Тегеранские реалисты ("The National Interest", США)

Сейчас на международной арене важное место занимает иранская проблема. Она намного шире и сложнее, чем может показаться, и не сводится к стремлению Тегерана обзавестись ядерной бомбой. Иран обвиняют в том, что он служит источником региональной нестабильности и питает далеко идущие геополитические амбиции. Хотя сегодняшний Тегеран явно готов играть в геополитические игры, он в первую очередь остается региональной державой, присутствие которой особенно заметно на Ближнем Востоке, в Средней Азии и на Южном Кавказе.

В том, как себя ведет Иран на Кавказе, можно увидеть противоречивое сочетание прагматичной реальной политики и жестких идеологических подходов. При этом здесь, в отличие от других регионов, реалистические элементы видны, несмотря на религиозную природу Исламской Республики, намного отчетливее.

Мотивы Ирана


Иранцы до сих пор трагически воспринимают потерю огромных территорий, некогда принадлежавших Персидской Империи - Северного Азербайджана, Восточной Армении и Южного Дагестана. Многие иранские эксперты видят предпосылки нынешней кавказской нестабильности в историческом поражении, которое потерпела Персия в 18 и 19 веках. В связи с этим иранскую политику на Кавказе отличают следующие приоритеты.


Во-первых, Тегерану крайне не нравится присутствие в регионе любых нерегиональных игроков. Иран считает кавказские дела законной прерогативой стран региона (Грузии, Азербайджана и Армении), а также трех больших региональных игроков (Ирана, Турции и России).


Это отчасти объясняет то упорство, которое Иран проявляет, например, когда речь идет о проблеме Нагорного Карабаха – спорной территории на границе между Арменией и Азербайджаном. В данном вопросе Тегеран выработал собственные альтернативы руководящим «Мадридским принципам», которые он не обнародует, но которые, тем не менее, служат важной частью его внешнеполитического дискурса. Они показывают, что Иран не заинтересован в любом решении конфликта, которое будет подразумевать присутствие международных миротворческих сил (под любым флагом). Особенно недоволен Тегеран растущим проникновением Израиля на Кавказ. Он пытается перенести на кавказскую арену свои ближневосточные разногласия с Тель-Авивом.


Во-вторых, Тегеран выступает за сохранение статус-кво на Южном Кавказе. При всем своем враждебном отношении к нерегиональным игрокам, особенно западным, в своих подходах к этнополитическим конфликтам в Грузии Тегеран выступает в качестве оппонента Москвы. Исламская Республика не готова признать независимость Абхазии и Южной Осетии. Как многонациональная страна, в которой живут миллионы азербайджанцев, Иран не заинтересован в том, чтобы создавать прецеденты, усиливающие позиции этносепаратистов.


В-третьих, строя двусторонние отношения с кавказскими государствами, Иран предпочитает полагаться на национальный эгоизм, а не на религиозную догму. Следует заметить, что номинально большинство населения Азербайджана составляют мусульмане-шииты, однако религиозная солидарность не играет большой роли в иранско-азербайджанских отношениях. Азербайджанские официальные лица регулярно критикуют Иран за поддержку исламистов в Азербайджане. Между тем иранское духовенство (ключевая политическая сила в Исламской Республике) претендует на духовное лидерство для всех шиитов в мире, независимо от страны проживания. Дополнительную напряженность в отношениях между двумя странами создает вопрос о Южном (иранском) Азербайджане. Азербайджанский президент время от времени высказывает претензии на то, чтобы быть лидером всех азербайджанцев, а в столице Азербайджана Баку проводятся всемирные азербайджанские конгрессы. У Тегерана это вызывает недовольство.


Кроме того, не стоит забывать про вопрос о статусе Каспийского моря, в котором позиции Баку и Тегерана сильно расходятся. Тем не менее, после распада Советского Союза, отношения между Ираном и Азербайджаном переживали не только трудные и кризисные моменты, но и периоды оттепели. В этом марте, после череды шпионских скандалов, министры обороны двух стран провели встречу, на которой обсудили возможности совместной подготовки войск.


В свою очередь отношения между Арменией и Ираном развивались в постсоветский период исключительно успешно. Религиозный фактор не играл в них определяющей роли. Возможно, это направление иранской внешней политики следует считать наиболее чистым примером прагматизма. Христианская Армения стала важным партнером для Исламской Республики, заинтересованной в поиске противовесов растущей мощи Турции. В то время как два протокола о нормализации отношений, подписанные Анкарой и Ереваном в Цюрихе, не привели к реальным результатам, Иран работает над энергетическими и транспортными проектами, задача которых – уменьшить геополитическую изоляцию Армении.


Даже Грузия, несмотря на свою пронатовскую внешнюю политику и на радикальный антиамериканизм Ирана, заинтересована в поддержании хороших отношений с Тегераном. С 2010 года двусторонние связи между Грузией и Ираном серьезно укрепились. Страны взаимно отказались от визового режима, в Батуми было открыто иранское консульство, вновь начали осуществляться прямые авиаперелеты Тегеран-Тбилиси. Однако важнее всего то, что грузинский политический класс явно осознает необходимость партнерства с Тегераном.


Не только Кавказ


Разумеется, российско-иранские отношения не ограничиваются кавказским контекстом, хотя этот регион крайне важен для их динамики. За парадным фасадом отношений Москвы и Тегерана скрывается множество скрытых противоречий. Глядя в будущее, Тегеран опасается, что если от Российской Федерации отколются северокавказские республики, в регионе начнет господствовать Турция – исторический противник Ирана.


Интересно, что во время двух войн в Чечне, которые вела Россия, Тегеран усиленно подчеркивал, что он не поддерживает исламских сепаратистов, невзирая даже на то, что во время второй Чеченской войны Иран председательствовал в Организации Исламская конференция. С другой стороны, необходимо помнить об активной поддержке, которую Тегеран оказывает различным исламистским организациям («Хезболле», ХАМАСу, «Монафегин»), рассматривающим кавказских исламистов как союзников. Таким образом, здесь мы видим противоречие. Официально Иран не вмешивается во внутренние дела России на Северном Кавказе, однако он поддерживает исламских радикалов, сочувствующих кавказским исламистам.


Кавказ – не единственный повод для напряженности между Турцией и Ираном. Хотя в последние годы Турция старается радикальным образом изменить свою роль на Кавказе и на Ближнем Востоке, и эти перемены уменьшили трения между Анкарой и Тегераном, однако до полного доверия между двумя странами еще далеко. В своей «Кавказской платформе», предложенной после российско-грузинской войны 2008 года, Турция проигнорировала Иран, оставив его за пределами «кавказской зоны безопасности». Между тем в свою систему безопасности «3+3» Тегеран Анкару включил.


Политика Ирана на Кавказе остается двойственной. Его громкая революционная риторика не совсем соответствует предпринимаемым им шагам, для которых характерен внешнеполитический реализм. Конечно, забывать об антисемитской и антиамериканской риторике Тегерана нельзя, но на Кавказе иранцы неоднократно доказали, что они умеют вести прагматичную геополитическую игру.


Сергей Маркедонов – приглашенный научный сотрудник программы «Россия и Евразия» Центра стратегических и международных исследований.

ИноСМИ

Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе