Знаменитый в первой половине XIX века во Франции Видок, ставший полицейским начальником бывший каторжник, не был похож ни на акулу бизнеса, ни на закоренелого преступника.
Венсан Кассель в роли Видока в фильме «Видок: Охотник на призраков» (2018).
Он скорее был авантюристом и в этом отношении подлинным сыном своего времени.
В мае 1857 года, 165 лет назад, умер Эжен Франсуа Видок. Ему исполнился 81 год, он пережил семь политических режимов, был солдатом, каторжником, полицейским и начальником одного из департаментов французской полиции, реформатором сыскного дела, создателем первого в мире частного детективного агентства, коммерсантом, автором детективных романов и, одно время, парижской «звездой». Он был очень популярен, но к 1857 году о нем основательно забыли.
Видок давно ушел на покой. Недавно завершилась Крымская война, Наполеон III создавал новую Францию: кому было дело до пережившего свою известность старика? В мае 1857-го никто не мог и подумать, что Эжен Франсуа Видок станет значимым культурным феноменом. Он уже был прообразом Вотрена из «Человеческой комедии» своего приятеля Бальзака. Ему предстояло превратиться в героя многих книг и фильмов, где его сыграют Жерар Депардье и Венсан Кассель. А еще стать олицетворением силы и воли к жизни, способности противостоять жутким обстоятельствам, террористическому государству и тяжелому времени. В этом отношении Видок был подлинным воплощением Французской революции: поначалу он превратился в ничто, в каторжника в Тулоне, а затем стал видным членом общества. Видок оказался настоящим self made man, человеком, сделавшим себя. Он принадлежал новому времени, где мало что значила родословная.
Это вызвало сильное раздражение написавшего рецензию на его «Записки» Пушкина. Поэт гордился своим происхождением, он считал, что такой жалкое и безнравственное существо, как Видок, не стоит внимания.
«Представьте себе человека без имени и пристанища, живущего ежедневными донесениями, женатого на одной из тех несчастных, за которыми по своему званию обязан он иметь присмотр, отъявленного плута, столь же бесстыдного, как и гнусного, и потом вообразите себе, если можете, что должны быть нравственные сочинения такого человека…
…Сочинения шпиона Видока, палача Самсона и проч. не оскорбляют ни господствующей религии, ни правительства, ни даже нравственности в общем смысле этого слова; со всем тем нельзя их не признать крайним оскорблением общественного приличия. Не должна ли гражданская власть обратить мудрое внимание на соблазн нового рода, совершенно ускользнувший от предусмотрения законодательства?»
Но гражданская власть ничего не могла сделать с Видоком и Видоками, «соблазны нового рода» были непреодолимы. В первом томе «Капитала» о них писал Маркс, процитировавший британского публициста Томаса Джозефа Даннинга:
«Обеспечьте 10 процентов (прибыли), и капитал согласен на всякое применение, при 20 процентах он становится оживленным, при 50 процентах положительно готов сломать себе голову, при 100 процентах он попирает все человеческие законы, при 300 процентах нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы».
Сам Видок, однако, не был похож ни на акулу бизнеса, ни на закоренелого преступника. Он скорее был авантюристом и в этом отношении подлинным сыном своего времени. По легенде, на смертном одре он сказал, что стал бы маршалом, если бы не любовь к женщинам и дуэлям. Видок, скорее всего, ничего подобного не говорил, но во время революции и в эпоху Наполеона он, с его храбростью и находчивостью, и в самом деле мог бы сделать головокружительную военную карьеру. Его подвел темперамент, а также неусидчивость, любовь к переменам и приключениям и нежелание ходить в строю. А еще женщины — тут безвестный фантазер, придумавший за Видока его предсмертную речь, оказался совершенно прав.
Свои мемуары («Записки Видока, начальника Парижской тайной полиции», «Mémoires de Vidocq, chef de la police de Sûreté, jusqu'en 1827», 4 тома, 1828–1829) Видок написал при помощи оставшегося неизвестным литературного негра, которого к нему приставил издатель. Тот сильно приукрасил его биографию, впоследствии Видок на это сетовал. Бизнес есть бизнес, даже если он книжный: авторский гонорар составил двадцать пять тысяч франков, это были очень большие деньги. За руководство полицейской службой «Сюртэ» Видоку платили всего пять тысяч в год, и он не бедствовал: снимал дом и ездил в собственной карете. Соавтор-борзописец добавил в его жизнь приключений и умствований, часть свои упреков («…он с удивительной важностию толкует о хорошем обществе, как будто вход в оное может ему быть дозволен, и строго рассуждает об известных писателях…») Пушкин мог бы адресовать журналисту. Но судьба Видока и в самом деле напоминала роман приключений, и значительная ее часть осталась за пределами «Записок».
В расцвеченных наемным помощником мемуарах Видок описал первую половину собственной жизни. В четырнадцать лет он нечаянно убил своего учителя фехтования и бежал из дома. Потратив все, что у него было, на любовницу-актрису, завербовался в солдаты. В своем полку дрался на пятнадцати дуэлях, убил двух противников, а затем дезертировал и перешел к австрийцам. Распрощавшись и с ними, вернулся домой — тут началась революция. Был замешан в политическом деле, но счастливо избежал гильотины. Женился, затем расстался с изменницей-женой и бежал, стал членом банды, уехал в Париж, позже уехал в Лилль, избил любовницу и был посажен на три месяца. Состряпал поддельные документы, по которым был освобожден его сокамерник, получил восемь лет тюрьмы и бежал с брестской каторги. Стал капером, был разоблачен, отправлен в тюрьму — и снова бежал.
Следующие десять лет Видок находился на нелегальном положении и мирно жил в безвестности с любовницей и овдовевшей матушкой — он был очень нежным сыном. Уголовники считали Видока мастером побегов, у них он пользовался известностью и уважением. Его узнали старые знакомые, ничего хорошего он от этого не ждал. Явившись к полицейскому начальству, Видок сообщил, что собирается стать честным человеком, и пообещал очистить Париж от преступников.
Император Наполеон вел победоносные войны, столица богатела, это привлекало криминал всех сортов. Полиция не справлялась с ворами, фальшивомонетчиками и бандитами, а Видок собирался опереться на бывших преступников. Он собрал команду отчаянных людей и сам вел себя чрезвычайно смело. Его спасали кураж и самоуверенность, только из-за этого его не убили.
Видок стал основоположником криминалистики. Он составил картотеку преступников, проводил следственные эксперименты, разработал тактику допросов, внедрял своих людей в банды. Собранная им бригада называлась «Сюртэ» — «безопасность»: впоследствии это название перешло ко всей французской полиции. Его приговор был аннулирован, положение казалось прочным. Видок сохранил свое место и после падения империи Наполеона. Он и его команда очень отличились при подавлении вооруженного бунта в Париже: вместе со своими людьми Видок обходил баррикады и нападал на восставших с тыла. Бывший каторжник стал истовым сторонником закона и порядка, кто бы их ни олицетворял. Когда бунт был подавлен, его поблагодарил сам король.
Видок охотно брался за частные заказы. Он находил пропавших людей, проверял добросовестность деловых партнеров, раскрывал кражи, находил грабителей и награбленное. Коллеги и полицейское начальство видели в нем опасного конкурента и в конце концов его «съели». Тогда он открыл частное детективное агентство и преуспел, хотя недоброжелатели из числа бывших сослуживцев не давали ему покоя и здесь.
Видока обвинили в превышении полномочий и незаконном задержании, посадили в тюрьму, судили, приговор был обвинительным. Но его оправдал апелляционный суд, и он вернулся к своему бизнесу. Тот приносил отличный доход, и Видок купил большое имение. Он счастливо жил со старушкой мамой и женой, его будущее было обеспечено. Для собственного удовольствия он написал два детективных романа. На долю Эжена Франсуа Видока выпала яркая, удачная, но слишком долгая жизнь: он пережил всех своих близких, и в мае 1857 года у его постели стояли лишь священник да доктор Дорнье, сосед и друг.
Одиночество очень тяжелая вещь, ему было некого поблагодарить и благословить, кроме врача. Это Видок и сделал:
— …Ты… ты мой единственный… доктор…
О маршальском жезле, женщинах и дуэлях он в свои последние минуты не вспоминал.