Тем не менее эта группа (сначала G6, затем G7, а после включения в нее России G8) существует уже четвертый десяток лет и выглядит пока что привычной частью мировой политической архитектуры.

Какими-либо судьбоносными решениями деятельность G6 — G8 отмечена не была. Но этого и не требовалось. Реальный смысл существования этой группы — быть элитным клубом, то есть служить источником самоуважения допущенных внутрь и предметом зависти всех прочих.

Сформулированный в 1970-е годы принцип включения державы в этот клуб был прост: наличие свободной рыночной экономики большого размера и одновременно демократического режима западного типа (к каковому соглашалась относить себя и Япония).

На тот момент рынок и свобода шли рука об руку, благодаря чему тогдашняя G7 была не просто альянсом деловых партнеров, но также (по крайней мере в теории) объединением единомышленников и друзей, говорящих друг с другом на одном политическом и экономическом языке.

Рождение новой России, руководство которой на первых порах провозглашало целью превращение нашей страны в одного из лидеров Запада и настойчиво добивалось признания этой перспективы со стороны прочих корифеев западного мира, привело к поэтапному принятию ее в элитный державный клуб.

Полное превращение «семерки» в «восьмерку» завершилось уже при Путине, когда об общем языке, целях и дружбе рассуждать всерьез явно не приходилось. Но, несмотря на это, а скорее, даже именно поэтому, ценность участия в G8 для официальной Москвы очень выросла.

Ведь это был сертификат великодержавности, которым удобно было щеголять перед «недопущенными» странами с экономикой, не меньшей, чем у нас (как у Бразилии), или даже гораздо большей (как у Китая).

В 2006-м российское влияние в «большой восьмерке» достигло высшей точки: Владимир Путин, тогда президент, в порядке очереди стал ее председателем. Но спад после этого взлета был уже неизбежен.

Прочие участники G8, авансом принимая Россию в свое сообщество, имели в виду совершенно не то, что получили, и все активнее обдумывали способ, как бы без лишнего шума от нее избавиться. Процесс, вероятно, затянулся бы надолго, но грянул кризис и заново расставил все акценты.

Политически не совместимая с собратьями по «восьмерке», докризисная Россия была все-таки сопоставима с большинством из них по формальным размерам экономики и воспринималась как растущий хозяйственный партнер. Прошедший год рассеял эту иллюзию.

Среди двух десятков стран с большой или средней экономикой Россия прошла через кризис хуже всех, обнаружив стопроцентную свою зависимость от состояния рынка энергоносителей. Падения и взлеты мировых цен на нефть, и только они, полностью определяли и курс рубля, и размеры российского экспорта, и возможности импорта.

В 2008-м российский экспорт ($472 млрд) составлял около 3% мирового и в три с лишним раза уступал немецкому, тогда первому в мире. А в 2009-м наш экспорт уменьшился в полтора с лишним раза (до $303 млрд при доле в мировом экспорте чуть выше 2%) и был уже вчетверо меньше как китайского, так и немецкого, которые примерно сравнялись друг с другом. Не меньше упал за год и российский импорт (по предварительной оценке, с $292 млрд до $193 млрд), по размерам которого мы находимся сегодня где-то в середине второй десятки стран.

Размеры российского внутреннего рынка сегодня не настолько велики, чтобы считаться с нами как с перворазрядным покупателем западных и восточных товаров. Мы для них рынок средней величины, емкость которого колеблется вместе с нефтедоходами и в реальности довольно слабо зависит от хозяйственной жестикуляции властей вроде недавнего запрета ввозить американскую курятину.

Производство собственных товаров за годы нефтяного бума и сверхтвердого рубля у нас деградировало или было сознательно удушено, поэтому половину потребительских товаров с запретами или без таковых, но придется и впредь ввозить из-за границы.

Пребывание нашей страны в главном мировом экономическом клубе при отсутствии в нем Китая утратило всякую логику: дело даже не в том, что китайская экономика гораздо сильнее нашей, а в том, что и масштабы, и активность участия Китая в мировых экономических делах совершенно не сопоставимы с российскими.

Китай не просто во много раз больше продает и покупает. В отличие от наших китайские власти еще и реально влияют на то, сколько и чего покупать и продавать, и их решения отзываются во всех главных мировых экономиках начиная с американской. Поэтому с ними есть о чем поговорить.

Мало кого на Западе волнует курс рубля, но зато всех волнует курс юаня. Не слишком там озабочены и динамикой наших валютных резервов. Хотя они весьма велики, но обхождение с ними российских экономических властей подчинено мировой финансовой конъюнктуре. А вот китайские экономические власти сами определяют эту мировую конъюнктуру, опираясь на впятеро большие, чем у нас, валютные запасы.

Есть и еще несколько держав, пусть и не таких экономически грозных, как Китай, но с хозяйством большего или такого же размера, как наше, и притом гораздо лучше переносящих кризис, — как Индия или Бразилия. Их голос в мировых делах просто не может звучать тише российского.

Разумеется, у Москвы тоже есть козыри. Точнее, один козырь — вышеупомянутый экспорт нефти и газа. Но идея «энергетической сверхдержавы» не просто тупиковая. Она еще и миф. Десятая доля в мировом экспорте нефти — это много, но очень далеко до контрольного пакета.

По предварительным итогам 2009-го, Россия даже и не первый, а, скорее всего, второй в мире продавец нефти после Саудовской Аравии, хотя в отдельные месяцы и опережала ее. Вот с кем мы сегодня соперничаем действительно на равных.

Но ведь надо еще прибавить сюда целую обойму прочих грандов нефтяного экспорта, каждый из которых по отдельности уступает нам и саудовцам по продажам нефти лишь в два — два с половиной раза: Иран, Объединенные Арабские Эмираты, Кувейт, Норвегию, Нигерию, Венесуэлу. Вот та «восьмерка», внутри которой вес нашей страны не вызывает никаких сомнений.

Что же касается «большой восьмерки» прежнего образца, то запланированная на лето ее встреча в Канаде на уровне глав государств, вполне возможно, будет фактически растворена в созываемом там же и в те же сроки саммите «большой двадцатки».

А по конкретным вопросам станут совещаться в более узких составах, приглашая к участию Китай и прочие восходящие державы чаще, чем Россию.

Если что-то подобное случится, то официальная Москва будет простодушно жалеть о символическом понижении державного статуса. Хотя жалеть надо вовсе не о символах, а об упущенных гигантских возможностях.

Газета.RU