15 мая 1848 года, в семье православного священника, в селе Лопьял Уржумского уезда Вятской губернии родился всемирно известный в будущем художник и подвижник русской культуры Виктор Михайлович Васнецов.
Портрет В. М. Васнецова (1891). Кузнецов Н. Д.
Хрен-то с пальцем не равняем, мясо с сальцем не верстаем.
«...Первые настоящие картины мы с Аполлинарием увидели в доме нашей бабушки, к которой наш отец возил «на поклон», чуть только приедем из семинарии... все под стеклом, в золотых рамах, висели чинно в несколько рядов… заполняя стены гостиной… Гордились талантом бабушки. Отец их тоже хвалил», – вспоминал Виктор Михайлович. Он неизменно привлекал внимание многих выдающихся русских людей: художников, музыкантов, писателей, творцов. Вызывали толки не только его произведения, но и он сам, его персона, характер, неординарный масштаб личности.
1884. Журнал «Осколки» (ред. Н. Лейкин), фельетон «Осколки Московской жизни» некоего Антоши Чехонте о картинах В. Васнецова «Алёнушка» и «Три царевны»:
«Я пугаю своих детей художником Васнецовым… Этого художника я отродясь не видел. (…) Они (картины, – авт.) мутны, зелены, больничны и панихидны. А его картина, которую он готовит для нашего Исторического музея, до того ужасна, что в могилах ворочаются кости всех живших от начала века до сегодня, и волосы седеют даже на половых щётках»…
Совсем скоро 25-летний насмешник близко и надолго сойдётся со всеми, над кем потешался в своих фельетонах – Чехов рос стремительно: подружится с А. Дуровым, В. Немировичем-Данченко, с певцами мамонтовской оперы («унеси ты моё горе!» – называл он их, вместе с Шаляпиным заодно) и, конечно, с 35-летним Васнецовым.
Вернувшись из Ялты, из милого Мелихова он писал Гославскому о его пьесе, в 1899: «Любовь у Вас в пьесе недостаточно интимна… у художников нет вдохновения… за их спинами не чувствуется ни русская природа, ни русское искусство с Толстым и Васнецовым». – Вот уже в какой ряд поставлен Васнецов! – восхищённо восклицаю я.
Шибко любим до обеда спать, а потом до ужина опять.
«Любовь, которая собирает…»
В 1890-м В. Васнецов рассказывал о происхождении своей фамилии писателю В. Л. Кингу (Дедлову), одному из немногих тогда, кто сразу и безоговорочно оценил гениальность росписей (многими не понятых и не принятых) Владимирского собора в Киеве, где трудился в то время художник:
«Происхождение моей фамилии совершенно русское, как и я сам. Жил-был в старые годы в нашей стороне Василий – по обычному сокращению Вася. Дети его и вообще домочадцы и родичи прозывались – по обычаю же – Васины. Главный в роде стал называться Васин. А его домочадцы и родичи звались Васинцы... Следующие поколения уже начали называться Васинецовы – фонетически правильно произнести, выбросив «и» – Васнецовы. Вот Вам и Ваш всегда преданный Васнецов». – Не исключено, что наиболее вероятное происхождение фамилии Васнецовых объясняется новгородским собственным именем «Васенец», и осталась оно от пришлых новгородских разбойников-ушкунцев, что «пограбиша Вятку» в 1374-м.
Кстати, Кинг чуть ли не первым стал отзываться восторженно о Чехове, чувствуя его неоспоримую мощь: «Чехов – крупное явление в русской беллетристике и вполне достоин внимания наших аристархов», – пишет он в весьма читаемом журнале «Книжки Недели», в 1891. В знак дружбы Виктор Михайлович оформил книгу Дедлова «Варвар, эллин и еврей» – «…Издателю виньетка очень понравилась, публике тоже, наверное, понравится», – с благодарностью откликнулся Кинг в письме В.М., в 1895-м. Люди одной творческой среды, большие интеллектуалы, они быстро сдружались, сходились, забывая прошлые, может, и вполне неоправданные упрёки: В. Васнецов, Чехов, Дедлов-Кинг, В. Тихонов (издатель «Севера»), Левитан, Н. Кузнецов, П. И. Чайковский, А. Плещеев, А. Суворин и многие-многие другие; создавая конгломераты, кружки, роящиеся вокруг одного, двух, трёх несомненных талантов, гениев, впитывая и потом распространяя, по-гоголевски, «запах, цвет земли, времени, народа» вдаль, вширь, в российскую глубинку, глубину. Правда, гоголевская эта фраза писана о Пушкине – но ведь и гений Васнецова сопоставим с пушкинским – словно ярчайшее обрамление потаённого духа слова художественной явью, каково шедевральное обрамление пушкинской «Песни о вещем Олеге» васнецовскими орнаментами в стиле древнерусских иллюминированных рукописных книг.
