого понятия, как "мест нет". Перед премьерой фильма Эмира Кустурицы "Андеграунд" публика была особенно наэлектризована, и о том, что зал забит под завязку, секьюрити объявили чуть ли не сразу. Тогда мы с коллегой, неожиданно для самих себя, рванули сквозь оцепление и довольно резво убежали от стражей под прохладные своды черного хода во Дворец. Промчались по каким-то подземельям, тыкались в какие-то двери, бежали по каким-то лестницам, пока не оказались у входа на верхний ярус фестивального зала. Последний рывок от всполошившихся билетерш - и мы в темноте зала, где фильм уже начался. Балкон оказался полупустым, и мы плюхнулись на первые попавшиеся места. "Андеграунд" был взят!


Знаменитости в Канн наведываются на минутку, но непременно - надо засветиться, чтобы светская хроника отметила: были Роман Полянский, Эмма Томпсон и Энтони Мингелла. Каждый шаг звезды под обстрелом камер. Нельзя подойти к окну отеля, чтобы внизу не взревела веселая толпа. И прогуляться по Круазетт звезде нельзя, или это будет не прогулка, а шоу, которое покажут все телеканалы. Жизнь жутковатая, но это важная часть бизнеса.


Предмет общих вожделений - каннские приемы. Это отдельное искусство. Десятки приемов идут поминутно - в отелях и пляжных шатрах, на виллах и на яхтах. Вечером все сверкает лазерными вспышками, по зданиям ползут световые инициалы MTV, над шатрами клубятся разноцветные подсвеченные дымы, по улицам разгуливают верблюды, слоны, ослы и леопарды - в зависимости от тематики очередной премьеры. В 1957-м продюсер американского фильма "Вокруг света в 80 дней" устроил по случаю премьеры торжественный прием для светской публики в компании живых тигров. Почуяв вкусные запахи халявы, тигры озверели, и гостям пришлось спасаться бегством.


Журнал "Голливуд репортер" в своих ежедневных обзорах выставляет приемам оценки в двух мартини, в трех, в пяти... Почитаешь - впору лопнуть от зависти к счастливцам. Как-то я пришел на канадский прием, пожевал тарталетки с паштетом, сырых шампиньонов отведал и крутых яиц. Почитал на другое утро в газетах - оказывается, был на потрясающем ланче в южнобразильском стиле и ценою в четыре мартини.


Воистину Канн делают журналисты. Они создают Великую Легенду, которая возбуждает толпу и гонит ее к кассе. Не фильм, а именно легенда помнится десятилетиями. Поэтому здесь вам непременно расскажут, что на вечеринке по случаю победы фильма Эмиля Кустурицы "Подполье" в 95-м вспыхнула самая грандиозная в Канне потасовка между горячими боснийцами и командой знаменитого режиссера - пришлось звать полицию. А гостя Джонни Деппа от избиений спасли только охранники.


Расскажут и о том, как в 1960-м после премьеры фильма Жюля Дассена "Никогда в воскресенье" полтысячи гостей перебили 5 тысяч бокалов, пока во главе с Мелиной Меркури пели песенку из фильма "Дети Пирей", впоследствии удостоенную "Оскара".


На стратегически рассчитанные приемы бросаются бешеные деньги. На "парти" по случаю премьеры "Братьев Блюз" всю ночь играли лучшие джазмены Америки - в каждом из ресторанных залов свой джаз-банд. На приеме у "Годзиллы" весело возбужденные гости пробирались через руины растоптанного чудовищем Нью-Йорка, и их все время норовили утащить в свое логово голодные годзиллята.


Каннские скандалисты


Тщательней цыплячьих крылышек обсасываются маленькие скандалы, случающиеся на шикарных приемах, -- от стриптизов в фонтанах с водой до вечных очередей в туалет - у людей от изобилия несварение желудков, а кабинки постоянно заняты любовью и наркотиками!


