Обстановка на восточных рубежах Руси тревожной была издревле.
Там теснила соседей Волжская Булгария, превратившаяся после распада Золотой Орды в Казанское ханство. Войны с ними пришлось вести многим государям, начиная с Владимира Крестителя. И причиной тому были не территориальные споры и не конфликты на религиозной почве. Мусульмане служили в Москве, имели Касимовское ханство на Оке — в общем, жили с русскими дружно, даже сражались заедино.
Булгария и ее преемница Казань являлись крупными центрами торговли. Волга и Каспий связывали их со странами Востока, куда поставляли меха и рабов. Охота за людьми стала тут главным промыслом, а хозяйства казанцев буквально расцвели на труде невольников. Очевидец писал, что край сей «кровию русскою беспрестанне кипяще». Еще Дмитрий Донской в 1376 году в ответ на грабительские набеги разгромил Булгарию, заставив признать над собой власть Москвы. Походы на Казань неоднократно предпринимали Иван III и Василий III, которые вынуждали «оппонентов» заключить мир, сажали на их престол своих ставленников.
В XVI веке на нашу страну не однажды нападало подвластное турецкому султану Крымское ханство, чьи правители стремились протолкнуть на казанский престол своих родственников. Последние также просились под эгиду османского повелителя. На русских стали нападать совместно.
В Москве при малолетнем Иване IV бояре Шуйские отравили его мать, захватили власть, разворовали казну, развалили армию, а оборону страны норовили подменить миротворчеством. Шли на любые уступки крымскому хану и турецкому султану, обещая не трогать Казань. Те пришли к выводу: русская держава ослабела, значит, можно на ней поставить крест... Летопись отмечала: «Рязанская земля и Северская крымским мечом погублены, Низовская же земля вся, Галич и Устюг и Вятка и Пермь от казанцев запусте».
Последние были территориально ближе крымцев, быстрей вторгались в густонаселенные районы Руси. Современник тех событий рассказывал: «Батый протек молнией Русскую землю, казанцы же не выходили из нее и лили кровь христиан, как воду... кого не брали в плен, тем выкалывали глаза, обрезали уши, нос, отсекали руки и ноги». Казанский хан Сафа-Гирей уже считал себя победителем, требовал платить ему такую же дань, как когда-то Золотой Орде, иначе о мире и говорить не желал.
Подросший Иван Васильевич сверг временщиков и снова стал посылать воевод на Восток. Осадами крепостей те себя не утруждали, грабили, разоряли чужие селения и возвращались назад. Оценив убытки от таких рейдов, часть казанской знати потребовала мира, но верх в ожесточенном споре взяла «крымская» партия. Сторонников переговоров с Москвой казнили, или они бежали к русским.
В 1547-м Иван IV первым из великих князей венчался на царство, что означало не только духовную преемственность от Византии — царями на Руси величали ханов Золотой Орды. Таким образом, государь претендовал на то, чтобы стать ее наследником, а венчание означало полученную от Бога власть и величайшую ответственность за безопасность Церкви, страны, подданных. Взяв их под свою защиту, Иван Васильевич решил возглавить походы на Казань.
Первый обернулся бедой: при переправе треснул лед на Волге, потонули пушки и немало ратников. Во время второго (1549) препятствовали вначале снега и морозы, а при осаде Казани снова вмешались оттепели и половодье: поспешный неподготовленный штурм был отбит, пришлось отступить, пока Волга не вскрылась и не отрезала армию от русских земель.
Иван Васильевич в свои 19 лет показал себя храбрым командиром, с арьергардом прикрывал отход, встав на пути погнавшегося вслед неприятеля, проявил качества умелого полководца.
На Казань русские ходили, как правило, зимой, когда замерзали реки и болота. Царь решил поменять тактику, обратив внимание на гору Круглую у впадения в Волгу Свияги. По преданию, ему явился во сне св. Сергий Радонежский, указавший строить в этом месте крепость. Государь лично осмотрел гору и сказал воеводам: «Здесь будет город христианский. Стесним Казань; Бог даст нам ее в руки». Быстро набираясь военного опыта, Иван IV усилил артиллерию, впервые в России создал профессиональную пехоту, стрелецкие формирования. Высоко оценив боевые качества казаков, стал приглашать их на службу.
План начали выполнять ближайшей зимой. Под руководством лучшего инженера дьяка Ивана Выродкова возле Углича рубили бревна, изготавливали детали крепостных стен. По весне сплавили их по реке. Когда к Круглой подошли государевы полки, работники принялись копать рвы, собирать из заготовок укрепления. Казанцы и другие жители этих мест вначале подумали, что русское войско просто разбило лагерь и огородилось передвижным гуляй-городом, но как только у всех на глазах возникла крепость Свияжск, под власть царя стали переходить племена марийцев, чувашей, мордвы. Их делегации Иван Васильевич принимал радушно, угощал за своим столом, не жалел для них подарков.
Казаки, стрельцы, отряды конницы с ватагами коренных жителей перекрыли дороги на Казань, осадили ее со всех сторон. Двухлетнего хана Утемыш-Гирея опекала мать Сююмбике, чей фаворит крымский улан Кощак призывал ждать помощи извне. Подданные взбунтовались, предпочтя мир с Россией. Сбежавшие крымцы погибли в схватках с русскими заставами или попали в плен. Казань вновь признала себя вассалом Москвы, пригласив на престол служилого касимовского хана Шаха-Али.
Русский царь уже давно знал цену подобным соглашениям. Он потребовал выдачи Сююмбике с сыном, освобождения всех русских пленных, уступки правобережья Волги со Свияжском. С ханшей и ребенком обошелся милостиво, поселил их при дворе, наделил имениями. Поток освобожденных невольников сравнивали тогда с «исходом Израиля». Только тех, кто получил помощь в Свияжске, насчитали 60 тысяч, однако многие уходили другими дорогами.
Казанцы отпустили лишь часть рабов, остаться без рабочей силы категорически не желали. Царь же настаивал на строгом выполнении договора, на освобождении всех. Рабовладельцы озлобились. Наломал дров и Шах-Али, убивавший и грабивший собственных конкурентов. Благоразумные татарские князья подались к русским, предупредили: будет мятеж. Просили государя взять ханство под свое прямое правление.
Иван Васильевич послал с отрядом князя Семена Микулинского, но крымцы и турки, опередив его, подняли ногайцев с астраханцами, а в Казани организовали заговор. Не дождавшийся помощи Шах-Али сбежал. Тут-то заговорщики и взбунтовали народ, объявили, что московиты хотят всех истребить, после чего внезапно напали на царские заставы и обозы. В татарскую столицу прорвался вместе с ногайцами астраханский царевич Ядигер, которого провозгласили ханом. Захваченных русских заставляли отречься от христианства, а за отказ умерщвляли самыми зверскими способами. Тем самым путь к примирению был отрезан. От России отпали племена Поволжья...
Но государь не пал духом, объявил о желании возглавить новый поход. Боярская Дума выступила против этого, постановила послать воевод да и вообще отложить спецоперацию до зимы. Сколько за оставшееся время казанцы могут сжечь сел, погубить людей и как без контроля со стороны царя ведут себя воеводы, Иван Васильевич хорошо знал. Потому-то и обратился к митрополиту Макарию: «Хочу не земной славы, а покоя христиан. Могу ли я некогда без робости сказать Всевышнему: се я и люди, Тобою мне данные, если не спасу их от свирепости вечных врагов России?»
Решение о походе принималось не Думой, а церковным Освященным собором. Артиллерию и припасы отправили в Свияжск на судах. К собранным полкам царь выехал в июне 1552 года, а чтобы сразиться с неприятелем, не пришлось даже далеко ходить.
Крымский хан Девлет-Гирей, желавший не только Казань спасти, но и самому крупно пограбить, тогда решил для себя: «Когда русские рати уйдут на Волгу, ударю на Москву». Султан дал ему полки янычар, артиллерию, в результате собралась стотысячная орда. Предвидя такое развитие событий, Иван IV для марша на Казань стал собирать полки не в восточных городах, как раньше, а в южных, на Оке, и те в полной боевой готовности встретили неприятеля достойно: отогнали от Тулы, погромили отступавших, а после этого двинулись к главной цели.
Начинавшийся с Освященного собора поход осознавался как священный, «за други своя». Воины шли избавить Русь от терзавшей ее столетиями угрозы. Путь во многом напоминал паломнический: во Владимире и Муроме государь поклонился гробницам святых угодников, с армией везли знамя Дмитрия Донского и чудотворные иконы, в дороге исполнялись все церковные службы, строго соблюдались посты (хотя прежде ратники от них, как правило, освобождались).
У Свияжска воины переправились через Волгу. Увидев огромное войско русских, к царю потянулись старейшины изменивших недавно племен, покаялись. Он всех прощал, но требовал подтвердить верность делом. Марийцы, мордва, чуваши вышли чинить дороги, выделили 20 тысяч ополченцев. Прибыли казаки «с Дону и с Волги и с Яика и с Терека». Армия достигла численности в 150 тысяч человек.
Государь хотел избежать жертв, предложил Ядигеру и его подданным самые щадящие условия: выдать главных виновников мятежа, переприсягнуть Москве. Но в Казани всем заправляли организаторы бунта и расправ, которые настраивали горожан: «Не в первый раз увидим московитян под стенами, не в первый раз побегут назад, и будем смеяться над ними!» Русским ответили бранью, понося царя, Россию и православие.
Наши ратники стали обкладывать город полевыми укреплениями. Артиллерия открыла огонь. Осада была трудной: разразилась буря, потопившая на реке суда с припасами. Часть бояр потребовала отступления. Иван Васильевич не пошел у них на поводу, послал за новыми припасами в Свияжск и Нижний Новгород.