«Я и академик Кондаков ставим в пользу пушкинской школы «Келью в Чудовом монастыре» из «Бориса Годунова»… Это не всё. Опять просьбы, просьбы, просьбы. Если продаются фотографии или вообще снимки с последних картин Васнецова, то велите выслать мне их наложен. платежом», – пишет из Ялты издателю и драматургу Суворину популярный вполне уже писатель Чехов, чьими книгами зачитывалась вся Россия и Европа конца 19 века.
1899. Петербург. Первая персональная выставка Виктора Михайловича Васнецова. О «снимках с последних картин» именно с питерской выставки просил Чехов Суворина.
«На выставке Васнецова Вы получите громадное наслаждение… Вы вздохнёте широко и свободно перед Богатырями, – живые! Их надо видеть. А какие Сирины! Какой Гамаюн! Кажется, что это существо какой-нибудь другой планеты, и делается жутко от этого волшебства художника» (Репин – Суворину, 7 фев. 1899).
«Сейчас вернулся с Передвижной выставки и хочу под первым впечатлением высказать тебе то, что чувствую. Твой «Царевич на волке» привёл меня в восторг, я всё кругом забыл, я ушёл в этот лес, я надышался этого воздуха, нанюхался этих цветов. Всё это моё, родное, хорошее! Я просто ожил!
Таково неотразимое действие истинного и искреннего творчества. Исполать тебе и великое спасибо! Пусть говорят, что в картине много недостатков, неверностей, я не буду спорить, но пусть кто-нибудь другой так просто и непосредственно повлияет на мою душу, как твоя картина. Вот где истинная поэзия! Молодец! Не знаю, когда мне доведётся пробраться в Киев, но думаю, что вырвусь как-нибудь скоро – очень хочется посмотреть твои работы в соборе» (С. И. Мамонтов – В. Васнецову. 1889).
И. И. Шишкин – В. Васнецову:
«Многоуважаемый и высокочтимый мой земляк Виктор Михайлович! Пришла счастливая мне мысль написать Вам несколько строк и тем самым выразить Вам своё удивление и восторг, который Вы вызываете Вашими произведениями и которыми Вы увековечили Ваше славное имя, – я горжусь вами как кровный русский великим художником и радуюсь за Ваше искусство как товарищ по искусству и, пожалуй, как земляк. Не примите это за лесть, избави Бог, – я говорю от честного сердца и по правде, как должно быть, – приятно вспомнить то время, когда мы прокладывали первые робкие шаги для передвижной выставки – и вот из этих робких, но твёрдо намеченных шагов выработался целый путь и славный путь, путь, которым смело можно гордиться, организация, смысл, цели и стремления Товарищества создали ему почётное место, если только не главное, в среде русского искусства» (1896).
Первую икону, писанную для подмосковной абрамцевской церкви в 1880-х, В.М. посвятил духовно близкому образу Сергия Радонежского: «Всё для любви, которая собирает», – завещано Сергием. Абрамцево стало началом большого пути – символом возрождения церковной живописи, восхождения до уровня, достойного прежних великих образцов монументально-декоративной росписи: будущие васнецовские храмовые росписи, легендарные орнаменты и мозаика – связующие звенья, роскошный синтез церковной архитектуры; предтеча, основание русского модерна.
«Мозаики должны исполняться по оригиналу... Исполнительные рисунки для производства работ должны быть (каждый) просмотрены мною и утвер?ждены моей подписью», – скрупулёзно пишет он Ю. С. Мальцеву, получив от него заказ на укНе для денег живём, а они пускай для нас кррашение Георгиевской церкви в Гусь-Хрустальном, в 23-м году беззастенчиво обращённой в кинематограф, как и многие другие тогда.
Не для денег живём, а они пускай для нас крутятся.
