Обошлись без Орды
13 июня 2016 ● Русская планета
Последствия монголо-татарского ига для современной России сильно преувеличены.
Монголо-татарское иго окончилось еще в начале XV века, но публицисты до сих пор ломают копья, споря, как оно повлияло на историю России.
Монголо-татарское иго окончилось еще в начале XV века, но публицисты до сих пор ломают копья, споря, как оно повлияло на историю России.
Иван III разрывает ханскую грамоту перед татарскими послами. Художник — А.Д. Кившенко
Еще Татищев и Карамзин справедливо отметили, что Орда задержала естественное развитие Руси: разорительные набеги ордынцев и миллионы угнанных в рабство человек замедлили развитие русских городов, привели к упадку ремесла и торговли. Но повлияло ли иго на сам вектор исторического движения России? И переживаем ли мы последствия ига до сих пор?
Нынешняя околоисторическая публицистика блуждает между львом и крокодилом, между откровенным бредом вроде евразийских учений до радикальных «западнических» точек зрения. Евразийцы склонны преуменьшать катастрофу монголо-татарского нашествия или и вовсе считать, что никакого ига не было: был, де, синтез культур. При этом евразийцы не особенно стараются сдерживать свою фантазию: например, используют в качестве аргумента пущенный с легкой руки Льва Гумилева тезис о том, что Батый якобы сделал Александра Невского своим приемным сыном (ни один из евразийцев, впрочем, так и не смог указать, в каком источнике сообщается сей удивительный факт). «Западники» считают, что именно Орде Россия обязана тем, что не превратилась в Европу: насажденные пришельцами-азиатами восточное раболепие и отношение к государству, как к личной собственности владыки, определили историю нашей страны на века вперед.
Александр Невский.
Фото: uralkartina.ru
Если приглядеться, и те, и другие строят свою позицию на чрезвычайно схожих заблуждениях. Например, и евразийцы, и «западники» уверены, что Русь была частью Орды. Причем не просто насильственно присоединенной к ней территорией, но натурально сросшейся с ней частью — на манер сиамских близнецов. Недвусмысленно озаглавивший очередной том своей «Истории российского государства» — «Часть Азии» — Борис Акунин призывает считать, что Орда — это не что-то постороннее, а естественная часть развития Российского государства: «Если воспринимать Батыево нашествие как победу «чужих» над «нашими», получается обидно. Однако мне ближе точка зрения, согласно которой «татаро-монгольское иго» было не чужеземным завоеванием, а этапом формирования российской государственности, которая обогатилась важным компонентом. Это наши воевали с нашими же».
В действительности, несмотря на подчиненное положение, русские княжества не входили в состав Орды, как это произошло с Волжской Булгарией: свою землю русские отстояли в кровопролитных боях, и зависимость выражалась в основном в том, что наши предки вынуждены были платить дань — пусть и весьма тяжелую. Именно вопросы, связанные со сбором дани, вызывали новые карательные походы на Русь ордынских ханов. Орда паразитировала на Руси, но и русские князья неоднократно использовали Орду в своих интересах. Правда, в чисто эгоистических — с помощью татарских войск расправлялись с соперниками, подвергая разграблению их города. Ордынский хан вмешивался и во внутреннюю политику Руси, давая князьям ярлыки на великое княжение. Но достаточно ли всего этого, чтобы утверждать, что даже после того, как русские освободились от ига, они построили собственное государство по заимствованным у ордынцев политическим принципам?
Точно также и «западники», и евразийцы уверены в том, что своей государственностью русские обязаны Орде — она якобы сплотила раздробленные княжества в единое государство, хотя и руководствовалась отнюдь не цивилизаторскими соображениями: с помощью великого князя, вассалами которого являлись все остальные русские князья, было проще взимать дань. Правда, вот в оценке последствий татарского влияния на политическую культуру Московского царства мнения разнятся. Евразийцы считают, что монголо-татары отличались крайней терпимостью — не мешали русским исповедовать православие, не лезли в разборки между князьями, а просто помогали интеграции русских земель. «Западники» полагают, что татары помешали Руси пойти по пути Западной Европы: если там короли были «первыми среди равных», то в Московском царстве государь был жестоким абсолютным самодержцем, а все подданные, включая и бояр, — его рабами, «холопами». Это раболепное отношение к царю якобы определило особенности российского политического сознания вплоть до нашего времени: вместо демократии мы все время жили в деспотии — иногда более умеренной, иногда нестерпимой, но всегда именно в деспотии.
И «западники», и евразийцы уверены в том, что именно Орда не дала Руси стать Европой. Лев Гумилев в одном из своих интервью уверял, что именно поддержка монголо-татар позволяла Руси противостоять захватническим устремлениям Тевтонского ордена: «Александр Невский, зная, что со стороны Германии и католической церкви готовится крестовый поход против православных, счел за благо обратиться к Батыю, побрататься с его сыном — Сартаком и заключить союз с Золотой ордой». Правда, вот в оценках последствий этой борьбы с Западом евразийцы с «западниками» резко разнятся: первые радуются, что мы не стали Европой, вторые об этом скорбят.
Кто тут прав? Или не правы ни те, ни другие? Для начала надо разобрать несколько устойчивых стереотипов, которые, как мы уже сказали, роднят оба лагеря публицистов. Прежде всего, тенденция к интеграции русских княжеств в единое государство существовала и до прихода монголов. Не Орде мы обязаны тем, что полюс политической жизни из Киева переместился во Владимирское княжество, которое впоследствии станет называться Великим: еще задолго до прихода захватчиков, в 1169 году, Андрей Боголюбский, став старшим среди князей, отказался переносить свою резиденцию в Киев. У подъема Северо-Восточной Руси, таким образом, были объективные причины, проявившиеся еще до появления монголов. Конечно, тот факт, что «собирателем земель русских» впоследствии стала именно Москва, несомненно, мог быть связан с ролью Орды. Воспользовавшись тем, что тверичи в 1327 году восстали и убили татарского баскака Чол-хана, Иван Калита явился в Орду и с помощью полученного у хана Узбека 50-тысячного войска сжег Тверь, подрубив крылья самому сильному противнику Москвы в борьбе за великое княжение. Именно это во многом определило, что столица России сейчас находится не в Твери. Но то, что русские все активнее пытались сбросить ненавистную руку Орды, сплачиваясь вокруг Владимирского княжения как некоего центра, наметившегося еще в домонгольскую эпоху — факт, не зависящий от конкретных перипетий отношений между князьями и их сношений с монголо-татарами.
Истоки царской власти тоже не связаны с Ордой. Да, русские летописи называют «царями» именно татарских ханов, тем самым отмечая вассалитет по отношению к ним русских князей, но все же власть в Московском царстве чем дальше, тем больше равнялась на парадигму, заимствованную из Византии. Даже Иван Грозный, которого «западники» традиционно воспринимают воплощением всего азиатского, что осталось в русской политической культуре от Орды, рос на поучениях протопопа Благовещенского собора в Москве Сильвестра, рассуждавшего о царской власти вполне в византийской традиции — с одной стороны, называя царя поставленным над всеми самодержцем, с другой — напоминая о его тяжелой ответственности перед Богом. Что касается роли татар в борьбе с натиском с Запада, то неправильно было бы воспринимать Орду как какого-то союзника Руси или проводника антиевропейской политики. Русским князьям, желавшим отстоять свою власть и свободу, на протяжении веков приходилось лавировать между Ордой, угрозой с Запада, а немного позже — и превратившимся в значимую политическую силу Великим княжеством Литовским, которое, к слову, само боролось с Тевтонским орденом.
Ни о какой интеграции между Русью и Ордой, ни о каком культурном синтезе не может быть и речи: русские воспринимали иго как постороннюю, злую силу. Для сбора дани Орда посылала на Русь баскаков с многочисленными отрядами. Баскаков русские летописи и народный фольклор изображают жестокими чудовищами: «…у кого денег нет, у того дитя возьмет; у кого дитяти нет, у того жену возьмет; у кого жены нет, того головой возьмет». Русские вынуждены были не только платить дань, но и содержать эти отряды ненавистных завоевателей. Еще ненавистнее были бесермены — откупщики налогов, выжимавшие из населения последнюю копейку. Отношение к пришельцам было настолько негативным, что Русь то и дело сотрясали крупные восстания, во время которых баскаков и бесерменов попросту убивали.
В ответ на восстания Орда присылала карательные войска — летописи не жалеют красок в описании чудовищной резни, которую устраивали приходящие на восставших рати — «Дюденева», «Ахмылова», «Федорчукова», сжигавшие города, угонявшие в полон десятки тысяч людей. И то, что русские князья порою приводили страшные рати на своих соперников (как то сделал Александр Невский, предположительно «пригласивший» Неврюеву рать на своего брата), разумеется, не добавляло простым людям любви к оккупантам. Забыть о том, чем было для них иго, у русских не получалось даже после того, как Золотая Орда канула в лету: ведь ее наследницы — Казанское и Крымское ханство — продолжали совершать на Русь походы, по-прежнему угоняя жителей в плен и продавая их на невольничьих рынках. Даже на самом излете могущества «наследниц» они продолжали заниматься разбоем: например, после взятия войсками Ивана Грозного Казани из рабства были освобождены десятки тысяч русских рабов, ранее захваченных татарами.
Напоследок упомянем еще один миф, часто встречающийся в публикациях евразийцев и «западников» — о том, что монголо-татары едва не ассимилировали русский народ. Старая поговорка «Поскреби русского, и отыщешь татарина» едва ли верна: смешение между русскими и ордынцами происходило лишь в среде элиты. Фамилии княжеских родов, восходящих к татарским ханам — Юсуповы, Урусовы, Кочубеи — создают иллюзию, что русские и монголо-татары часто смешивались. В действительности, смешанным бракам препятствовали различия в религии и образе жизни народов. И даже если принять во внимание часто всплывающий в околоисторических рассуждениях публицистов аргумент: «А как же тысячи русских женщин, которые наверняка были изнасилованы захватчиками во время карательных походов?», вряд ли что-то серьезно поменяется. Незаконнорожденные дети несчастных женщин, скорее всего, занимали в обществе маргинальное место и едва ли имели много возможностей продолжить свой род. А вот число потомков угнанных в Орду русских невольников, по идее, должно быть значительным — возможно, если поскрести современного татарина, то и впрямь отыщешь русского.
Еще Татищев и Карамзин справедливо отметили, что Орда задержала естественное развитие Руси: разорительные набеги ордынцев и миллионы угнанных в рабство человек замедлили развитие русских городов, привели к упадку ремесла и торговли. Но повлияло ли иго на сам вектор исторического движения России? И переживаем ли мы последствия ига до сих пор?
Нынешняя околоисторическая публицистика блуждает между львом и крокодилом, между откровенным бредом вроде евразийских учений до радикальных «западнических» точек зрения. Евразийцы склонны преуменьшать катастрофу монголо-татарского нашествия или и вовсе считать, что никакого ига не было: был, де, синтез культур. При этом евразийцы не особенно стараются сдерживать свою фантазию: например, используют в качестве аргумента пущенный с легкой руки Льва Гумилева тезис о том, что Батый якобы сделал Александра Невского своим приемным сыном (ни один из евразийцев, впрочем, так и не смог указать, в каком источнике сообщается сей удивительный факт). «Западники» считают, что именно Орде Россия обязана тем, что не превратилась в Европу: насажденные пришельцами-азиатами восточное раболепие и отношение к государству, как к личной собственности владыки, определили историю нашей страны на века вперед.
Александр Невский.
Фото: uralkartina.ru
Если приглядеться, и те, и другие строят свою позицию на чрезвычайно схожих заблуждениях. Например, и евразийцы, и «западники» уверены, что Русь была частью Орды. Причем не просто насильственно присоединенной к ней территорией, но натурально сросшейся с ней частью — на манер сиамских близнецов. Недвусмысленно озаглавивший очередной том своей «Истории российского государства» — «Часть Азии» — Борис Акунин призывает считать, что Орда — это не что-то постороннее, а естественная часть развития Российского государства: «Если воспринимать Батыево нашествие как победу «чужих» над «нашими», получается обидно. Однако мне ближе точка зрения, согласно которой «татаро-монгольское иго» было не чужеземным завоеванием, а этапом формирования российской государственности, которая обогатилась важным компонентом. Это наши воевали с нашими же».