Скандал клеится из любого подручного материала. Можно, например, немного поколдовать с одеждой. Дело в том, что каннский ритуал строг: без вечернего туалета, смокинга и бабочки в официальный зал не пустят. Но есть люди, которых не пустить нельзя - это те, кто имеет причастность к фильму. Вот здесь и можно слегка подразнить публику. Старожилы до сих пор помнят, как продюсеры фильма "Вудсток" явились в джинсах и сильно косили под хиппи. Квентин Тарантино на триумфальную премьеру "Криминального чтива" пришел в потрепанной тишотке, что не помешало ему взять Золотую пальмовую ветвь. Зато Ким Новак, несмотря на 35-градусную жару, мужественно прошла весь путь от отеля до фестивального дворца в шикарном меховом манто. А в исторический майский день 1988 года по красной лестнице, прижимая к себе розового медвежонка, величественно поднялась член итальянского парламента знаменитая Чиччолина. На ней шуршало сногсшибательное вечернее платье. Правда, абсолютно прозрачное, и все могли видеть, что под элегантным вечерним платьем королева стриптиза безукоризненно голая. Был также счастливый миг, когда старлетка Симона Сильва прямо на красной дорожке сбросила лифчик. Его быстро водрузил на место актер Роберт Мичем, но старлетка, так и не сыграв ни одной роли, уже вошла в историю фестиваля - и, стало быть, историю кино.


Канн сентиментален и любит мелодрамы. Из поколения в поколение передаются истории о том, как на вилле Ла Коломб познакомились и полюбили друг друга Ив Монтан и Симона Синьоре. И как одна из самых ярких звезд Голливуда Грейс Келли, приехав на фестиваль, заглянула в Монако в гости к князю Ренье III и осталась там навсегда. И как в 1954 году на Круазетт появился никому не известный молодой денди, который сражал красотой всех фланирующих по набережной знатоков. Кто бы это мог быть, - перешептывались знатоки. Вскоре они о нем узнали - это был Омар Шариф.


Канн заносчив и любит ставить рекорды. Именно здесь Мерил Стрип за один только день ухитрилась дать 48 интервью. Именно в Каннском Дворце один из фестивалей открыла самая экстравагантная пара в истории - 14-летняя актриса Шарлотта Гейнсбур и 94-летний Шарль Ванель, тогда еще живая легенда французского кино, исполнитель роли незабвенного Дьяболика. Именно здесь на ужине у министра культуры в 1989 году оперная дива Барбара Хендрикс спела свой самый уникальный дуэт с Ивом Монтаном - это были "Опавшие листья". А в 1969 году 78-летний пианист Артур Рубинштейн поразил завсегдатаев молодым энтузиазмом, с которым он бегал на все просмотры. А в 1966-м вся Круазетт распевала "Шабадабада" из "Мужчины и женщины" и мелодию Лары из "Доктора Живаго". Каприз звезды - для Канна святое, и в 1970-м по одной только просьбе Роми Шнайдер все оркестры всех ночных клубов города всю ночь играли только вальсы Штрауса и Легара...


У Канна глаза на мокром месте всегда. Здесь плачут повсеместно и по любому поводу. Плакала Моника Витти, когда публика обшикала "Приключение" Антониони. Плакал Такеши Китано, когда публика приветствовала его стоя. Рыдала и не могла сказать ни слова Эмилия Декен, получая приз за лучшую женскую роль в фильме "Розетта".


Канн смешлив и любит вспоминать, как Роберто Бениньи после бешеного успеха его фильма "Жизнь прекрасна" завопил зрителям: "Я вас всех люблю и целую в рот". Или как под свист публики Золотую пальмовую ветвь получал Морис Пиала, режиссер фильма "Под солнцем сатаны". "Вы мне тоже не нравитесь", - парировал освистанный лауреат, высоко поднимая приз.


Вообще, так называемые каннские триумфы - тоже не более чем порождение легенд. Публика орала от восторга на фильме "Все о маме" Альмодовара - а главный приз взяла та же "Розетта", прошедшая при недоуменном молчании зала. Легендарный ныне триумф Тарантино в Канне - тоже сделан гораздо позже. А на премьере картины был настоящий скандал. Только-только великая Жанна Моро в монументальном золотом платье, согласно ритуалу, торжественно вопросила: "Мистер президент, кто получил главный приз фестиваля?". И только-только президент жюри Клинт Иствуд, главный ковбой американского кино, поднялся с видом знающего урок ученика и провозгласил: "Квентин Тарантино за фильм "Криминальное чтиво"!". И только-только счастливый призер поднялся на сцену, и только неуверенно вспорхнули аплодисменты, как с балкона громко и четко сказали: "Американское дерьмо!". И стали, скандируя, заводить зал: "Ми-хал-ков! Ми-хал-ков!" (в конкурсе одновременно с "Чтивом" участвовали "Утомленные солнцем"). Вот такой триумф.


