«С Богом, орлы-казаки, гетманы, вертухаи…»

Стихотворение Бродского «На независимость Украины» находит адресатов
Нынешние реалии — сплошная отсылка к стихотворению Иосифа Бродского «На независимость Украины».
Совсем недавно в публичный доступ было выложено видео 1992 года: «отрывок из видеозаписи вечера Бродского в зале пало-альтовского Еврейского центра 30 октября 1992 года, где он читает «На независимость Украины» в присутствии почти тысячи слушателей. Читатели Бродского уже давно не сомневались в авторстве. Но теперь появилось и наглядное подтверждение — для самых недоверчивых.

Сегодня стихотворение, в нескольких его редакциях, обильно цитируется. Вот и во время «прямой линии» с президентом Путиным, задавая вопрос об Украине, Сергей Шаргунов ссылался на строки из этого резонансного поэтического послания.

К сожалению, Украина — естественным путем и с помощью импортных стимуляторов — дозрела до полного сходства с тем лирическим геополитическим пейзажем, который более двадцати лет назад виделся Бродскому. Долгое время стихотворение «На независимость Украины» ходило в сомнительных списках — искаженных расшифровках аудиозаписи выступления. Было плохо услышано и дурно понято. Часто обрастало нелепыми трактовками. Нередко сопровождалось политкорректными оговорками или стыдливыми фигурами умолчания и российских, и американских почитателей Бродского. Удостаивалось также отборной ругани украинского интерпретатора.

Важную текстологическую работу проделал Лев Лосев в «Опыте литературной биографии» Бродского (серия «ЖЗЛ»). Например, внес ясность в такие строки: «Плюнуть, что ли, в Днипро: может, он вспять покатит, / брезгуя гордо нами, как скорый, битком набитый / отвернутыми углами и вековой обидой». В некоторых списках вместо «как скорый» затесалось «оскомой», вместо «отвернутыми» — «отвергнутыми». Лев Лосев давал расшифровку словосочетания «отвернутые углы», позаимствованного из воровского арго: украденные чемоданы. На видео автор читает: «кожаными углами». В любом случае, речь идет о чемоданах (спасибо исследователю за наводку). И получается непроизвольная аллюзия на излюбленный лозунг нынешних победителей «революции гидности»: «Чемодан, вокзал, Россия!» Более того, «скорый, битком набитый отвернутыми углами», брезгующий теми, у кого эти чемоданы украдены, — как предвосхитил этот троп еще и сегодняшнее повальное мародерство «воинов света», мстящих за «вековую обиду»!

Пожалуй, наибольше вызвала негодование, недоумение, вопросы (в зависимости от географической и этнической принадлежности интерпретаторов, их политических и эстетических предпочтений) концовка стихотворения:

С Богом, орлы-казаки, гетманы, вертухаи…

Только когда придет и вам помирать, бугаи,

будете вы хрипеть, царапая край матраса,

строчки из Александра, а не брехню Тараса.

«С Богом, орлы-казаки, гетманы, вертухаи…» — это финальное обращение когда-то могло казаться поверхностным, предвзятым, оскорбительным. Но сегодня-то на Украине так естественно — рядиться в казаки и гетманы. А уж люди скольких профессий стремятся стать вертухаями — подумать страшно. Правозащитники, госчиновники, журналисты, писатели, активисты, не сговариваясь, вспомнили об охранительной функции и желают надзирать: за учителями, за интернетом, за кинопрокатом, за СМИ, за ветеранами, за искусством, за инакомыслящими, за люстрацией, за надзирателями…

Украинского читателя возмущала финальная строка. Кого-то она смущала. Ведь невозможно представить себе свидомого украинца, который на смертном одре станет вспоминать строчки из Пушкина. Возникал вопрос: кто же адресат послания Бродского? Лев Лосев пишет: «Стихотворение Бродского заканчивается предостережением о духовной смерти для тех, кто решил отколоться от «просвещенной части света», культурного материка, заложенного Петром и далее культивированного российскими (а не русскими или украинскими) писателями — от Пушкина и Гоголя до Бабеля и Булгакова».

