Но в октябре 1917-го к власти пришли большевики. А весной 1918-го советское правительство переехало в Москву и начался раздел помещений в Кремле. Нарком просвещения Луначарский 19 марта 1918 года телеграфировал в Совнарком: "Согласно мнению художников, ученых, а также моих сотрудников и моему просил бы не обращать Кремлевский дворец в резиденцию правительства".

Петроградская Коллегия по охране памятников (до образования в Наркомпросе Отдела по делам музеев она распространяла свою деятельность на всю Россию. - "Известия") выступила тогда еще резче. В обращении к правительству коллегия призвала "к безотлагательному освобождению Московского Кремля от размещенных уже в нем учреждений": "Место пребывания правительства, как место наиболее интенсивной политической жизни, неизбежно влечет за собой гибель многих памятников старины и искусства. ...Поэтому занятие Кремля правительством создает чудовищную угрозу целости величайших по своему мировому и исключительному значению памятников, какими являются башни, стены, соборы, дворцы и сокровища, собранные в Кремле..." Это обращение, как свидетельствуют документы, Луначарский переслал на рассмотрение правительства. Однако перед заседанием сам же снял его, поскольку, как он написал в приложенной к обращению записке, "получил вполне удовлетворившие [его] разъяснения личного характера Малиновского" (П. Малиновский исполнял в это время обязанности наркома имуществ Республики и комиссара Кремля. - "Известия").

Так судьба Кремлевского комплекса как резиденции власти решилась без обсуждения. Кремль был превращен не только в резиденцию правительства, но и в место жительства его членов, а также обслуживающего их персонала с семьями.

В декабре 1918-го Отдел по делам музеев и охраны памятников Наркомпроса со страниц "Известий" сообщил, что, "мечтая об акрополизации Кремля, о превращении этого высочайшего памятника искусства в городок музеев", он "готов был бить челом перед Советом Коммисаров о том, чтобы весь Кремль с его дворцами... передан был музейным деятелям".

"Под гобеленами ХVIII века ставились самовары, на аугсбургских столах сушились детские пеленки"

Но музейщикам удалось отстоять Большой Кремлевский дворец.

Дело в том, что во время обстрела Кремля большевиками осенью 1917-го БКД пострадал меньше других кремлевских зданий. Но его подстерегла другая беда: его помещения стали первым объектом внимания жилищного комитета. В парадных залах императорского дворца стремились поселиться те, "кто был ничем, но стал всем". К осени 1918-го уже были заняты жильцами Фрейлинский коридор и Детская половина, которую называли еще Апартаментами наследника цесаревича или "верхними" (они расположены не в главном дворцовом здании, а в соединенном с ним корпусе, примыкающем к Оружейной палате). Готовилась к заселению и Собственная половина.

Апартаменты наследника цесаревича состояли из пяти залов - двух гостиных, двух кабинетов и спальни - плюс две проходные комнаты для фрейлин и офицеров свиты. Гостиную цесаревны часто называли серебряной - ее зеркала, люстры, столы и экран перед камином были сделаны из чистого серебра. Стены зала украшали французские гобелены ХVIII века с изображением сцен из "Дон Кихота". В кабинете цесаревича часть мебели и часы - редкой красоты, с бронзой и инкрустацией из серебра и черепахи - были выполнены в Париже при Людовике ХIV мастером Бальтазаром. По стенам кабинета и приемной - превосходные копии Рафаэля, Корреджо, Рембрандта, приобретенные Александром I в Дрездене в 1814 году... А вдоль анфилады залов располагалась картинная галерея с двумя сотнями картин, в том числе оригиналами Тициана, Рубенса, Рембрандта, Пуссена, Мурильо...

И вот в этих- то апартаментах, как писал директор Оружейной палаты того времени Дмитрий Иванов, которые "сами по себе представляют целый музей ... при использовании их для жилья под гобеленами ХVШ века ставились самовары, а на аугсбургских столах сушились детские пеленки". Счастье, что в те годы было кому поднять голос в защиту памятников искусства. Борьба развернулась сразу же.

Той же осенью 1918-го для нужд ВЦИКа - под канцелярию и квартиры - предполагалось занять еще и так называемую Собственную половину БКД, в прошлом - парадные покои их императорских величеств. Они располагались в главном дворцовом здании, выходящем фасадом на Москву-реку. Красноармейцы по указанию коменданта Кремля уже начали освобождать помещения под жилье "ответственных работников" ВЦИКа. Но заселению помешали.

Важную роль в этой истории сыграла Наталья Троцкая, жена Льва Троцкого, ведавшая в то время музейным отделом Наркомпроса. В конце ноября 1918-го она передала на отзыв Ленину доклад об организации в БКД музея. На этом письме появилась ленинская резолюция: "Я за передачу этого дворца под музей. Запросить письменное согласие Свердлова".