Каннская политика


Канн не только не чужд политики - он заядлый политикан.


 После войны, когда мир только налаживался и было страшно его разладить, Канн не допускал к своим экранам фильмы, которые могли как-нибудь уязвить хоть одну из стран. А в 1959 году в конкурс не был допущен фильм Алена Рене "Хиросима, моя любовь" - чтобы не обидеть американцев.


В 1968 году, когда шум студенческих волнений из Парижа донесся до Лазурного берега, лично Франсуа Трюффо крепко вцепился в занавес Дворца фестивалей, чтобы не допустить показа очередного фильма - тогда не повезло Карлосу Сауре с его "Мятным коктейлем". Члены жюри в знак солидарности с борющимися студентами сложили полномочия, фестиваль был прерван. Зато на следующий год политические события этого горячего лета буквально затопили каннские экраны - призы были присуждены фильмам, агитирующим против греческой хунты ("Z"), кинодрамам о протестующих студентах ("Если"), об ущемленных пролетариях ("Одален 31") и о восставших крестьянах ("Антонио дас Мортис").


Когда вошел в моду Китай - всем было ясно, что китайское кино обречено на призы. Когда Канн счел необходимым расшаркаться перед обиженными американцами - на призы были обречены американские фильмы. Когда пришла пора вспомнить о национальной гордости французов - всем уже на старте фестиваля было ясно, что приз возьмет "Королева Марго". Да и скандальный фестиваль 1999 года, по сути, отвесил поклон "перспективным экспериментам, ведущим в кинематограф XXI века". Правда, сделал это слишком неуклюже.


Возле Дворца постоянно бродят с агитщитами разнообразные "святые братья", напоминая о близком конце света. Раздают листовки корейские кинематографисты, протестуя против засилья американской культуры. В 1972-м жуткий крик подняли феминистки, протестуя против афиши фильма Феллини "Рим", где была изображена легендарная волчица, кормящая шестью сосками волчат. А в 1975-м во Дворце нашли бомбу - ее подложила неведомая организация "Народной борьбы против извращений гуманности". Бомбу обезвредили, про организацию больше никто не слышал. Бомбой начался и фестиваль 1999 года - она была заложена на одной из городских магистралей, и ее тоже вовремя застукали.


В 1980 году демонстрация фильма Тарковского "Сталкер" была прервана из-за бастующих электриков. А в 1983-м все проходы во Дворец были перекрыты студентами медицинских вузов, требующими нормальных стипендий. Самый смешной скандал с политическим уклоном прогремел в 1973, когда на фестивале был показан фильм Марко Феррери "Большая жратва". На экране преуспевающие буржуа обожрались до смерти, каннская публика углядела в этом бестактный намек и была крайне шокирована.


Каннские подмостки


Но все это - для попавших в залы или хотя бы в кулуары фестиваля. На долю фанов остаются зрелища попроще: демократический театр набережной Круазетт, где нон-стопом работают бродячие музыканты, клоуны и кукольники. И есть еще живые статуи. Попробуйте постоять неподвижно на солнцепеке от восхода до заката в облитом золотой краской сюртуке и густо загримированным под бронзу с патиной - и вы поймете, что это самый трудный хлеб из всех здесь возможных.


Время от времени толпы развлекают набеги старлеток, охотно дающих себя фотографировать всем желающим. И отблески проходящего где-то в окрестностях Канна фестиваля порнокино "Хот д'Ор" - шоколадные от загара красотки с осиной талией и пневматическим бюстом потрясают зевак объемами и приятной раскованностью.


А вообще здесь симпатичный мир. Здесь не боролись за чистоту крови. И возникли люди дивной красоты, энергии и жизнелюбия. Здесь не сражались за чистоту идеи - и расцвели все возможные идеи, веры и ориентации, стало интересно. Здесь не требовали тотального единства - и все поняли, что нужно просто быть самим собой. Толстяк рад тому, что он толстяк, бродяга высоко держит голову, лысый доводит блеск черепа до совершенства, женщина в инвалидной коляске улыбается солнцу и встречным.


И всем, кажется, хорошо. И поводы для праздника не кончаются. Вот открылся кинофестиваль, за ним пойдет "Формула-1", без перерыва. Один праздник празднуешь, второй уже готов, а третий мерещится. Как в сказке.

Текст: Валерий Кичин

Российская газета

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе