Любопытно посмотреть, имел ли экономический «вашингтонский консенсус» свою политическую проекцию, можно ли было сформулировать некий набор принципов, которым руководствовались политики в Вашингтоне, когда они что-то хвалили и что-то осуждали, наблюдая политические преобразования в той или иной стране. На самом деле, сделать это будет сложно или почти невозможно: в отличие от экономической политики, в политике государственной принципиально большее значение имеют пресловутые «двойные стандарты». А это значит, что в определенных ситуациях полезно поддержать независимость бунтующих регионов, а в других ситуациях выгодно настаивать на территориальной целостности, в одних случаях позволительно закрыть глаза на создание страной ядерного потенциала, а в других – начать мощнейшую кампанию по недопущению включения данного государства в клуб ядерных держав. И, по всей видимости, «вашингтонский консенсус» пришел к кризису даже не потому, что оказался экономически бесперспективен, а потому что никто никогда не отваживался выработать аналогичный консенсус в области государственного строительства и межгосударственного взаимодействия. 

Трезвые политики очень быстро согласились на том, что единых правил нет и быть не может, что подход ведущих держав к политическим процессам всегда будет эгоистичен и конъюнктурен. Ни Китай, ни Европа, ни Латинская Америка, ни Соединенные Штаты – ни одна из этих великих цивилизаций не была готова согласиться на выработку согласованного политического подхода. В каком-то смысле исключением из общего правила стала Россия, которая устами президента Дмитрия Медведева заявила о готовности начать вместе с Европой процесс перезаключения Договора о европейской безопасности для воссоздания в отдаленном будущем пространства единых правовых норм – от Ванкувера до Владивостока. Хотя бы на просторах глобального Севера должен был действовать единый правовой стандарт, на эти пределы должен был распространяться новый политический консенсус. 

Инициатива Медведева, условно говоря, своего рода программа Московского консенсуса, пока остается на уровне проекта. Однако окончательный провал бушистской «глобальной демократизации» в Афганистане показывает, что у этого проекта есть будущее. Прежде чем говорить о том, что единым политическим стандартом должна быть демократия, нужно за шаг до этого договориться о том, что таковой единый стандарт – каким бы он ни был – необходим и возможен. Если не на пространстве от Ванкувера до Владивостока, то хотя бы — от Урала до Атлантики. Нельзя добиться единой согласованной политики в мире, в котором дискредитирована сама идея «единства». 
* * * 
Если бы глобального финансово-экономического кризиса 2008-2009 гг. не было, США, наверное, следовало бы его выдумать. Ибо кризис предоставляет крайне выгодную возможность руководству США перестроить пришедшую в негодность после правления Джорджа Буша-младшего архитектуру международной безопасности (и воспользуется ли этим шансом администрация Барака Обамы – другой вопрос). 

Поисками идеологического обоснования политического господства Америки и экономического преобладания неолиберализма занимались не только прямолинейные неоконсерваторы со своим «Проектом за новый американский век», но и более «гибкие» сторонники этой же самой идеи американского господства. Последние тиражировали «Лиги демократий» и другие концепции американского господства в стиле принципата Августа – «первые среди равных» (демократий) – в конце концов, и «Проект за новый американский век» переформатировался в «Инициативу внешней политики», проповедующую аккурат то же самое. 

Вполне очевидно, что, несмотря на преобладающее доминирование США на мировой арене и господство неолиберальной экономической модели, получить признание идея «американского принципата» всеобщего консенсуса не может просто по определению. И сложно не предположить, что в Вашингтоне, как и в Париже, Москве или Пекине, прекрасно отдают себе в этом отчет. И что руководители этих стран пытались найти какие-то более приемлемые формы для всемирного консенсуса. 

Можно даже выдвинуть версию, что странная история с появлением, бурным ростом и внезапным исчезновением антиглобализма была как раз формой поиска подобного консенсуса на более социально приемлемой основе, чем неолиберализм. И было подготовлено и теоретическое оформление этого консенсуса – трудами Мануэля Кастельса об «информационном обществе», например. Но в начале нулевых годов этот проект, очевидно, был признан слишком революционным и впоследствии дезавуирован. 
* * * 
Сейчас элиты как западных, так и незападных стран получают карт-бланш на серьезные структурные изменения политического порядка. Глобальный кризис 2008-2009 гг. предоставляет политикам ведущих мировых держав уникальную возможность трансформировать систему международных отношений – выстроить новый, гораздо более приемлемый консенсус всемирного политического управления. Страны-контрагенты США имеют возможность настаивать на переформатировании дискредитированной, сложившейся после распада СССР, системы без излишнего ущерба для чести политического Вашингтона, в котором уже существует консенсус о неприятии методов и рецептов предшественника Барака Обамы. 

Великая Депрессия когда-то предоставила администрации Франклина Делано Рузвельта огромный кредит доверия на реформирование Америки. Предотвращение подобного развития событий в глобальных масштабах дает кредит доверия руководству США, России, ЕС, Китая, странам «третьего мира» на заключение де-факто «мирного договора» о новых принципах функционирования международного– действительно постамериканского сообщества. 

На самом деле, вероятно, не следует даже увлекаться перечнем пунктов, любимым делом американских стратегов и аналитиков, от Вудро Вильсона до Джона Вильямсона, хорошо бы взять один пункт политической повестки – тот же сюжет с нерушимостью границ и договориться о том, что в отношении него в конкретных случаях не будет разночтений. Что участники мирового политического процесса сходятся в общей кантианской устремленности к универсальности морально-политической предписаний и по крайней мере в одном пункте их слова не расходятся с делом.

Борис Межуев, Никита Куркин 

Russian Journal