«…Там светел свет Христов!»
В зал «запасников» Третьяковки, – на Лаврушинском, 10, – входишь с трепетом: здесь помещены эскизы росписей Киевского Владимирского собора, составляющие целую эпоху в русской иконописи: «Христос Вседержитель», «Крещение Руси», «Распятие». Первая мысль: неужели и это Васнецов? Такой знакомый «сказочник», летописатель, пейзажист, портретист, и вдруг – он же автор религиозных полотен. Да каких! Зовущих к истовой вере, глубоко эмоциональных, никого не оставляющих равнодушным!
Как же и когда написаны незабвенные полотна, волнующие и заставляющие сопереживать вот уже с лихвой век?
В 1884 году А. В. Прахов, историк искусства, археолог, председатель комиссии по внутренней отделке Владимирского собора в Киеве, предложил В. М. Васнецову расписать собор. Незадолго до того Прахов познакомился с росписями, сделанными художником в абрамцевской церкви, с выполненным Васнецовым фризом «Каменный век» – росписью для исторического музея, – восхищаясь ими, понял: именно Васнецов сможет справиться с отделкой Владимирского собора (архитекторы Беретти, Николаев и др.).
Над предложением Прахова Васнецов задумался, словно рыцарь на распутье. Ранее живопись его отвечала светским предписаниям: он автор жанровых картин «С квартиры на квартиру», «Книжная лавка», «Преферанс», «Военная телеграмма», автор исторических полотен «Витязь на распутье», «После побоища Игоря Святославовича с половцами», автор произведений на сказочные темы «Алёнушка», «Ковёр-самолёт»… С другой стороны, Виктор Михайлович – также и глубоко верующий сызмальства человек. В детстве любовался иконами в Рябовской церкви, видел и восхищался произведениями Феофана Грека, Дионисия (15 в.), Андрея Рублёва в московских соборах. Но во второй половине 19 века церковная живопись утратила своё значение. В 70-80 годах торжествовало искусство с его стремлением передать бытийную обыденность такой, какова она есть на самом деле. Надо ли возрождать древнейшее искусство? И если да, то как? Подражая Рублёву? Или византийским художникам? Или писать иконы по-своему, иначе?
Через два-три месяца, после серьёзных размышлений, Виктор Михайлович пишет А. В. Прахову: «Поразмысливши, хотя с некоторым страхом, я решаюсь принять на себя серьёзную задачу исполнить предлагаемый Вами труд». – По договору он должен был расписать стены главного алтаря лицевыми изображениями и орнаментом, написать шесть образов главного иконостаса и четырнадцать малых образов царских врат главного иконостаса. Работа планировалась на два года. Но она растянулась на десять лет.
По предложению Прахова, для подготовки к работе над росписями Васнецов в 1885 году едет в Италию, чтобы ознакомиться с монументальной живописью старых мастеров. Он любуется мозаикой и фресками венецианского собора Сан-Марко, готической архитектурой Дворца до?жей, ранневизантийскими мозаиками Равенны, произведениями художников Возрождения. «До сих пор самое милое, самое поэтичное и доброе впечатление у меня осталось от Венеции, – пишет художник. – Это волшебное заснувшее царство… Впечатление от равеннских мозаик удивительное, точно восход видишь... Не видеть в оригиналах Микеланджело, Рафаэля, Тициана, Веронезе, Тинторетто, Рибейра, Веласкеса и др. – значит совсем не знать искусство – оно глубоко действует на душу и поучительно – я ужасно рад, что их увидел». «Я во время своего предкиевского путешествия в Ита?лию всё искусство воспринимал через музыку. Весь итальянский Рафаэль мною воспринимался как музыка Моцарта, а Микеланджело, без сомнения, чистейшей воды Бетховен», – не переставал восхищаться В.М. поездкой.
Вернулся художник домой, полный замыслов. Нет, не возрождать старинное искусство иконописи, не подражать русским, византийским, западноевропейским художникам, а делать такие росписи, чтобы они привлекали зрителя человечностью образов, будили в нём чувство, веру, страсть: «Я крепко верю в силу своего дела, я верю, что нет на Руси для русского художника святее и плодотворнее дела – как украшение храма – это уже поистине и дело всенародное, и дело высочайшего искусства. Пусть моё исполнение будет несовершенно, даже плохо, но я знаю, что я прилагал все свои силы к делу плодотворному… Я не отвергал искусство вне церкви, – размышляет художник, – искусство должно служить всей жизни, всем лучшим сторонам человеческого духа, где оно может, – но в храме художник соприкасается с самой положительной стороной человеческого духа – с человеческим идеалом. Нужно заметить, что если человечество до сих пор сделало что-либо высокое в области искусства, то только на почве религиозных представлений».
В дневнике Васнецов записывает: «Разум не оправдывает только веру в Бога, но требует Бога».
В поисках путей нравственного самоусовершенствования личности он обращается к образу Христа, так как в нём религиозное сознание человека воплощает нравственно-этический идеал. Исключительно религия, по мнению художника, с её культом Христа, и никакая другая созданная человеком философия, может увлечь людей высокими нравственными принципами и привести мир ко всеобщей гармонии, создать царство справедливости и добра. «Если Христос Иисус только лучший, умнейший, возвышеннейший человек, то нравственное его учение теряет силу обязательности», – убеждён Васнецов. Нет, Иисус – также и высоконравственный человек! – делает он вывод.
И вот, дабы не восторжествовал в человеке дух зла, не разрушилась бы духовная заповедь Бога, художник и взялся за росписи Владимирского собора.
Работа в Киеве уже ждала его: недавно отстроенный храм светился белизной – стены, своды, колонны, арки. Около трёх тысяч квадратных метров должен расписать художник! Он начал с эскизов, набросков: появляются первые фигуры святых; художник ищет, переписывает, начинает заново – находит, тщательно подбирая, единство в росписях, старается, чтобы вся работа сконцентрировалась в неделимое целое, в устойчивый монолит из гигантского замысла и кропотливого исполнения. Трудится над картинами, где фигуры уже в полный рост. Около 400 эскизов виртуозно сваял В.М., волшебник кисти. Начинал в 9 часов утра, заканчивал в сумерки. Уставал, порой кружилась голова, но сразу привык «висеть» на лесах, под потолком храма: «Мне нужны саккосы митрополита Московского Алексея и Петра, которых я пишу на стене, а рисунка одежд до сих пор не могу достать... Мне нужно общий того и другого саккоса рисунки узоров, – просит он друга Василия Поленова 29 мая 1888 г. И далее сам указывает, где в Москве надо искать нужное ему: – Их можно найти на фронтоне Успенского собора и в Патриар?шей ризнице».
Он написал 15 картин и 30 отдельных фигур для киевского собора. Трудно вообразить неохватную масштабность, вселенскость, как сказал бы Бердяев, выполненных работ Васнецова. В средней части храмов, в центральной абсиде (выступ в алтаре, под полусводом) – «Богоматерь с младенцем Иисусом» – непередаваемой красоты! – она, в развевающейся на небесном ветру тунике-покрывале, как на крыльях парит под куполом собора, и Вы тихо приклоняетесь долу в знак смирения и веры: «…что это за лик! В нём и простота, и ласка, и горе, и доброта, и покорность…» (С. Бартенев). – Образ Богоматери был замышлен ещё при строительстве абрамцевской церкви Спаса Нерукотворного (проект В. Поленов – В. Васнецов, при содействии С. И. Мамонтова. 1881-1882). Богоматерь с младенцем и сейчас украшает там церковный иконостас.
В куполе: «Апостолы» и «Святители русской и вселенской церкви» – 28 святых; «Преддверье рая» – более 10 филигранно выполненных образов; «Христос-Вседержитель», «Александр Невский», «Нестор – летописец», «Княгиня Ольга», «Борис и Глеб». «Вседержитель» и «Богоматерь» – в главном иконостасе… Орнаменты центральной части собора писались по его рисункам и при его участии художниками П. А. Сведомским и В. А. Котарбинским. Эскизы росписей в дальнейшем приобрёл для своей галереи П. М. Третьяков.
***
…Входишь в зал Третьяковки и с волнением рассматриваешь церковные произведения Васнецова:
«Крещение Руси». Каким порывом охвачен князь Владимир! Как живо написаны все фигуры, и каким светом пронизано всё полотно!..
«Распятие». Поразительное произведение! Сколько страдания в лице Христа, как отчаянно убиваются ангелы!