В Казани тем временем засели 33 тысячи воинов, которые отваживались на эпизодические вылазки. Из лесов на русские порядки налетал конный корпус князя Епанчи. То на одном, то на другом участке закипали жаркие схватки. Царь приказал обезопасить тылы.
Всадников неприятеля выманили, выпустив на поле телеги с добром почти без охраны. Русская пехота и конница, выскочив из засады, отрезали татарских воинов от леса, а затем окружили и перебили. Наша кавалерия устремилась в глубь ханства, прочесывая селения, уничтожила базу Епанчи в Арске.
От пленных русские узнали местоположение источника воды, подвели туда бомбу и взорвали. Казанцы нашли еще один ключ — пусть с плохой, но в целом пригодной для питья влагой. Тогда штурмовавшие испробовали другой способ: построили высокую деревянную башню, ночью придвинули ее к стенам, установив на ней десять больших и 50 средних орудий. Простреливая город, сбили все тяжелые пушки татар. Царь периодически повторял предложения о капитуляции, но противная сторона их отвергала.
Уже наступила осень с холодами и дождями. Иван Васильевич понимал: скоро погода заставит снять осаду, а значит, все усилия и потери окажутся напрасными. Для штурма под стены подвели три мины. Первую, пробную, взорвали 30 сентября, и она снесла часть стены. Казаки и стрельцы захватили Арскую башню. Царь сделал последнюю попытку избежать побоища, приказал войскам отступить, но из захваченной башни бойцы ему передали: «Здесь будем ждать вас». Защитникам Иван Васильевич предъявил все те же мягкие требования: выдать главных изменников, выполнить прежние соглашения.
И вновь последовал отказ. Казанцы упрямо заделывали проломы, перед Арской башней сооружали новую стену из срубов. И только теперь, исчерпав все мирные средства, государь велел воинам готовиться «пить общую чашу крови». 1 октября, в великий праздник Покрова Божией Матери, ратники исповедались, причастились, а утром 2-го заняли исходные позиции. Отдавший все необходимые распоряжения самодержец просил благословения у Господа, стоя в походном храме на литургии. Когда прозвучала фраза Евангелия «Да будет едино стадо и един пастырь», громыхнул страшный взрыв, а во время произнесения слов «Еще молимся Господу Богу нашему помиловати государя нашего, царя Иоанна Васильевича, и покорити под нозе его всякаго врага и супостата» — землю сотряс второй.
Над Казанью поднялись клубы дыма, пыли, мелких обломков. Ринувшиеся вперед полки захватили стены, но рубка продолжилась на улицах. Город был большим и богатым. Часть ратников соблазнилась, пошла грабить, а сорганизовавшиеся защитники бросились в контратаку, начав истреблять охотников за барахлом. Последние в ужасе побежали, заражая паникой других.
Прискакавший к воротам царь встал там со знаменем в руках. Видя его, беглецы останавливались, собирались вместе. Половине личной дружины Иван Васильевич приказал спешиться и бросил в город 10 тысяч свежих бойцов. Татар опрокинули, однако те уже дошли до остервенения и в плен не сдавались. Большинство из них погибло. 5 тысяч вырвались и ушли в леса.
Иван IV въехал в город на следующий день. Его встретили массы русских людей, до сих пор остававшихся в неволе. Государь велел разместить их в лагере, кормить с царского стола. Над грудами убитых плакал, про соплеменников говорил, что они как страдальцы пали за веру и Россию, про татар сказал: «Они не христиане, но подобные нам люди». Все трофеи отдал воинам, пояснив: «Моя корысть есть спокойствие и честь России».
После таких жертв о прежних условиях мира речи быть не могло. Можно ли доверять клятвам, которые обернутся новыми морями крови? Купленную дорогой ценой безопасность державы Иван Васильевич закрепил навсегда: ханство присоединилось к России, Казань освятили крестным ходом, а в центре города русский правитель своими руками установил крест и повелел на этом месте строить Благовещенский собор.
С побежденными обошелся милостиво. Разослал жалованные грамоты жителям края. Сохранил им привычные порядки, веру, те же подати, что они платили хану. Простил даже пленного Ядигера, приняв его на службу и подарив ему имения. Бывший хан был настолько поражен благородством победителя, что попросил себя окрестить, и стал вернейшим другом государя. Кстати, именно с того времени пошло выражение «сирота казанская». Многие местные дети потеряли родителей, и их отдавали в русские семьи. Иван Васильевич повелел заботиться о них, как о собственных чадах, опекунам платили пособия от казны.
Казанский край прирастал к России, из очага противостояния превращался в ее неотъемлемую часть. Открывались пути дальше на восток: на Урал, в Сибирь... В центре Москвы, на Красной площади, государь в благодарность Господу воздвиг храм-памятник в честь взятия Казани — дивный, неповторимый собор Покрова Пресвятой Богородицы на рву, знакомый каждому русскому человеку как храм Василия Блаженного.