В действительности, несмотря на подчиненное положение, русские княжества не входили в состав Орды, как это произошло с Волжской Булгарией: свою землю русские отстояли в кровопролитных боях, и зависимость выражалась в основном в том, что наши предки вынуждены были платить дань — пусть и весьма тяжелую. Именно вопросы, связанные со сбором дани, вызывали новые карательные походы на Русь ордынских ханов. Орда паразитировала на Руси, но и русские князья неоднократно использовали Орду в своих интересах. Правда, в чисто эгоистических — с помощью татарских войск расправлялись с соперниками, подвергая разграблению их города. Ордынский хан вмешивался и во внутреннюю политику Руси, давая князьям ярлыки на великое княжение. Но достаточно ли всего этого, чтобы утверждать, что даже после того, как русские освободились от ига, они построили собственное государство по заимствованным у ордынцев политическим принципам?
Точно также и «западники», и евразийцы уверены в том, что своей государственностью русские обязаны Орде — она якобы сплотила раздробленные княжества в единое государство, хотя и руководствовалась отнюдь не цивилизаторскими соображениями: с помощью великого князя, вассалами которого являлись все остальные русские князья, было проще взимать дань. Правда, вот в оценке последствий татарского влияния на политическую культуру Московского царства мнения разнятся. Евразийцы считают, что монголо-татары отличались крайней терпимостью — не мешали русским исповедовать православие, не лезли в разборки между князьями, а просто помогали интеграции русских земель. «Западники» полагают, что татары помешали Руси пойти по пути Западной Европы: если там короли были «первыми среди равных», то в Московском царстве государь был жестоким абсолютным самодержцем, а все подданные, включая и бояр, — его рабами, «холопами». Это раболепное отношение к царю якобы определило особенности российского политического сознания вплоть до нашего времени: вместо демократии мы все время жили в деспотии — иногда более умеренной, иногда нестерпимой, но всегда именно в деспотии.
И «западники», и евразийцы уверены в том, что именно Орда не дала Руси стать Европой. Лев Гумилев в одном из своих интервью уверял, что именно поддержка монголо-татар позволяла Руси противостоять захватническим устремлениям Тевтонского ордена: «Александр Невский, зная, что со стороны Германии и католической церкви готовится крестовый поход против православных, счел за благо обратиться к Батыю, побрататься с его сыном — Сартаком и заключить союз с Золотой ордой». Правда, вот в оценках последствий этой борьбы с Западом евразийцы с «западниками» резко разнятся: первые радуются, что мы не стали Европой, вторые об этом скорбят.
Кто тут прав? Или не правы ни те, ни другие? Для начала надо разобрать несколько устойчивых стереотипов, которые, как мы уже сказали, роднят оба лагеря публицистов. Прежде всего, тенденция к интеграции русских княжеств в единое государство существовала и до прихода монголов. Не Орде мы обязаны тем, что полюс политической жизни из Киева переместился во Владимирское княжество, которое впоследствии станет называться Великим: еще задолго до прихода захватчиков, в 1169 году, Андрей Боголюбский, став старшим среди князей, отказался переносить свою резиденцию в Киев. У подъема Северо-Восточной Руси, таким образом, были объективные причины, проявившиеся еще до появления монголов. Конечно, тот факт, что «собирателем земель русских» впоследствии стала именно Москва, несомненно, мог быть связан с ролью Орды. Воспользовавшись тем, что тверичи в 1327 году восстали и убили татарского баскака Чол-хана, Иван Калита явился в Орду и с помощью полученного у хана Узбека 50-тысячного войска сжег Тверь, подрубив крылья самому сильному противнику Москвы в борьбе за великое княжение. Именно это во многом определило, что столица России сейчас находится не в Твери. Но то, что русские все активнее пытались сбросить ненавистную руку Орды, сплачиваясь вокруг Владимирского княжения как некоего центра, наметившегося еще в домонгольскую эпоху — факт, не зависящий от конкретных перипетий отношений между князьями и их сношений с монголо-татарами.