«Единородный сын. Слово Божие». Долго будешь стоять перед этим полотном, и светлые чувства пробуждает оно в душе!
«Христос Вседержитель». Всю свою веру в достижимость всечеловеческой гармонии, мудрости и справедливости вложил Васнецов в незабываемое полотно!
«Бог Саваоф». Могучий создатель мира потрясён смертью Христа, скорбят и ангелы, окружающие Бога.
В экспозиции представлены многие и многие церковные произведения Васнецова: изумительный «Спаситель в терновом венце» (1906), «Николай Чудотворец» (1911) и др.
Церковная живопись В. М. Васнецова вызвала огромный интерес в России у всех, кто интересовался искусством, кому дороги и небезразличны судьбы страны. Почитатели художника равняли его соборные работы с великими произведениями итальянского Ренессанса, с Рафаэлем. Виктор Михайлович отшучивался: «Ну, где уж там – Рафаэль, хоть бы Корреджио-то быть…» – Да, говорили, возглашали: Васнецов «творит чудеса», возрождает давно забытое дивное искусство «Дионисеев», «Андреев Рублёвых»!
Д. В. Философов, литературный критик, публицист журнала «Мир искусства», утверждал: «Иконопись Васнецова есть факт, есть заключённое целое, представленное на суд истории, на суд всего русского народа».
«Васнецов производит глубочайшее впечатление своею силою творчества и глубоким, чисто русским мировоззрением, – писала известная художница, гравёр А. П. Остроумова-Лебедева. – Это первый художник с такой полной, цельной натурой, которого встречаю в своей жизни. Какая простота и искренность и глубина чувства… Его не смешаешь ни с кем из всех художников земли».
Встречались в русской печати и отрицательные отзывы о живописи и о храмовых росписях В. М. Васнецова. Но не вижу смысла приводить примеров. Отклики эти напоминали скорее дружественный междусобойчик (А. Бенуа, В. Стасов о «русско-волшебных» сочинениях В.М.), включая неприятие стилистик, накладывающихся с течением времени одна на другую: «одно порождало другое» (Маковский) – каноны быстро рушились, тут же создавались новые и вновь рушились. Время расставило по местам всех – величие, критику, посредственность. Каноны осели ровными рядами в музеях, являя нам примеры лишь по-настоящему достойных, нужных потомкам образчиков ушедших лет.
Думается, в наши дни, когда изменились в корне взгляды на религию, много стало антицерковных выпадов и сомнительных фантасмагорий; когда, несмотря ни на что, несмотря на серьёзные потери, – каковой стала, к примеру, утрата главной достопримечательности родины художников, села Рябово: порушение каменного храма Иоанна Предтечи (1960-е), – наконец вновь восстанавливаются уничтоженные памятники старины. Сегодня, когда духовное возрождение народа стало на первое и наиважнейшее место в развитии культуры, – особенной, архизначительной видится роль храмовых росписей В. М. Васнецова. Их человечность, оригинальность, обращённость к духу людей по-прежнему делают эти творения выдающимся явлением отечественной и мировой культуры. Тем более в свете непростых внешнеполитических отношений украинского и русского народов, братских, кровных народов навек.
Полностью соглашаюсь со словами М. В. Нестерова: «То, что оставил нам Васнецов в наследство, не всякому удаётся оставить. Я верю, что Родина наша, беззаветно им любимая, ещё много раз помянет его добрым словом своим».
«Искусство есть откровение, – пишет С. Н. Булгаков, находясь под впечатлением от росписей Владимирского собора. – Оно сразу интуитивно делает понятным, приближает нам то, что мы постигаем в философии только длинным путём мышления».
Необъятность, «вселенскость» исполненных васнецовских замыслов невозможно передать одним лишь перечислением храмов и соборов, наряду с Владимирским, где работал мастер, – а ведь В.М. задействовал ещё и коллег, соратников, помощников, и много. Клубок творческих взаимоотношений превращал инициативы мастера-виртуоза в настоящее подвижничество, школу созидания: «…Ты огромное впечатление производишь на всю русскую школу» (И. Репин). Изготовлены сотни эскизов, сотрудничать пришлось с десятками архитекторов и художников, многие из них ныне, к сожалению, позабыты: Парланд, Нестеров, Рябушкин, В. Беляев, Н. Бруни, Н. Харламов, Н. Шаховский, Берингер и т.д. и т.п. Так, ещё не закончив эскизы для Владимирского собора, В.М. уже трудится над полотнами для храма Воскресения и церкви Христа Спасителя (Петербург); одновременно с последними создаёт цикл для Георгиевской церкви в Гусь-Хрустальном; параллельно ведётся разработка эскизов для русской церкви в немецком Дармштадте; один за другим исполняются заказы для собора А. Невского в Варшаве.
Писал образа для иконостаса, храма Александра Невского в Софии (1904 –1913), заложенного в 1882 г. в память освобождения Болгарии от турецкого ига. В 1900 – 1901 исполнил проекты фасада здания Третьяковской галереи и ряда других зданий в Москве. А ещё частные заказы: такие как икона «Распятие» – для императорской яхты «Штандарт»; икона «Божьей Матери» – в Англию; Спасы «Скорбящий» и «Нерукотворный» – для членов царской фамилии и др.
Более сорока различных художественных выставок: Париж, Лондон, Рим, Стокгольм, Петербург, Москва; в 1924-1925 гг. – Нью-Йорк и Чикаго. Кроме того, в московских музеях, залах Академии художеств в Петербурге прошли семь его персональных выставок, очень разных по назначении и названию – от своеобразных отчётов об определённом времени творчества до тематических. В 1903 г. в Петербурге экспонируются эскизы мозаик храма Воскресения Христова «на крови»; 1904 – в Историческом музее – картина «Страшный суд»; 1905 – выставка религиозной живописи в Петербурге; 1910 – религиозных картин в Историческом музее; в 1911 –1912 иконами из своего собрания (44 иконы) участвовал в выставке иконописи и художественной старины при Первом Всероссийском съезде художников в Петербурге, и т.д. и т.п.
Действительный член Императорской Академии Художеств, Почётный член Рейнской Академии живописи, Почётный член Московской духовной Академии, Почётный член Киевского общества древностей, профессор живописи, действительный член Музея изящных искусств в Москве, Почётный член Строгановского училища, действительный член Исторического музея, Почётный член «Общества им. А. И. Куинджи», член Союза художников России, награждён орденом «почётного легиона» (Франция) «за заслуги на поприще человеческой мысли и деятельности». Имел большую дружную семью – у Виктора Михайловича и Александры Владимировны было пятеро детей.
История многих монументальных работ В. Васнецова трагична. Через несколько лет после революции, в 1923 г., худож?ник Михаил Нестеров сообщал об участи церкви в Гусь-Хрустальном: «Храм обращён в кинематограф, а картины (росписи) после разных мытарств оказались во Владимире, где их видели сейчас – «Страшный суд» – накатанным на большую жердь, разорванным более чем на аршин (более 70 см) внизу и наскоро зашитым бечёвкой (до того он был сложен в несколько раз и на сгибах потёрся)... Две другие картины без определённого назначения валяются в другом соборе. Сырость делает своё дело. В общем, не знают, что с этим имуществом в настоящее время делать...»
Разрушены храмы Александра Невского в Варшаве, «Спас на водах» в Петербурге, исчезли многие иконы, предназначенные для членов царской семьи и императорской яхты «Штандарт», и другие, написанные Васнецовым по заказам частных лиц в России и Англии. Не каждый из нас может увидеть его работы в Софии и Дармштадте. Но в Петербурге нынче такая возможность есть. Сохранились шесть уникальных мозаик в Храме Воскресения – «Спасе-на-крови», – построенном на месте убиения императора Александра II, 1-го марта 1881.
Коли мать кричала Липунюшку, в те поры егибица подслушала её
и пришла на другой день к бережку, и кричит толстым голосом…
«И впрямь как хорошо!»
Савва Иванович Мамонтов очень хвалил васнецовские декорации и костюмы, начиная с домашних спектаклей в Абрамцево (1880-е) и кончая впоследствии оформлением спектаклей в знаменитой мамонтовской Частной опере. «…До часу ночи или до двух ночи, бывало, пишешь и водишь широкой масляной кистью по холсту, разостланному на полу, и сам не знаешь, что выйдет. Поднимешь холст, а Савва Иванович уже тут, взглянет ясным соколиным оком, скажет бодро, одушевлённо: «А хорошо!» – Посмотришь – и впрямь как будто хорошо» (В. Васнецов).
В. Стасов так описывал впечатления от васнецовских декораций и костюмов:
«Ничего подобного я ещё не видал на русской сцене, даром что у нас бывало на моём веку немало истинно талантливых, истинно замечательных художников-декораторов. Такой необычной творческой фантазии, такого изумительного знания древнего русского искусства вообще и древнерусской архитектуры в особенности мне никогда ещё не приходилось у нас видеть…»
Много, очень много нового внесли братья Васнецовы также и в историю русского национального театра: их по праву считают родоначальниками высокого расцвета театрального декоративного искусства конца 19-го века. Полотнам братьев Васнецовых присущи сказочность, монументальность. Театральность, т.е. яркая образность, красочность, обобщённость помогает художникам воссоздать типы русских богатырей, героев былин, русскую природу, старую Москву. Можно даже сказать: оба брата писали и мыслили театрально, увлекали зрителя зрелищностью, образностью, глубокой содержательностью и красотой своих полотен.
Эта театральность появилась в произведениях братьев Васнецовых не случайно – она является характерной особенностью их творчества, следствием их искренней любви к русскому театру. Истоки тончайшего наития, бескрайнего разнообразия и фантастического трудолюбия следует искать в вятском прошлом: первозданная красота родной природы, народное житьё-бытьё с традициями праздников и будней, вятские сёла и города с памятниками далёкой старины-старинушки – всё это Русь Васнецовых. Художественный талант Виктора Михайловича и Аполлинария Михайловича не появился «вдруг», ни с того ни с сего, а накапливал, набирал силу в течение нескольких поколений рода Васнецовых – суровая природа севера с дремучими лесами, исполинскими елями и пихтами, народные сказания, слышанные в детстве, врезались в память одарённых мальчиков и оказали впоследствии огромное влияние на музу вдохновения:
«Я всегда был убеждён, – писал Виктор Михайлович, – что в жанровых и исторических картинах, статуях и вообще каком бы то ни было произведении искусства – в сказке, песне, былине, драме – сказывается весь целый облик народа, внутренний и внешний, с прошедшим, настоящим, а может быть, и будущим…»
В 1867 г. В. М. Васнецов поступает учиться в Петербургскую Академию художеств, спустя пять лет к нему приезжает 16-летний Аполлинарий: поездка на лошадях, пароходе и впервые по железной дороге ошеломила рябовского паренька, сироту – недавно умер отец Васнецовых, Мих. Васильевич (1870, в 47 лет); чуть ранее, в 39 лет (1866), умерла мама, Апллинария Ивановна.
Братья вместе посещают выставки, ходят в театры. Младшой увлечён архитектурой Москвы, Подмосковья, становится душой абрамцевского кружка, блистательного созвездья талантов, – находится под влиянием В. Поленова, И. Репина, экспонируется у передвижников – становится в итоге признанным мастером-пейзажистом, «певцом древней Москвы». Так, дух времени XVII века Ап. Мих. изысканно и блестяще передал в музыкальной драме Мусоргского «Хованщина», в мамонтовском театре (1897).
В 70-х годах на сценах петербургских театров шли пьесы Пушкина, Островского, Писемского, оперы Римского-Корсакова, Мусоргского, Глинки, Чайковского. Хоть эти спектакли и оформляли известные художники и декораторы, их творчестве пронизано рутиной, обставлено устаревшим хламом – во всю использовались каноны казённых царских театров, «слабые, бесцветные и бесхарактерные» (Стасов). Невозможно было уже удовлетворяться бутафорскими костюмами и декорациями в псевдорусском стиле.
В 1885 г., в доме будущего МХАТа (пер. Камергерский), оперой «Русалка» открылся Мамонтовский театр. «Русалку» Даргомыжского шикарно оформили В. М. и А. М. Васнецовы. В дальнейшем С. И. Мамонтов неоднократно привлекал обоих братьев к работе над постановками в театре: оперы «Снегурочка», – с неё, кстати, и начался, зародился в Абрамцево Частный театр, – «Псковитянка», «Садко», «Моцарт и Сальери» Римского-Корсакова; «Хованщина» Мусоргского, «Борис Годунов». Братья влили в искусство театрального оформительства, костюмирования и композиции новую, свежую кровь: жанр сказки, былины, исторических грёз, фантастики, основанной на достоверных фактах, – оказался чрезвычайно нов, свеж и одновременно знаком с детства: «Я всегда только Русью жил», – говорил Вик. Мих. Помимо Васнецовых к работе в театре привлечены лучшие художественные силы: Коровин, Левитан, Серов, Врубель и др. – превращавшихся из заурядных сценических оформителей в соавторов, сорежиссёров постановок, своими произведениями встававших вровень с исполнителями: артистами Шаляпиным, Н. Салиной, Е. Цветковой, дирижёром Рахманиновым, композитором Римским-Корсаковым.