Адресата финального обращения легко идентифицировать, если вспомнить тех русскоязычных граждан Украины, которые годами твердили: нет у нас никакой языковой проблемы, она надумана. Русской литературы в школах и вузах нет, русских школ всё меньше, — но проблемы тоже нет… Не было проблемы для русскоязычного писателя, исправно издающего книги, приезжающего в Москву за «Русской премией». А что в школах не осталось часов на «Капитанскую дочку» и «Героя нашего времени», на Тютчева и Фета — так это тоже не беда. Пусть Тютчев с Фетом выстраиваются в очередь за лауреатом «Русской премии»…

Понять логику этой русскоязычной интеллигенции мне помогли откровения режиссера Романа Балаяна. Пару лет назад он с удивительной непосредственностью заявил, что никакое двуязычие Украине не нужно, давно пора было все школы сделать украинскими… Отказаться от русской культуры ради спасения украинской требует от родителей русскоязычных детей тот человек, который сделал себе имя на русской классике — на чеховских «Каштанке» и «Поцелуе», на тургеневском «Бирюке»… Снимал свои фильмы на киевской киностудии имени А. Довженко, исключительно на русском языке. И вот теперь проявляется тот самый охранительный, вертухайский, порыв: не допустить поколение школьников, рожденных в независимой Украине, к изучению русской классики. Он, Балаян, всё от русской классики уже получил. А остальным — незачем тут…

«Царапая край матраса…» — это Бродский припечатал того русскоязычного интеллигента Украины, который в смутное время ограничивает свой культурный багаж концертами гастролеров Шендеровича и Макаревича, радеющими здесь и за русскую культуру, и за русскую словесность.

Этот «матрасник», вышедший из предпоследней строки стихотворения Бродского, — антипод того самого «ватника», которым гордо брезгует «прогрессивное человечество»… Одна известная журналистка предложила другой антоним к слову «ватник» — «хамон». Вот этого грядущего «Хамона» и предчувствовал Бродский. (Тест провести несложно. Те люди, для которых внезапное прощание с хамоном стало ужасом, и о стихотворении Бродского «На независимость Украины» говорят: «Это ужасно!»)

И, наконец, о «строчках из Александра» и «брехне Тараса»… Пушкин писал жене: «Бог велик; главное то, что я не хочу, чтоб могли меня подозревать в неблагодарности. Это хуже либерализма». Пожалуй, эта цитата «из Александра» не помешала бы на смертном одре никому из «бугаев», «матрасников», «хамонов». Можно вспомнить, как Жуковский и Брюллов посодействовали выкупу Шевченко из крепостной неволи… И лучше промолчать о том, как «благодарны» за это русской культуре потомки Тараса и примкнувший к ним Балаян…

Сергей Довлатов в «Марше одиноких» пишет:

«На меня очень сильно подействовал рассказ Тараса Шевченко, записанный в его дневнике. Рассказ такой:

«Шел я в декабре по набережной. Навстречу босяк. Дай, говорит, алтын. Я поленился расстегивать свитку. Бог, отвечаю, подаст. Иду дальше, слышу — плеск воды. Возвращаюсь бегом. Оказывается, нищий мой в проруби утопился. Люди собрались, пристава зовут... С того дня, — заканчивает Шевченко, — я всегда подаю любому нищему. А вдруг, думаю, он решил измерить на мне предел человеческой жестокости…».

А теперь сравним это шевченковское откровение, подействовавшее на Довлатова, с записью из дневника Блока, 1912 года (тоже «строчки из Александра»): «Сыроватая ночь, на Мойке против Новой Голландии вытянул за руку (вместе с каким-то молодым человеком) молодого матроса, который повис на парапете, собираясь топиться. Охал, потерял фуражку, проклинал какую-то «стерву». Во всяком случае, это мне чуть-чуть помогло». Несколькими записями ранее Александр Блок признавался, что у него «глаза заблестели и затуманились», когда он припомнил слова из стихотворения Иннокентия Анненского «Дальние руки». То есть сто лет назад отдавал себе отчет в том, что цитирует, может быть, лучшие стихи в русской любовной лирике. Таким образом, на одной книжной странице находим два свидетельства о важных чертах большого русского поэта — об эстетическом чутье и душевной отзывчивости. Блок думает о чужих стихах, о стихах недавно ушедшего старшего современника, самого не расслышанного из русских лириков (и тогда, и потом)… Блок спасает матроса, собравшегося топиться. Замечательно здесь: «это мне чуть-чуть помогло». То есть осознание того, что он кому-то помог, и не в одиночку…

Разница между Блоком, вытаскивающим матроса, и моделью поведения Шевченко, который «поленился расстегивать свитку», — та же, которую видит Бродский: между «строчками из Александра» и «брехней Тараса».

Фото: Иосиф Бродский, 1987 год/ Репродукция ТАСС
Автор
Андрей Дмитриев
Поделиться
Комментировать