Истоки царской власти тоже не связаны с Ордой. Да, русские летописи называют «царями» именно татарских ханов, тем самым отмечая вассалитет по отношению к ним русских князей, но все же власть в Московском царстве чем дальше, тем больше равнялась на парадигму, заимствованную из Византии. Даже Иван Грозный, которого «западники» традиционно воспринимают воплощением всего азиатского, что осталось в русской политической культуре от Орды, рос на поучениях протопопа Благовещенского собора в Москве Сильвестра, рассуждавшего о царской власти вполне в византийской традиции — с одной стороны, называя царя поставленным над всеми самодержцем, с другой — напоминая о его тяжелой ответственности перед Богом. Что касается роли татар в борьбе с натиском с Запада, то неправильно было бы воспринимать Орду как какого-то союзника Руси или проводника антиевропейской политики. Русским князьям, желавшим отстоять свою власть и свободу, на протяжении веков приходилось лавировать между Ордой, угрозой с Запада, а немного позже — и превратившимся в значимую политическую силу Великим княжеством Литовским, которое, к слову, само боролось с Тевтонским орденом.
Ни о какой интеграции между Русью и Ордой, ни о каком культурном синтезе не может быть и речи: русские воспринимали иго как постороннюю, злую силу. Для сбора дани Орда посылала на Русь баскаков с многочисленными отрядами. Баскаков русские летописи и народный фольклор изображают жестокими чудовищами: «…у кого денег нет, у того дитя возьмет; у кого дитяти нет, у того жену возьмет; у кого жены нет, того головой возьмет». Русские вынуждены были не только платить дань, но и содержать эти отряды ненавистных завоевателей. Еще ненавистнее были бесермены — откупщики налогов, выжимавшие из населения последнюю копейку. Отношение к пришельцам было настолько негативным, что Русь то и дело сотрясали крупные восстания, во время которых баскаков и бесерменов попросту убивали.
В ответ на восстания Орда присылала карательные войска — летописи не жалеют красок в описании чудовищной резни, которую устраивали приходящие на восставших рати — «Дюденева», «Ахмылова», «Федорчукова», сжигавшие города, угонявшие в полон десятки тысяч людей. И то, что русские князья порою приводили страшные рати на своих соперников (как то сделал Александр Невский, предположительно «пригласивший» Неврюеву рать на своего брата), разумеется, не добавляло простым людям любви к оккупантам. Забыть о том, чем было для них иго, у русских не получалось даже после того, как Золотая Орда канула в лету: ведь ее наследницы — Казанское и Крымское ханство — продолжали совершать на Русь походы, по-прежнему угоняя жителей в плен и продавая их на невольничьих рынках. Даже на самом излете могущества «наследниц» они продолжали заниматься разбоем: например, после взятия войсками Ивана Грозного Казани из рабства были освобождены десятки тысяч русских рабов, ранее захваченных татарами.
Напоследок упомянем еще один миф, часто встречающийся в публикациях евразийцев и «западников» — о том, что монголо-татары едва не ассимилировали русский народ. Старая поговорка «Поскреби русского, и отыщешь татарина» едва ли верна: смешение между русскими и ордынцами происходило лишь в среде элиты. Фамилии княжеских родов, восходящих к татарским ханам — Юсуповы, Урусовы, Кочубеи — создают иллюзию, что русские и монголо-татары часто смешивались. В действительности, смешанным бракам препятствовали различия в религии и образе жизни народов. И даже если принять во внимание часто всплывающий в околоисторических рассуждениях публицистов аргумент: «А как же тысячи русских женщин, которые наверняка были изнасилованы захватчиками во время карательных походов?», вряд ли что-то серьезно поменяется. Незаконнорожденные дети несчастных женщин, скорее всего, занимали в обществе маргинальное место и едва ли имели много возможностей продолжить свой род. А вот число потомков угнанных в Орду русских невольников, по идее, должно быть значительным — возможно, если поскрести современного татарина, то и впрямь отыщешь русского.