Назвать его предполагалось Национальным музеем русского искусства. Парадные залы БКД были уже готовым музеем. А в Собственных покоях и в Теремном дворце посетители могли бы увидеть произведения искусства, собранные в Оружейной палате в естественном окружении подлинного интерьера.

Соответствующее решение Совнарком принял 26 ноября 1918 года: "...использовать все помещения БКД, так называемых апартаментов и Собственной половины исключительно под музей". Правда, уже 29 ноября Президиум ВЦИКа это решение отменил, поставив "вопрос о совместимости в Большом дворце музея и жилых помещений". Точку в споре поставило прошедшее под председательством Ленина декабрьское заседание Совнаркома. Оно постановило: "Через две недели БКД открывается для публики; ...немедленно принять меры для использования помещения Большого Кремлевского дворца для музея, в особенности для представления исторической картины царского быта... Первый этаж Большого дворца также должен быть использован для музея, а не под квартиры".

26 января 1919 года БКД открылся для первых экскурсантов. За вторую половину января и февраль дворец посетило свыше пяти тысяч человек. Для голодного и тревожного времени - немало! Экскурсанты проходили по парадным орденским залам и Золотой палате, по императорским покоям.

Но борьба за дворцовые метры только начиналась.

"Сталин - живой человек, а не музейная редкость"

Когда открывался БКД, Музейный отдел Наркомпроса предложил открыть для публики и Оружейную палату. Но как, если ее залы загромождены горами ящиков с эвакуированным имуществом дворцового ведомства, а новые поступления в музей за два-три года превысили дореволюционное собрание почти в полтора раза? Чтобы открыться, Оружейной палате явно требовались новые площади. Логичнее всего было отдать ей те самые Апартаменты БКД (10 комнат), в дворцовых интерьерах которых представители новой элиты сушили детские пеленки. Тем более что апартаменты их императорских высочеств и Оружейная палата - непосредственные соседи. Новое здание Оружейной палаты строилось как часть комплекса БКД: путь из картинной галереи приводит через анфиладу комнат Апартаментов прямо в залы Оружейной палаты.

Вопрос об увеличении музея за счет присоединения Апартаментов Троцкая решилась изложить в личном письме к Ленину.

"Сегодня мы открыли Кремлевский Дворец, но самая интересная его часть - Оружейная палата закрыта. Почему? - вопрошала она всесильного адресата в январе 1919-го. И сама же отвечала: ...Впрочем, для нашей Советской России это скорее "красочный" факт... несмотря на все комиссии, на все постановления... в "апарт(аменте)" живут "дорогие товарищи", которые не хотят его покинуть... Еще забыла упомянуть о Картинной Кремлевской Галерее, которая идет вдоль всего "апартамента" (смежные стены). Галерея также примыкает к Оруж(ейной) палате".

Письмо произвело должный эффект - в 1919-м вопрос был решен в пользу музеев (правда, выселение живших там товарищей пришлось провести через Политбюро). Но, как оказалось, не навсегда - в 1921-м, когда в Апартаментах уже разворачивалась экспозиция Оружейной палаты, в них вновь попытались устроить квартиру, уже для Сталина.

Троцкая вновь обратилась к вождю. А когда Ленин написал ей в ответ "большое увещевательное письмо: можно-де из нескольких комнат дворца унести более ценную мебель и принять особые меры к охране помещения" (само письмо не разыскано, его содержание мы приводим по воспоминаниям Льва Троцкого о Сталине. - Т.Т.), она написала ему еще раз. Тут уж "попало" и Ленину за "ничем не оправданную мягкость", и нежелание "положить конец нападениям на музейное помещение, которое Вы сами своим декретом утвердили как неприкосновенное..." И Сталину, который как "живой человек, а не музейная редкость" не должен претендовать на место в музейных залах. Троцкую поддержал и нарком Луначарский, уговаривавший Ленина "энергично посоветовать" подыскать Сталину "менее музейное помещение". "Я сам в них жил в течение месяцев двух, - писал он Ленину про эти залы. - ...и должен сказать, что они страшно неудобны: это анфилада парадных комнат, неприспособленных для жития порядочного человека, а только для членов царской фамилии".

Письма точно попали в цель. По воспоминаниям Троцкого, "Ленин назначил комиссию для обследования вопроса. Комиссия признала, что дворец не годится для жилья". Так Апартаменты были закреплены за Оружейной палатой, увеличив ее экпозиционные площади почти на целую треть. В бывшей Серебряной гостиной Апартаментов организовали Зал вороненого серебра, в бывшем Красном кабинете - Зал бронзы. 

"Срочно очистить Апартаменты"

Однако очень скоро Сталин взял реванш. 21 апреля 1925 года, ровно через год после смерти Ленина, как будто нарочно за день до его рождения в Оружейную палату пришло распоряжение ВЦИКа "срочно очистить бывшие верхние Апартаменты от музейных экспонатов". Дворцовые Апартаменты снова были отданы под квартиры. А позже и по сей день стали правительственной резиденцией для приема высоких гостей.

Известия