Ап. Мих., естественно, в полную силу использовал своё знание и любовь к историографическому, архитектурно-географическому материалу; в свою очередь Вик. Мих. – эрудицию в вопросах народного костюма, в увлечении народными песнями, сказками.
Добавим, – цель Частной оперы была проста по замыслу и необычайно благородна по исполнению – пропаганда творчества русских композиторов. И всё. На недешёвое это предприятие, упорно и непоколебимо поддерживаемое в национальном духе, С. И. Мамонтов, режиссёр-новатор, потратил громадные суммы.
Сегодня ночьев-ту такая меня дрожж взяла, что зубы только чНалуплю варёных картошек, маслица полью, сакали.
***
Можно подумать, что умопомрачительная известность и ослепительный блеск творчества братьев-художников Виктора и Аполлинария оставила в тени деятельность остальных «вятских» Васнецовых – Николая, Аркадия, Александра – но сие не так. Их роль в развитии культуры именно вятского края была очень и очень значительной, яркой. Они внесли огромный вклад в развитие родной земли, плотью и кровью, добрыми делами и добрым словом показали – братья-«вятичи» явились в свет не сколько честными исполнителями обязанностей земских учителей, сколько людьми необычайно одарёнными, творчески реализующими свои способности на благо простого народа. Среди народа, в гуще его они и жили, воспитывали деток, вкладывая в потомство лучшие душевные начала.
Род Васнецовых необычайно плодовит, даровит, богат на гениальных, одарённых людей. Потомки Васнецовых – знаменитые русские, советские художники, обладатели самых высоких наград своего времени: нар. худ. СССР А. В. Васнецов, нар. худ. РСФСР Ю. А. Васнецов, скульптор Л. А. Васнецова, ленинградский худ. Л. А. Васнецова и многие-многие др.
Налуплю варёных картошек, маслица полью, сольцы положу и поем.
В. М. Васнецов:
«Я жил среди мужиков и баб и любил их не «народнически», а попросту, как своих друзей и приятелей, слушал их песни и сказки, заслу?шивался, сидя на пеньке при свете и треске лучины».
«…я как православный и искренне верующий русский, не мог хоть на копеечку свечку не поставить Господу Богу. Может, свечка эта из грубого воска, но поставлена она от души. В Православной церкви мы родились, православными дай Бог и помереть».
Сын В. М. Васнецова, Алексей:
«Он никогда не читал нам детских книжек. Он их не любил и совершенно отрицал, что для детей нужны какие-то особенные книги. Он считал, что лучшие мировые произведения доступны и взрослым, и детям. Читал нам часто Шекспира, которого он очень любил. …Под конец жизни он почти исключительно читал Гоголя».
Внук В. М. Васнецова, Виктор:
«В последний раз я видел своего деда, художника Виктора Михайловича Васнецова в 1924 году, когда мне было 6 лет. Естественно, что в памяти сохранились только отдельные эпизоды, например, как дед писал с меня портрет. …Как сейчас помню его высокую, стройную, несмотря на его возраст, фигуру в голубом халате с большой палитрой в левой руке. На всю жизнь запомнился мне его взгляд, который он время от времени обращал в мою сторону. В это время его глаза, обычно добрые, а иногда даже весёлые, становились какими-то проницательными, впивались в меня, как два буравчика, и мне порой становилось как-то страшновато. …Эти периоды были для меня настоящим праздником, меня в семье Виктора Михайловича все очень любили и, естественно, я себе мог позволять куда больше, чем в родительском доме».
От бляблы-то не умрёшь, не реви.
Плох тот народ, который не помнит, не любит и не ценит своей истории. Только больной и плохой человек не помнит и не ценит своего родства, детства, юности. В.М. Васнецов