Разменная Палестина

На палестино-израильском фронте оживление — общие перемены в регионе докатились и до этого вечного конфликта. Сначала ХАМАС и ФАТХ, две непримиримые фракции внутри Палестины, при посредничестве Каира договорились о воссоединении. Потом Барак Обама порадовал арабский мир новым призывом к сотрудничеству и обновлению, попутно заявив о необходимости восстановить израильские границы 1967 года. Почти сразу, выступая перед наиболее влиятельной еврейской организацией Америки, он практически дезавуировал собственное заявление. На фоне этих захватывающих событий произошел визит двух палестинских делегаций в Москву, где они в присутствии российского министра Сергея Лаврова развили успех примирения.
Значит ли все это, что поезд ближневосточного урегулирования после длительно остановки вновь двинулся к станции назначения? Едва ли, хотя ситуация меняется.

С момента окончания «холодной войны», когда деление региона на зоны влияния двух сверхдержав утратило актуальность, урегулирование конфликта между Израилем и палестинцами считается ключом ко всей ближневосточной политике. Все президенты США 1990-х и 2000-х годов объявляли решение этого спора важнейшим приоритетом. Билл Клинтон проявлял большую активность, чтобы принудить обе стороны — в ту пору левое правительство Израиля и Ясира Арафата — к уступкам. При Джордже Буше ставка была сделана на изменение всей операционной среды. Предпосылкой решения считалась демократизация всего Ближнего Востока. Такой подход устраивал израильских правых, поскольку ставил масштабную цель, отодвигая на второй план бесконечную рутину с поселениями, границами, статусом территорий и пр. Иными словами, уводил от темы конкретных уступок, к которым израильское общество по мере продолжения «мирного процесса» демонстрировало все меньше готовности.

Поход Буша за демократией закончился для региона плачевно: Соединенные Штаты увязли в Ираке, а легитимным правительством Палестины стало движение ХАМАС. На фоне этих «достижений» администрация под конец срока безрезультатно попыталась реанимировать классические подходы к урегулированию. Вообще приходится признать, что чем больше американское правительство прилагало усилий по разрешению конфликта, тем хуже становилась ситуация.

И при Клинтоне, и при Буше мизансцена разыгрывалась в сопровождении вокально-инструментальной партии «мирового сообщества». В лице Евросоюза, ООН и примкнувшей к ним России (в последние годы вся компания получила собирательное название «квартет») оно приветствовало все хорошее и осуждало все плохое.

Барак Обама также начал президентство с заявлений о том, что намерен вдохнуть жизнь в ближневосточный мирный процесс. Учитывая, что дипломатию в его администрации во многом курируют «люди 90-х», можно было ожидать возвращения к клинтоновской повестке дня. Однако на деле стало происходить нечто отличное и от клинтоновской, и от бушевской линии.

Для нынешнего президента США и ряда его советников (за которыми угадывается авторитет Збигнева Бжезинского с его довольно критическим отношением к Израилю) ближневосточный конфликт важен не сам по себе, а как средство кардинально изменить позиционирование Америки в регионе и мире в пользу более сбалансированного и гибкого подхода.

События в Северной Африке зимой и весной 2011 года, когда там начала пробуждаться столь вожделенная Бушем демократия (правда, совершенно не так, как он предполагал), только подчеркнули насущную необходимость переориентации. Проще говоря, чем выше значимость арабского мира, который пришел в движение и если не качественно перерождается, то как минимум серьезно перегруппируется, тем более сковывающим элементом оказывается для Вашингтона принцип «Израиль прежде всего».

В прошлом году Обама уже пытался скорректировать курс в отношении Израиля и заставить его отказаться от строительства поселений. Встретив сопротивление, он отступил. Сейчас вновь произошло нечто похожее. Но, скорее всего, давление на Израиль будет продолжаться, причем вне зависимости от того, кто занимает Белый дом. (Сейчас израильское руководство уповает на то, что Обама в конце концов уйдет и его место займет президент, понимающий эксклюзивность отношений.)

Процесс перемен в арабском мире ведет к тому, что властям государств, какая бы форма правления там ни возобладала, придется прислушиваться к мнению «улицы». Нынешние события окрашены не в исламские и не в панарабские, а в националистические тона, протестующие требуют обновления своих государств, погрузившихся в стагнацию. Это означает и более самоуверенную внешнюю политику, которая в большей степени отражает настроения арабских масс. Отчасти можно говорить о возвращении к духу полувековой давности — эпохи национального возрождения после деколонизации. Но тогда воспрянувшие государства быстро разобрали «покровители» — СССР и США. Сейчас крупные игроки не в состоянии («уже», как Америка, Россия, Европа, либо «еще», как Китай) «оседлать» изменения. Так что роль самих стран региона в определении его политической геометрии возрастет.

Это уже заметно. Например, в резко возросшем влиянии Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива. (После вступления Иордании и Марокко, не стран залива, он превращается из просто региональной организации еще и в идеологический клуб наиболее консервативных монархий.) И в активности Египта по палестинскому примирению. И в том, что именно позиция Лиги арабских государств стала решающей для начала войны против Каддафи. Тенденция будет усугубляться.

Это означает, во-первых, эрозию роли внешних сил.

Дружная поддержка «квартетом» попыток Обамы нажать на Израиль больше похожа на стремление вспрыгнуть в уходящий поезд, чем на проявление политической воли.

Тем более что сам Обама сразу сдал назад. Совершенно не обязательно, что региональным игрокам удастся добиться большего, чем нерегиональным, но ясно это станет уже на следующем витке. А «мирный процесс», каким его придумали в первой половине 1990-х, скорее всего, обречен на окончательное затухание.

Во-вторых, арабское пробуждение создает новую среду для соседних средних держав, значение которых тоже очевидно возрастает уже несколько лет, — Турции и Ирана. Если Тегеран все больше превращается в общий для всего суннитского мира жупел, то Анкара, которая пристраивалась к роли «всеобщего» друга и универсального посредника, может потеряться на фоне, например, стремящегося к новому статусу Каира.

Для Соединенных Штатов это означает, что им в перспективе придется перестраивать всю свою ближневосточную конструкцию, которая должна поддерживать разнообразные интересы — геополитические, стратегические, энергетические. Одним из этих интересов — крайне важным — всегда было обеспечение безопасности Израиля. Никто — ни внутри США, ни в самом Израиле — не позволит полностью забыть или отбросить эту тему. Но всегда принципиальна иерархия приоритетов. И если раньше Израиль неизменно находился в ее верхушке, то в дальнейшем он может постепенно начать соскальзывать вниз. Впрочем,

фундаментальные сдвиги в регионе, где, по сути, ничего не менялось с той самой деколонизации, в принципе способны настолько изменить всю геополитическую палитру, что палестино-израильское урегулирование, долго находившееся в центре всеобщего внимания, окажется лишь одним из, причем не самым главным, очагов напряженности на Ближнем Востоке.

А на смену нынешней системе отношений придут совершенно неожиданные альянсы. Например, интересы Израиля и Саудовской Аравии объективно совпадают по целому ряду вопросов. И тогда палестинцы снова будут разменной картой, но уже в совсем другой игре.

Федор Лукьянов

Газета.RU
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе