Два 80-летия

Юбилеи погодков Б. Н. Ельцина (родился 1 февраля 1931 г.) и М. С. Горбачева (2 марта 1931 г.) многое могут символизировать в новейшей отечественной истории. В 1981 г. юбиляры праздновали полтинник, пребывая на партийной работе. Один в обкоме, другой в ЦК. Все бури еще за чертой горизонта. 60-летие героев приходится уже на самый пик взаимного противостояния — весну 91-го. 70-летие случилось в год кажущегося диалектического синтеза, когда с явлением В. В. Путина, который вдруг оживил Россию войной, надеждами, трудами, и М. С. Горбачев, и Б. Н. Ельцин смотрелись почтенными древностями, призванными символизировать общее преемство власти. Наконец, до 80-летия дожил только один из непримиримых соперников, и в марте оставшийся в одиночестве М. С. Горбачев собирается в лондонском Альберт-холле праздновать юбилей в обществе глобального бомонда.


Так в итоге разошлись судьбы двух секретарей. В России Б. Н. Ельцина более проклинают — даже и загробно, немногие продолжают почитать, но внешний мир про него решительно забыл. Уральский мужик и при жизни-то был не слишком любим и понимаем внешним миром — тем более зачем помнить о нем спустя десять с лишним лет после ухода от власти и через четыре года после смерти. Не то с президентом СССР — внешний мир ему по-прежнему признателен и, пожалуй, все еще любит, да и в России с Михаилом Сергеевичем произошел частичный реабилитанс. При сложившейся традиции валить на Б. Н. Ельцина все плохое, что довелось перенести — а довелось многое, — на баланс М. С. Горбачева записывается все хорошее и объявляется, что истинным освободителем был именно он, тогда как Б. Н. Ельцин никаких, собственно, новых свобод не давал, но только отнимал. То есть в рамках популярных ныне рейтингов и графиков индекс свободы при М. С. Горбачеве неуклонно возрастал, а при Б. Н. Ельцине столь же неуклонно снижался.

В случае с М. С. Горбачевым таковое возрастание действительно имело место. Объем государственного вмешательства сокращался, и весьма быстро, т. е. свобода от государства возрастала. Государство переставало вмешиваться в то, что гражданам читать и слушать, затем и в то, что гражданам дозволено говорить. В то, куда гражданам ездить (падение железного занавеса), в то, с кем совокупляться и какую валюту иметь. Статьи за валюту и за мужеложство, будучи вполне отмененными при Б. Н. Ельцине, практически заснули еще при М. С. Горбачеве. Смотрение сквозь пальцы на нарушение запретов, бывших безусловными еще со времен Ленина—Сталина — с последующей прямой отменой этих запретов, — это и было освобождение.

Отмены запретов желали все или почти все, воспринимая их как абсурдное наследие провалившейся коммунистической идеи, и методическое откручивание гаек вызывало большой энтузиазм — «Перун уж очень гадок! // Когда его спихнем, // Увидите, порядок // Какой мы заведем». Тем более что Перун был и вправду так себе.

А под благоустроенным обществом понималось такое, в котором Перуна спихнули и абсурдные запреты отсутствуют — остальное же приложится само собой. Различение между необходимыми и достаточными условиями вообще плохо дается роду людскому, а в эпоху надежд и энтузиазма дается еще хуже.

Строго судить тут вообще трудно, ибо, когда после семидесятилетнего lasciat’ ogni speranza* вдруг начинается материализация надежд, это производит сильнейшее электрическое действие, отшибающее всякие мысли о цене вопроса и о том, что будет дальше. Тем более что попервоначалу многие и думали, что дальше все будет хорошо. Сам М. С. Горбачев и его младотурки могли искренне исходить из того, что, коль скоро социалистический строй Западной Европы уживается с различными правами и свободами, отчего же и в СССР не ужиться с ними обновленному социализму. Опять же когда в «Письме к вождям» (1973 г.) Солженицын призывал: царите-де по-прежнему всевластно, но бросьте давящий груз мертвой идеологии, — вряд ли то была одна военная хитрость. Тогда вправду так думали, а старцев из Политбюро, страшившихся лавинообразного обвала, считали маразматиками в том числе и за это. Возможно, даже главным образом за это.

Другое дело, что в соответствии с учением старцев — к добру или к худу, это как кому угодно — обвал все-таки случился, система не вынесла откручивания гаек. После чего Б. Н. Ельцин столкнулся с неотложной необходимостью как-то расхлебывать освободительные результаты и М. С. Горбачева, и свои собственные. Не будем забывать, как в 1990–1991 гг. М. С. Горбачев, которого уже порастрясло, начал кричать: «Полегче, дуралей!», а Б. Н. Ельцин, в ту пору еще презиравший лень и негу, контрапунктически кричал: «Пошел, е... м...!»

Все это кончилось 25 декабря 1991 г. со спуском флага СССР над Кремлем и удалением М. С. Горбачева в частную жизнь. Отвинчивать, по большому счету, было больше нечего, и самым чувствительным образом в повестку дня встал прямо противоположный вопрос — какие бы гайки хоть как-то подзакрутить, чтобы хоть что-то работало. Валюта, налоги, границы, властные приказы. Тот минимальный уровень порядка, когда хотя бы на улице в открытую не грабят и не режут. Ведь если не говорить об абсолютных антисистемах типа режима красных кхмеров, самое дурное государство все-таки исполняет какие-то базовые функции контроля над территорией и поддержания простейшего порядка.

Тут же выяснилось — практически немедленно, судя по скорости отпадения от Б. Н. Ельцина прежних симпатизантов, — что откручивать (покуда есть что откручивать) легко и приятно, тогда как хоть что-то закручивать — в особенности не имея к тому почти никаких средств — и невыносимо тяжело, и не сильно способствует популярности. Это действия, с которыми в лучшем случае мирятся, но большого восторга такая черная работа ни у кого не вызывает.

Оттого Б. Н. Ельцин, которому довелось полной мерой расхлебывать издержки чужих и собственных деяний, ушел, сопровождаемый проклятиями, а М. С. Горбачев, которому расхлебывать не довелось ничего, по-прежнему пребывает в почетном звании человека, который изменил мир. Сегодня и ежедневно.

Максим Соколов

Эксперт
Поделиться
Комментировать

Популярное в разделе